— И вы не спросили, что он имел в виду?
— Нет. Теперь вот себя корю.
— Эта деталь тем более не дает мне покоя, что вы ведь не собирались менять место, не так ли, пока Джордж не погиб?
— Конечно, нет, мы планировали остаться. Хотя… кто знает? Джордж мог передумать.
Оба задумчиво помолчали. Потом Дабни спросил:
— А следующая улика?
— И даже не одна, а несколько — о его отце, как в дальнейшем выяснилось. Рисунок двумя цветами — розовым и черным — на карточке общества «Сентябрь» означал семейный герб Пейсонов; но главное — записка, спрятанная под котом, в которой странным перекрестным кодом зашифровано «12 Сфлк 2» — номер полка и батальона, где служил его отец.
— Вы правы, — подтвердил Дабни. — Очень логичная цепочка.
— Получается, я знаю все, чтобы понять произошедшее, но до сих пор не сложил факты правильно.
— А что еще вы нашли?
— Трость и прогулочные ботинки.
— О, тросточку он очень любил, она досталась ему от дедушки.
— На ботинках, как и на кончике трости, засохли комья грязи. Ясно, что Джордж недавно совершил длинную прогулку, но зачем он положил вещи в кресло? Трость еще можно понять, но ботинки! По моим представлениям, ему нравилось сидеть в кресле у печки…
— Верно, — согласился Дабни.
— Похоже, к ним он тоже хотел привлечь внимание. Зачем? Думаю, они должны навести на мысль о его пеших прогулках за луг Крайст-Черч, где он встречался с Джеффри Кентербери. А кроме того, он хотел показать, что в последнее время его образ жизни изменился.
— В каком смысле?
— Все в один голос утверждают, что Пейсон скорее отправился бы в паб, чем на пешую прогулку.
— Так и есть. — Дабни тепло рассмеялся.
— Отсюда следует, что трость и ботинки нетипичны для Джорджа, и уж тем более нетипично класть их в кресло. Почему бы, в конце концов, просто не выставить их у двери, чтобы слуга почистил?
— Но ведь с Кентербери — или кто он там на самом деле — Джордж встречался на балу в колледже Иисуса.
Ленокс покачал головой:
— Только в последний раз, накануне бегства. Видимо, дело было срочное. Я почти уверен: Кентербери предупредил Джорджа, что нужно бежать, или они условились о сигнале, по которому он исчезнет. Хотя это только догадки, думаю, предыдущие разы они встречались не в самом Оксфорде, а в окрестных деревушках. Скорее всего в людных местах, где никто не мог их узнать.
Небо после дождя прояснилось, выглянуло солнце, и сразу потеплело. Разговор на время затих, и Ленокс, глядя в окно, почувствовал, что никогда еще не был так близок к разгадке.
— Больше подсказок нет?
— Есть еще одна.
— Какая?
— На ковре в гостиной (ковер некогда принадлежал Пейсону-старшему, что немаловажно) лежало несколько предметов. Со стола упасть они не могли — слишком далеко, да и то, что предметы лежат вместе, выглядит как неслучайная случайность. В них, как и в дорожке пепла, есть что-то нарочито искусственное.
— А что за предметы?
— Помидор, кусок бечевки и вечное перо.
Дабни задумчиво поскреб загривок, где начинали отрастать волосы.
— Перо я помню.
— И все три предмета были…
Ленокс замер.
— Были что?
— Красногри… Красные, — тихо, почти про себя ответил Ленокс. — Разрешите задать вам еще один вопрос?
— Ну конечно!
— Раз вы не Билл Дабни — кто же вы?
Молчание длилось целую вечность.
Вопрос: «Может ли детектив, ведя расследование, прибегать к оружию?» — Ленокс для себя еще не решил, хота на охоту ездил с удовольствием, однако сейчас думал лишь о маленьком пистолете в ящике стола. Путь к письменному столу преграждал незнакомец, и тем не менее Ленокс хотел попытаться. Слабая догадка о том, кто на самом деле этот лже-Дабни, у него была, а вот вера в свою интуицию значительно ослабела. Он слишком поздно понял, что перед ним самозванец.
Молодой человек заговорил первым, но в его голосе звучало скорее любопытство, чем враждебность.
— Как вы догадались?
— Было несколько неувязок.
Точнее, три: цвет волос, сигарный пепел, акцент. В каждом случае что-то не сходилось.
— Значит, вы знаете, кто я?
— Надеюсь, что друг.
— Зла я точно не причиню.
Ленокс перевел дух. По тем или иным причинам, но хозяином ситуации снова был он.
— Вы — Джордж Пейсон? — спросил он.
— Да, — ответил «покойник», протягивая руку. — Рад с вами познакомиться, мистер Ленокс.
— И значит, мертв… Дабни?
