просто облили сюртук вашего брата, например, ромом, чтобы создалось впечатление о том, что он совершил самоубийство под его влиянием. Ведь как раз в таком состоянии люди и совершают чаще всего бессмысленные поступки.
— Это ужасно! Просто поверить не могу. Но если так, то Вы должны обязательно найти убийцу.
Григорий Николаевич замолчал. Он внимательно рассматривал свой бокал, как будто бы на нем было написано имя преступника. Я тоже молчал. Пауза затягивалась. Следовало сменить тему беседы.
— И ещё один вопрос, сударь. Как ваш брат относился к живописи? — спросил я.
— К живописи? — переспросил Старосельский. — А что такое?
Я рассказал ему об интересе его брата к одной из картин итальянского художника Бернарди, что именно в поисках этого произведения искусства он и поехал в Кострому.
— Когда я разыскал в Петербурге Бернарди, то он оказался мертвым. Его ударили ножом в грудь, — закончил я свой рассказ.
— Ужасно, это просто ужасно. У Павла, конечно, было несколько картин, но, так сказать, для красоты. Он не увлекался живописью. Да вы и сами заметили, наверное, что в этом доме картин совсем немного. А вот читать он любил.
Действительно, насколько я успел заметить, картин в петербургском доме Старосельских было немного.
— Значит, вас удивило, что ваш брат ездил в Кострому, чтобы увидеть некую определенную картину? — уточнил я.
— Совершенно верно. — Мой собеседник протянул руку к хрустальному графину, в котором оставалась уже едва ли половина содержимого.
— Хотите ещё выпить?
— Да, буду признателен вам.
Я решил, что немного портвейна мне не помешает. Голова моя была забита самыми разными сведениями, которые требовалось разложить «по полочкам». Дома следовало записать на бумаге, всё, что рассказали мне Староселськие.
После этого я задал Григорию Николаевичу ещё несколько вопросов. Некоторые из них повторялись, так как я надеялся, что мой собеседник ошибется в ответе. Однако, дядя фрейлины Великой княгини ни разу не запутался, не сбился. В конце концов, мне стало ясно, что ничего больше я не узнаю, по крайней мере, сейчас, и поэтому попрощался с ним.
— Надеюсь, сударь, Вы найдете убийцу моего брата, если, конечно, и в самом деле было совершено преступление. Признаюсь, Вы почти убедили меня, что Павла убили.
— Сделаю всё, что смогу, — заверил я его.
— Если Вам что-нибудь понадобиться — обращайтесь ко мне. Я всегда к Вашим услугам. Здесь в Петербурге я пробуду ещё неделю или две.
— Непременно обращусь, сударь.
Григорий Старосельский позвонил в колокольчик и велел появившейся служанке отвести меня в гостиную. Там меня ждала Елена. Она предложила отобедать у них, но я отказался, сославшись на многочисленные дела. Задерживать меня она не стала. Я попрощался, после чего вскоре уже шел по Гороховой улице. Длиннополая шляпа-боливарка, надвинутая на самые глаза, надежно прятала мое лицо от взглядов прохожих. На Малой Морской улице я нанял экипаж и поехал к Илье Ивановичу Добронравову, коллеге и приятелю Павла Николаевича Старосельского.
Поговорить с Ильей Ивановичем Добронравовым мне нужно было уже давно, ведь он был чуть ли единственным другом Старосельского. Причем старинным другом. К тому же они работали в одном министерстве — в министерстве иностранных дел. Правда, заведовали они разными департаментами.
Дом Добронравова оказался большим и хорошо ухоженным. На меня он произвел большое впечатление своим архитектурным стилем. Сразу было понятно, что он принадлежит состоятельному и имеющему прекрасный вкус человеку.
— Владимир Сергеевич Версентьев, — представился я, когда мне открыл дверь ливрейный слуга Добронравова. — К Его превосходительству Илье Ивановичу Добронравову с рекомендацией от Елены Павловны Старосельской.
Я протянул слуге письмо, которое мне дала Елена, и меня провели в огромную гостиную. Хозяин дома появился минут через двадцать.
Это был высокого роста худощавый мужчина лет пятидесяти, с благородным лицом, темными глазами и почти полностью седыми волосами. Он внимательно рассматривал меня.
После того как я представился и поздоровался, Добронравов пригласил меня присесть на один из стульев. Сам он устроился напротив меня на мягкой софе.
— Елена Старосельская рекомендует вас с самой лучшей стороны, сударь. — У него была хорошо поставленная правильная речь. — Только она не сообщила по какой причине Вы хотите меня видеть. Так что же Вас привело ко мне, молодой человек?
— Ваше превосходительство, — начал осторожно я, — Елена Павловна не верит, что её отец Павел Николаевич совершил самоубийство. Она поручила мне выяснить все обстоятельства этого, по её мнению, странного происшествия.
— Ах, вот как, значит? — Илья Иванович оживился. Мои слова его заинтересовали. — Продолжайте, я внимательно вас слушаю.
— Она обратилась ко мне около трех недель назад. За это время мне удалось кое-что узнать очень важное. В Костроме я обнаружил улику, свидетельствующую, что на самом деле Павел Николаевич не совершал самоубийство. Его убили.
Добронравов вскочил на ноги.
— Я так и знал, сударь! Я так и знал! Ну не мог я поверить, что Павел Николаевич наложил на себя руки. Такого просто быть не могло!
Если до этих пор Илья Иванович Добронравов представлялся мне человеком, умеющим контролировать свои эмоции и чувства, то теперь он открылся с совершенно другой стороны. Под маской хладнокровия пряталась очень темпераментная натура. Он прекрасно мог скрывать свои чувства. Но ведь таким и должен быть человек его профессии. Не зря же Добронравов много лет работал на разных должностях в российских посольствах за рубежом.
Хозяин дома некоторое время взволнованно мерил шагами гостиную. Мне пришла в голову мысль, что он сильно переживал смерть своего приятеля. Сильней, чем многие другие люди на его месте. Наверное, они и в самом деле были очень хорошими друзьями.
Во мне вдруг появилась какая-то зависть к Старосельскому. После его смерти у него по крайней мере осталась дочь и один друг, которые искренне за него переживают. Увы, если вдруг я умру, то вряд ли кто-то станет меня так оплакивать. Разве, что Кондрат. Но речь ведь совсем про другое.
Или, может быть, Добронравов просто хочет показать мне, как он скорбит о смерти Старсельского? Если всё это — игра? Если он просто меня водит за нос? За последние пару недель кое-кто с самым честным выражением лица мне уже лгал…
Илья Иванович вернулся к софе, присел на нее и сказал:
— То, что вы сообщили мне, очень важно. Понимаете, мы с Павлом Николаевичем были очень дружны много
