— Однако они могли бы появиться, Владимир Петрович. — Воронцова чуть ускорила шаг и, развернувшись ко мне, оперлась спиной на перила балкона. — Ваш необычный Талант уже давно интересует одного человека… Очень старого, могущественного и влиятельного. Вы ведь понимаете, о ком я говорю?
Вот так, сразу?
— И что же от меня нужно этому вашему… человеку? — Я нахмурился и чуть подался вперед, нависая над Воронцовой. — Он сегодня здесь?
— О нет, конечно же. Наш покровитель не любит шумных сборищ. Большинство из тех, кто сегодня гостит в моем доме, не стоят даже крупицы его внимания. Однако вы, Владимир Петрович — другое дело. Мы уже давно следим за вашими успехами. — Воронцова подняла руку и поправила несуществующую прядь где-то у меня на виске. — И мне велели передать, что никто не станет возражать, если вы решите присоединиться к нашей скромной компании.
Вот оно. Не то, чтобы я всерьез ожидал чего-то подобного, но вполне допускал, что рано или поздно колдун пожелает привлечь меня на свою сторону. Амбиции юного Владимира Волкова уже давно вылезали за пределы кудеяровских капиталов и чина капитана георгиевского полка. И даже если человека не получается запугать, его все еще можно купить. Ведь, как известно, обратить сильного врага в союзника — это даже лучше, чем избавиться от него полностью… Пожалуй, на месте колдуна я бы тоже попытался.
А значит, самое время немного набить себе цену.
— Достаточно, сударыня! — Я чуть возвысил голос и схватил Воронцову за плечи. — А что, если я вас арестую? Прямо здесь и сейчас — вы уже сказали достаточно, чтобы…
— И что же я такого сказала?
Ее сиятельство блаженно улыбнулась, будто мои пальцы, впившиеся в белоснежную кожу, приносили вместе с болью какое-то извращенное удовольствие. Она то ли ничуть не испугалась, то ли и вовсе ожидала именно такого — непонимания, злобы и даже угроз.
— Арестовать хозяйку в ее же доме, да еще и прямо на празднике… Не могу поверить, что такой симпатичный юноша может оказаться мужланом. — Воронцова обворожительно приоткрыла рот, подалась вперед, прижимаясь к моей груди — и вдруг сдвинула брови. — Вы ведь понимаете, что я буду все отрицать. А без доказательств…
— Доказательства нужны для приговора и суда, — буркнул я. — А для того, чтобы отправить вас в тюрьму хватит и одного моего слова.
— Пожалуй, это так. И даже небольшое заключение отразиться на цвете лица и фигуре. — Воронцова пробежалась кончиками пальцев по моей рубашке и картинно положила ладонь на чуть отставленное бедро. — Но оно едва ли продлится долго. Рано или поздно Виктору Давидовичу придется меня отпустить. И тогда, Владимир Петрович, ваша поистине блестящая карьера закончится.
— Вы мне угрожаете? — Я нарочито-злобно оскалился, давая зверю внутри чуть больше свободы. — Хотите запугать?
— Полагаю, это не так уж легко сделать. Вы определенно не из тех, кого легко сбить с толку угрозами. Я желаю лишь предостеречь вас от ошибок, которые непростительны для столько блестящего и разумного молодого человека. — Воронцова осторожно взяла меня за лацканы пиджака и, чуть притянув к себе, заглянула прямо в глаза. — Однако с нашей помощью вы уже совсем скоро достигнете таких высот, о которых пока не можете даже мечтать. Куда больших, чем смогут дать покровительство старика Горчакова и даже дружба с наследником престола!
— Я уже видел, каких высот достиг покойный князь Меншиков, ваше сиятельство. — Я накрыл ладони Воронцовой своими. — И остальные — старик Вяземский, Милютин-Браницкий, генерал Валуев… Они все служили вашему покровителю — и что с ними стало?
— Они были предателями! — Глаза Воронцовой сверкнули недобрым пламенем. — И, что хуже того — они были глупцами. Поэтому нам пришлось от них избавиться.
— Однако вы и сейчас продолжаете гнуть ту же самую линию, разве не так? — Я сжал пальцы, отрывая руки Воронцовой от своей одежды, и отступил на шаг. — Сумароков…
— Хватит уже об этом!
На этот раз ее сиятельство выложилась по полной. Одной рукой поймала мою ладонь, а вторую забросила на шею, чуть ли не впиваясь ногтями в затылок. А потом шарахнула Талантом с такой силой, что на мгновение у меня даже потемнело в глазах. Видимо, Воронцовой уже давно не приходилось встречать равного противника, и все мужчины — а может, и женщины тоже — в ее объятиях превращались в покорных телят. Наверняка она думала, что и я выйду на балкон не мыслящим человеком, а залитым по самые глаза страстью и желанием болванчиком, готовым прыгнуть с балкона по одной только ее просьбе.
Кажется, пора немного подыграть.
— Политика — это ведь так скучно, правда? Вам ведь не обязательно принимать решение сейчас! Просто подождем… — Воронцова прижалась губами к моей шее. — Подождем немного… Побудем вместе.
— Что вы делаете? — Я снова впился пальцами в белоснежные плечи и будто бы через силу отстранился. — Ваше сиятельство, это неприлично… Нас могут увидеть!
— Пусть видят! У вас такие сильные руки, Владимир Петрович…
Похоже, сейчас Воронцова даже не ломала комедию. Обычную женщину мое перекошенное лицо и сверкающие в полумраке желтые звериные глаза непременно бы испугали, но ее сиятельство то ли находила это привлекательным, то ли в целом любила все… этакое. Когда я еще сильнее сжал пальцы, она едва слышно застонала и обмякла, закатывая глаза от удовольствия, которое вряд ли можно было подделать.
— Кажется, я устала. — Воронцова повисла у меня шее. — Устала и слишком пьяна… Вы ведь проводите меня до покоев, Владимир Петрович?
— А как же гости? — тихо поинтересовался я. — Они разве не будут искать нас?
— Какая, в сущности, разница?
Когда я развернулся и покорно зашагал, мнимая слабость ее сиятельства тут же исчезла без следа. Меня буквально протащили через весь балкон, но не обратно в бальный зал, а к небольшой дверце. Которая, видимо, вела в будуар — в небольшой комнате горел только ночник, так что я
