Ознакомительная версия.
— Невозможно! — вскинул ладонь доктор Труффо. — Чтобы женщина, не имеющая медицинского образования и большого навыка, сделала девять уколов за три минуты? Исключено.
— Во-первых, можно было заранее п-подготовить девять снаряженных шприцов. А во-вторых… — Эраст изящным жестом взял из вазы яблоко и отрезал от него кусочек. — Это у господина Ренье не было опыта обращения со шприцем, зато у Мари Санфон такой опыт есть. Не забывайте, что она воспитывалась в обители винсентианок, серых сестер. Известно, что этот орден ставит своей целью оказание медицинской помощи беднякам, и винсентианок с раннего возраста готовят к служению в госпиталях, лепрозориях и богадельнях. Все эти монашки — высококвалифицированные сестры милосердия, а юная Мари, помнится, была одной из лучших.
— В самом деле, я забыл. Вы правы! — доктор покаянно склонил голову. — Но продолжайте. Больше я вас перебивать не буду.
— Итак, Париж, рю де Гренель, вечер 15 марта. В особняк лорда Литтлби приходят д-двое: молодой смуглый врач и сестра милосердия в опущенном на глаза сером монашеском капюшоне. Врач предъявляет б-бумагу с печатью мэрии, требует немедленно собрать всех, кто есть в доме. Вероятно, говорит, что время позднее, а работы еще много. Уколы делает монашка ловко, быстро, безболезненно. Впоследствии патологоанатом не обнаружит в местах инъекции ни одной г-гематомы. Мари Санфон не забыла уроки своей богоугодной юности. Дальнейшее ясно, посему п-подробности опускаю: слуги засыпают, преступники поднимаются на второй этаж, короткая схватка Ренье с хозяином. Убийцы не заметили, что в руке лорда остался золотой значок «Левиафана». Впоследствии вам, сударыня, пришлось отдать соучастнику свою эмблему — вам легче было отвести от себя подозрения, чем первому помощнику капитана. И еще, п-полагаю, в себе вы были уверены больше, чем в нем.
Кларисса, до сей минуты зачарованно смотревшая на Эраста, мельком взглянула на Ренату. Та слушала внимательно, на лице застыло удивленно обиженное выражение. Если это и была Мари Санфон, она пока ничем себя не выдала.
— Подозревать вас обоих я начал с того д-дня, когда на вас якобы напал бедный африканец, — доверительно сообщил Ренате рассказчик и откусил кусочек яблока белыми, ровными зубами. — Тут, конечно, виноват Ренье — запаниковал, погорячился. Вы бы придумали что-нибудь похитрее. Я восстановлю цепь событий, а вы меня п-поправьте, если ошибусь в деталях. Хорошо?
Рената сокрушенно покачала головой и подперла рукой круглую щеку.
— Ренье проводил вас до каюты — вам было, о чем поговорить, ведь в показаниях вашего сообщника говорится, что незадолго перед тем платок т-таинственным образом исчез. Вы вошли к себе, увидели огромного негра, рывшегося в ваших вещах, и в первую минуту, должно быть, испугались — если вам вообще ведомо чувство страха. Но в следующую секунду ваше сердце затрепетало от радости — вы увидели на шее д-дикаря заветный платок. Все объяснилось: шаря в каюте Ренье, беглый раб польстился на пестрый кусок материи и решил украсить им свою мощную шею. На ваш крик вбежал Ренье, тоже увидел платок и, не совладав с собой, выхватил кортик… Пришлось вам изобретать историю с мифическим нападением — ложиться на пол, взваливать на себя т-тяжелое, еще горячее тело убитого. Наверное, это было не очень приятно, да?
— Позвольте, но это чистейшей воды домыслы! — запальчиво возразил сэр Реджинальд. — Конечно же, негр напал на мадам Клебер, это очевидно! Вы опять фантазируете, мсье русский дипломат!
— Ничуть, — кротко ответил Эраст, глядя на баронета не то с печалью, не то с жалостью. — Я ведь г-говорил, что мне доводилось видеть рабов народности нданга и раньше, в турецком плену. Знаете, почему они ценятся на Востоке так дорого? Потому что, обладая б-большой силой и выносливостью, они отличаются мягким, незлобивым нравом и абсолютно не склонны к агрессии. Это племя землепашцев, а не охотников, оно никогда ни с кем не воевало. Нданга никак не мог наброситься на мадам Клебер, даже с перепугу. Вот и мсье Аоно удивился т-тому, что на вашей нежной шее не осталось синяков от пальцев дикаря. Не странно ли?
Рената задумчиво склонила голову, словно и сама была удивлена таким казусом.
— Теперь вспомним убийство профессора Свитчайлда. Едва стало ясно, что индолог близок к разгадке, как вы, сударыня, попросили его не торопиться, рассказывать подробно и с самого начала, а тем временем послали своего сообщника якобы за шалью, на самом же деле — подготовить убийство. Напарник понял вас без слов.