— Да, Билла больше нет.
Пейсон произнес это ровно и спокойно, не изменившись в лице. Впрочем, возможно, спокойствие было лишь внешним и могло в любой момент смениться истерикой.
— Это вы его убили?
Повисла мрачная, пугающая тишина. И тут Пейсон уронил голову на руки и разрыдался. С этой минуты Ленокс знал, что ему ничего не угрожает.
— В каком-то смысле. Все равно что я, — с трудом выговорил Пейсон сквозь слезы и, стараясь остановить их, поднял глаза к потолку. — Что меня выдало?
По большому счету — манера говорить. Ленокс понял, что слышал не сглаженный Оксфордом акцент мидлендского парня, а интонации лондонского аристократа. Плюс непонятная полоска пепла возле импровизированного лагеря: только во время разговора Ленокс осознал, что не видит ей объяснения. До гибели Дабни Пейсон не собирался менять стоянку — зачем же рассыпать пепел? Напрашивалось только одно объяснение: Пейсон оставил подсказку, впервые ощутив, что попал в переплет, а значит — после гибели друга.
Плюс волосы. Мак-Коннелл сказал: «Сбриты со всего тела». Почему? Потому что у Джорджа Пейсона волосы были рыжие. Первое, на что обратили бы внимание. Обезображенный и лишенный волос труп пришлось опознавать по одежде и найденным в карманах предметам…
Обо всем этом Ленокс рассказал Пейсону. И добавил:
— Вы сбрили волосы с головы и тела мертвого Дабни, поскольку поняли, что охотятся именно на вас и что с вашей смертью страсти немного поутихнут.
— Самый тяжелый момент в моей жизни. Бедный Дабс! Вы представить себе не можете, мистер Ленокс… он был самый настоящий, самый благородный друг в мире. Как ни странно это звучит, но все, что я говорил вам вчера вечером от его имени, — чистая правда. Я действительно сказал, что ему со мной нельзя, и он действительно сделал по-своему. Но оставить волосы я не мог. Хотя сознавал, что это может добить мою мать. Вы виделись с ней? Как она? Держится? И я знал, что его родители будут надеяться напрасно. Мне все казалось, будто я совершаю святотатство. Жуткое чувство.
— Но труп обезображен…
Пейсон смотрел на него невидящим взглядом.
— Ночью на луг приходят лисы. Всегда. Я знал… я рассчитывал на это.
По его щеке медленно сползала слеза.
— Будет лучше, если мы вернемся к началу, — мягко предложил Ленокс. — Или к середине, раз на то пошло: как погиб Дабни?
— Как я — в моем рассказе. Я отправился за едой, как и говорил. Мне в голову не приходило, что нам что-то угрожает, я думал о приключении. Не лишенном опасности — да, но таком заманчивом… Теперь уже не важно. Я возвращался с покупками, как вдруг увидел сквозь деревья убегающего человека. Он оглянулся, однако лицо я едва заметил.
— Как он выглядел?
— Лет, вероятно, за сорок. Волосы с проседью. И еще — даже не знаю, как сказать, — костюм на нем сидел как форма. Словно он официант, или лакей, или что-то подобное.
— И что вы сделали?
— Погнался за ним, а дальше… О том, что я сделал дальше, вы знаете не хуже меня, как знаете, с какой целью я оставил подсказки. Перенес тело на луг, где больше натоптано, рассыпал пепел…
Не в силах сдерживаться, он разрыдался, и неподдельное горе, прежде убедившее Ленокса в невиновности Дабни, теперь, как ни парадоксально, подтверждало невиновность Пейсона. Потрясение от того, что перед ним самозванец, прошло, и Ленокс мог теперь оценить хитроумный план по достоинству. Действительно, куда безопаснее было притвориться Дабни, чем прийти в дом под своим именем: откуда молодому человеку знать, что Ленокс не выдаст? Потому что ему доверял Стамп? Но разве Стамп прошел через то, что пережил Пейсон?
— Давайте вернемся к самому началу. В чем же причина? Кто ваши преследователи? Что им сделал ваш отец? И кто такой Джеффри Кентербери?
Пейсон вдохнул поглубже, стараясь взять себя в руки, и начал рассказ:
— Ответы на большинство ваших вопросов для меня такая же загадка. Хотя кое-что мне известно. Поэтому я и хотел попасть на завтрашнее собрание — мне нужно знать правду.
Примерно две недели назад я получил по почте странное письмо, в котором меня просили о встрече в пабе «Корона» в Дидкоте — путь неблизкий, несколько миль. Отсюда и выложенные на видное место трость и ботинки — намек на длинные пешие прогулки: как вы убедились, многие знали, что мне это несвойственно. А трость я, кстати, очень люблю. Дед у меня был что надо.
