По правде говоря, я тоже не особенно ему поверил. Но будучи старым мореплавателем, должен признать, что определенный резон в словах Дезэссара имелся. На крыльях западного пассата мы долетим до Африки втрое быстрее, да и Мартиника – отличный остров. Люблю там бывать.
* * *
Я полетел над бортом, чтобы посмотреть, как моя питомица будет действовать дальше.
Увидел ее сразу – она стояла на квартердеке с Логаном, сейчас была его вахта.
Подлетев, я услышал:
– …Это все из-за Клеща, дружище. Капитан велел ничего вам не говорить, чтоб вы не проболтались писцу. Я, между прочим, был против. Говорил, что Эпину можно довериться, но меня не послушали. Я для этих бретонцев тоже чужак. Если б я не был штурман, они и мне бы не сказали. – Логан дружески хлопнул Летицию по плечу. – Не дуйтесь, приятель. Какая вам разница?
Моя питомица мрачно смотрела на него.
– Однако сказать королевскому писцу о нарушении установленного маршрута все равно придется. Почему же было не сделать этого сразу?
Хороший, между прочим, вопрос. Я его себе тоже задал.
Гарри рассмеялся, блеснув зубами – мелкими, но совершенно целыми, что редко бывает у моряков, миновавших тридцатилетний рубеж. Цинга и скверное питание мало кого щадят.
– Человек больше склонен внять доводам рассудка, когда у него не остается выбора. Я пообещал капитану, что возьму мсье Клеща на себя. У меня с этим насекомым неплохие отношения.
Это правда. У Логана со всеми сложились отличные отношения, такой уж это был человек. Просыпаясь на своем салинге, я не раз видел, как он болтает о чем-то с писцом, дружески обняв его за костлявое плечо. Гарри приятельствовал даже с Пронырой, к которому все на корабле вплоть до самого последнего матроса относились с плохо скрываемым презрением. Признаться, скверный мальчишка того заслуживал. Он тиранил слабых и беззащитных, вроде корабельного юнги, и заискивал перед теми, кто мог дать ему отпор. За ирландцем же ходил, словно собачонка. Терпеть таких не могу! Однако я отвлекся.
Летиция опустила голову, должно быть, вспомнив, что Клещ к предполагаемому изменению курса отнесся флегматично. Штурману будет нетрудно заручиться одобрением представителя адмиралтейства.
– Что вы так расстроились? – удивился Гарри. – Радоваться надо. Побываете в Карибском море, насмотритесь всякого-разного. А что за славный городок Форт-Рояль!
Она глухо произнесла:
– Мы должны быть в Сале, чтобы выкупить из плена одного человека.
– Должны – выкупим. Просто немного позже. Море так распорядилось, что уж тут поделаешь? А Мартиника – отличное местечко. – Он мечтательно улыбнулся. – Честно вам скажу, доктор, я чертовски рад. У меня в Форт-Рояле сынок растет.
– У вас в каждом порту кто-нибудь растет. – Летиция выглядела совсем убитой.
– Этот особенный. Мой золотой мальчик, мой наследник. Я целый год его не видел. Представляю, как он вырос! – Ирландец расчувствовался, смахнул слезу. – Ах, Мартиника! Лучший остров на земле!
У меня тут же возникло подозрение, не причастен ли сей любвеобильный папаша к тому, что капитан решил не пробиваться на восток, а подчиниться воле пассатов. Вряд ли Дезэссар принял решение, не посоветовавшись со штурманом, а у Логана, оказывается, имелись свои причины стремиться на Мартинику.
Очевидно, та же мысль пришла в голову и Летиции, потому что она метнула на собеседника гневный взгляд, сбросила с плеча его руку и сбежала с мостика.
Я же остался наверху, заняв позицию на бегин-рее бизани. Отныне, решил я, буду смотреть в оба за всем, что происходит на квартердеке, а понадобится – полечу подслушивать к окнам кают-компании. Надо быть настороже. Что-то здесь не так.
Двое суток не покидал я своего поста. Не спал, не ел, а попил только один раз, когда над морем пронесся шумный и стремительный ливень.
Ничего примечательного я не увидел и не услышал, если не считать разговора между штурманом и писцом. Тут я, уж можете мне поверить, не упустил ни слова. Но ничего нового, кроме того, что уже было сказано доктору, Логан не сообщил. Правда, в беседе с Клещом он все напирал на какие-то особенные выгоды захода на Мартинику, но это, вероятно, было уловкой, чтоб распалить алчность чиновника, получающего процент от добычи.
Признаться ли? Мне было жаль Летицию, не выходившую из каюты, и жаль ее бедного отца, но о заходе на Мартинику я размышлял не без удовольствия.