— Неправда! — звонко воскликнула Рената. — Господа, вы все свидетели! Ренье вызвался сам! Помните? Ну, мсье Милфорд-Стоукс. ведь я говорю правду! Сначала я попросила вас, помните?
— Верно, — подтвердил сэр Реджинальд. — Так оно и было.
— Т-трюк для глупцов, — махнул фруктовым ножиком Фандорин. — Вы отлично знали, сударыня, что баронет вас терпеть не может и никогда ваших прихотей не исполняет. Вы провели операцию, как всегда, ловко, но на сей раз, увы, недостаточно чисто. Свалить вину на мсье Аоно вам не удалось, хоть вы и были б-близки к цели. — Тут Эраст скромно потупился, давая слушателям возможность вспомнить, кто именно разрушил цепочку улик против японца.
Он не чужд тщеславия, подумала Кларисса, однако эта черта показалась ей удивительно милой и, вот ведь странно, лишь прибавила молодому человеку привлекательности. Разрешить парадокс, как обычно, помогла поэзия:
И даже слабость милого созданья
В глазах любви достойна обожанья.
Ах, мистер дипломат, плохо вы знаете англичанок. Полагаю, что в Калькутте вам придется сделать продолжительную остановку.
Фандорин выдержал паузу и, не подозревая о том, что он — «милое созданье» и что к месту службы он попадет позднее, чем предполагал, продолжил:
— Теперь ваше положение стало по-настоящему угрожающим. Ренье д-достаточно красноречиво изложил это в своем письме. И тогда вы принимаете страшное, но по-своему гениальное решение: потопить корабль вместе с дотошным полицейским комиссаром, свидетелями и еще тысячей человек впридачу. Что для вас жизнь т-тысячи людей, если они мешают вам стать самой богатой женщиной в мире? Хуже того — если они ставят под угрозу вашу жизнь и свободу.
Кларисса посмотрела на Ренату с суеверным ужасом. Неужели эта молодая особа, немного стервозная, но в общем, вполне заурядная, способна на такое чудовищное злодеяние? Не может быть! Однако не верить Эрасту невозможно. Он так убедителен и так красив!
По щеке Ренаты скатилась огромная, с целую фасолину слеза. В глазах застыла немая мольба: за что вы так меня мучаете? Разве я вам что-нибудь сделала? Рука мученицы скользнула к животу, лицо исказилось страданием.
— Не стоит падать в обморок, — хладнокровно посоветовал Фандорин. — Лучшее средство для п-приведения в чувство — массаж пощечинами по лицу. И не притворяйтесь слабой и беспомощной. Доктор Труффо и доктор Аоно считают, что вы здоровее б-буйвола. Сядьте, сэр Реджинальд! — Голос Эраста зазвенел сталью. — Вы еще успеете заступиться за вашу прекрасную даму. После, когда я закончу… Между прочим, дамы и господа, именно сэра Реджинальда все мы должны благодарить за спасение наших жизней. Если б не его… необычная привычка каждые три часа определять координаты корабля, сегодняшний завтрак состоялся бы не здесь, а на д-дне моря. Причем завтракали бы нами.
— «Где Полоний? — резко засмеялся баронет. — На ужине, да на таком, где не он ужинает, а его ужинают». Смешно.
Кларисса поежилась. В борт корабля ударила волна поосновательней, и на столе задребезжала посуда, а громоздкий Биг-Бен снова качнулся туда-сюда.
— Люди д-для вас — статисты, сударыня, а статистов вы никогда не жалели. Особенно, если речь идет о пятидесяти миллионах фунтов. Устоять трудно. Бедный Гош, например, дрогнул. Как неуклюже совершил убийство наш мастер сыска! Вы, к-конечно, правы — злосчастный Ренье не покончил с собой. Я бы и сам это сообразил, но ваша наступательная тактика на время выбила меня из седла. Чего стоит одно «прощальное п-письмо»! Тон явно не предсмертный — Ренье еще надеется выиграть время, сойти за сумасшедшего. Главным же образом он полагается на вас, госпожа Санфон, он привык всецело вам д-доверяться. Гош преспокойно обрезал третью страницу в месте, которое, по его мнению, больше всего подходило для концовки. Как неуклюже! Наш комиссар совсем помешался на б-брахмапурском сокровище. Еще бы — ведь это его жалование за триста тысяч лет! — Фандорин грустно усмехнулся. — Помните, с какой завистью рассказывал Гош про садовника, выгодно продавшего банкиру свою беспорочную репутацию?
— Но зачем быро убивать господина Ренье? — спросил японец. — Ведь праток соззен.
— Ренье очень хотел, чтобы комиссар в это поверил, и для вящей убедительности даже выдал тайну платка. Но Гош не поверил. — Фандорин сделал паузу и тихо добавил. — И был прав.
Ознакомительная версия.