Ах, Малые Антилы! Как они напоминают мой родной остров, мой потерянный рай! Та же буйная зелень, влажное тепло, многоцветные облака. Какое разнообразие птиц! А сколько попугаев! Мы, попугаи, обитаем только в самых благословенных уголках земли. Можете на меня обижаться, но скажу честно: если там, где вы живете, не водятся попугаи, мне вас жаль. Доброго слова это место не заслуживает. Иногда я подумываю о том, чтобы в старости, покончив с морскими странствиями, поселиться где-нибудь на Гваделупе или Доминике и мирно доживать свой век. Вот только где найти питомца, который разделит со мной вечернюю пору моей жизни?
На третий день с западной стороны в синей рассветной дымке проступили очертания скал. То был какой-то из островков Петит-Терр, что составляют часть Наветренной гряды – внешнего бордюра Вест-Индии. Зеленые зубчики суши разбросаны тут повсюду. Большинство из них необитаемы, многие даже не имеют названия.
Я перелетел на марс и клюнул нокового матроса (он беспросветно дрых) в темя.
Бездельник вскинулся, заорал:
– Земля! Ахой, прямо по курсу земля!
Зазвенел колокол. Корабль проснулся. Все высыпали на палубу.
Я, само собой, уже сидел над квартердеком – подслушивал.
На мостике собрались все офицеры. Те, у кого имелись подзорные трубы, сосредоточенно вглядывались в контуры острова.
– Вроде бы Лоханка, – сказал наконец Логан. – По карте должна быть она… Коли так, обходим с юга, берем зюйд-зюйд-вест и часа через три будем на траверзе Ботона. Там до вечера и простоим. Водой на Ботоне не запасемся, но зато там отличная укромная бухточка.
– Зачем терять время? – спросил Гош. – чего не повернуть сразу на Мартинику?
– Надо соблюдать осторожность. Хоть воды и французские, но сила на море у проклятых англичан. Днем лучше отсидеться в тихом месте, а плыть ночью, – объяснил ирландец. – Будем скакать мышью от укрытия к укрытию. Кстати сказать, так оно способней для корсарского дела. Если мимо проплывет кто-нибудь подходящий, мышка может превратиться в кошку. Цап-царап, и готово.
Все, включая капитана, выслушали это суждение с почтением – бретонцы в карибских водах были новичками, а штурман явно знал, что говорит.
* * *
С полудня мы встали на якорь в тесной бухте Ботона, под укрытием скал, так что с моря «Ласточки» было совсем не видно.
Вся команда кроме вахтенных отправилась на берег – походить по твердой земле, искупаться, поискать съедобных плодов и хорошей воды.
Воспользовались случаем и мы с Летицией.
– Ах, Клара, до чего мне надоели мужчины с их грубыми запахами, руганью, гоготом и испанской болезнью, – тихо говорила моя питомица, вдыхая аромат цветов и трав.
Я поднялся над пальмами, полетал взад-вперед, чтобы проверить, нет ли какой опасности, но чужих не обнаружил. Лишь кое-где виднелись следы костров, скорее всего оставленные буканьерами, которые часто охотятся в подобных местах на косуль или диких свиней.
Островки вроде Ботона почти всегда не заселены. Для мирных собирателей жемчуга или рыбаков жить на отшибе опасно – слишком много по морю шастает лихих людей. А для порта нужна большая гавань с хорошими глубинами и надежной защитой от бурь. Здесь же кроме малюсенького заливчика, где не разместились бы даже два корабля, все лагуны были мелки и бесполезны. Зато поразительно красивы: с ярко-голубой водой, песчаным дном, изумрудными берегами.
– Кларочка, погляди, какая прелесть! Я искупаюсь, а ты кричи, если кто-то подойдет.
Девочка разделась и долго плескалась в укромной лагуне, вскрикивая от восторга. Как же она, бедненькая, соскучилась по чистоте, по одиночеству, по наготе.
Я знаю, что женщины прикрывают тело одеждой не из стыдливости, как думают мужчины, а чтобы выглядеть привлекательней. Это вроде брачного оперенья у птиц. Не то чтобы я мог считать себя таким уж знатоком женских статей, но все же могу уверенно сказать: подавляющее большинство красоток в платье выглядит гораздо привлекательней, чем в своем природном виде.
Однако Летиция представляла собою исключение. Рассматривая ее упругое, гибкое тело, я пришел к выводу, что моя питомица принадлежит к редкой разновидности женщин, кому одежда только вредит. Плавая и ныряя в прозрачной воде, девочка была похожа на грациозного дельфина необычной золотистой окраски.
Залюбовавшись этой милой картиной, я чуть не прошляпил людей, ломившихся к нашей лагуне через заросли. То-то был бы сюрприз!
По счастью, кто-то из них заорал:
