Глава одиннадцатая
Человек с ласковыми глазами
Человек, которого сеньор Моро звал просто Аргентинцем, в континентальной Европе был известен как маркиз Эдуардо де Вальфьерно, в Америке его именовали Алехандро Гомес Вальенте де ла Сота, а в Британии – Хосе Мартинес Карлос де Мендоса. Этот многоликий господин сейчас с комфортом расположился в небольшом, но уютном частном доме, стоящем на берегу Мексиканского залива. Удобно сидя в кресле перед накрытым столом, он, как сказал бы его знакомый арабский шейх, усердно кейфовал или, попросту, наслаждался жизнью.
Вальфьерно получал удовольствие и от свежего утреннего бриза, колыхавшего легкие белые занавески в его комнате, и от теплого солнца, проникавшего сквозь эти занавески, от острого запаха свежих устриц на его тарелке, устриц, которые он запивал первоклассным «Шато Лагранж» – такое и в Париже обошлось бы недешево, а здесь, на Кубе, его пили только люди по-настоящему состоятельные. Конечно, можно было бы обойтись и чилийским вином, но разве затем он проворачивал миллионные сделки, чтобы ограничивать себя в маленьких капризах, которые для человека с художественным вкусом важнее, чем хлеб насущный?
Тот, кто хотел бы постичь душу Аргентинца, должен был прежде понять, из чего состоит его повседневная жизнь. Интенсивные поиски малоизвестных или, напротив, очень известных шедевров, построение тонких планов овладения этими шедеврами, сложная организационная работа, внезапный, как молния, удар с последующим достижением цели… – и блаженный отдых, непременное дольче фарньенте перед новым трудным предприятием. Такая жизнь была по душе Эдуардо де Вальфьерно, такую жизнь он любил и понимал, как никто.
Разумеется, можно было бы отправиться домой, где давно ждала его роскошная эстансия, она же асиенда [20] – заработанных денег хватило бы не только ему, но и его возможным детям, внукам и даже правнукам, аще таковые все-таки появятся на свет. Да, можно было бы все бросить и просто радоваться жизни. Однако, сеньоры, такой ход событий был не для Аргентинца: без дела он просто умер бы со скуки. Сложное стратегическое планирование, небольшое преступление, умеренный риск – все это он любил больше жизни. Однако жизнь не состояла только из работы: он умел наслаждаться всем выгодами своего положения во время небольших перерывов, которые он время от времени сам себе устраивал. Работа – отдых, снова работа – и опять отдых, вот, милостивые государи, лучший в мире порядок. Потому что если ты не отдыхаешь, ты унылый раб, бесконечно собирающий под жарким солнцем на полях сахарный тростник, а если не работаешь, получая свои миллионы ни за что – ты просто скотина, и жизнь твоя лишена всякого смысла.
Был, правда, в этой безупречной схеме один изъян. Несмотря на все свои деньги, Вальфьерно не мог чувствовать себя совершенно свободным. Вот и сейчас он бы желал выйти из дома, и сесть не то, что во дворе, а на песке, прямо на берегу – так, чтобы свежий ветер ласкал лицо и грудь, чтобы солнце коптило его кожу и опьянял его соленый морской воздух. Но, увы, все это было невозможно по соображениям безопасности. Профессия Аргентинца была устроена двояко: с одной стороны, она обеспечивала его большими деньгами, с другой – непримиримыми врагами. И кое-кто из этих врагов в неприязни своей мог зайти слишком далеко.
Именно поэтому во время своих постоянных переездов по миру сеньор Эдуардо старался даже на короткий срок не селиться в гостиницах, а снимать частные дома. В отдельно стоящем доме, окруженном забором, гораздо легче было организовать его защиту детективным агентствам и охранным фирмам, к услугам которых он прибегал. Всякий раз это были проверенные местные заведения, их работники туго знали свое дело и вовремя выходили на сцену, предотвращая любые попытки обокрасть его, шантажировать или даже убить. Позавчера, например, некий неустановленный мерзавец попытался ворваться в его дом и был благополучно нейтрализован охраной. Наличие мертвого тела на горизонте немножко портило настроение, но, в сущности, не касалось сеньора Вальфьерно. Все вопросы в таких неприятных случаях улаживала сама охранная фирма. Что было, конечно, справедливо – в конечном счете ведь это не он, Вальфьерно, прикончил негодяя, а те, кто его защищал.
Встает естественный вопрос: можно ли было не убивать бандита, ворвавшегося в дом? Может быть, и можно, однако в этом случае могли пострадать и охранники, и сам Аргентинец, ведь нападавший, кажется, был вооружен. То есть, разумеется, не кажется, он совершенно точно был вооружен – ведь не стали бы охранники подбрасывать покойному пистолет с тем, чтобы оправдать его убийство.
Кое-какие трудности возникали во время перемещений между городами и странами, когда он, действительно, мог оказаться в некоторой опасности. Конечно, можно было бы нанять постоянных охранников, которые ездили бы с ним повсюду, однако это казалось Аргентинцу обременительным. Во-первых, это стесняло его свободу – нельзя было даже отправиться в туалет без того, чтобы кто-то не топал за тобой по пятам. Во-вторых, постоянных охранников легче подкупить, и тогда вполне можно стать жертвой тех самых людей, которые должны тебя защищать.
Однако вчерашние события на «Джеймсе Ли» ясно показали, что, скорее всего, ему придется-таки пересмотреть свою стратегию. Тяжелая длань озверевшей судьбы вчера едва не настигла Аргентинца. Когда он подплывал на корабле к острову, на него бросился какой-то обезумевший кубинец, стал душить и едва не сбросил в море. К счастью, другие пассажиры смогли отбить это нападение, матросы связали преступника, а после того, как корабль причалил, отправили его в полицию, которая надо думать, и займется его дальнейшей судьбой.
Кто был этот странный молодой человек, ни с того ни с сего решивший отправить его к праотцам и имел ли он отношение к предыдущему нападению, сеньор Эдуардо не знал, однако догадывался, что вся история могла быть связана с золотой богиней Атабей – статуэткой невероятной ценности, которая несколько месяцев назад попала ему в руки.
Поначалу он хотел найти на нее покупателя, но потом, поразмыслив здраво, решил этого не делать. Откровенно говоря, дело тут было даже не в размышлениях, просто статуэтка ему чрезвычайно понравилась. Через его руки нередко проходили баснословно дорогие вещи, но ни одна из них не произвела на него такого впечатления, как индейская богиня. От нее исходил какой-то живой и чрезвычайно приятный жар, как будто в ней горело маленькое солнце. Всякий раз, когда он брал ее в руки, ему становилось необыкновенно хорошо.
Он не знал, что за магия скрыта в статуэтке, но было понятно, что такую вещь нельзя продавать ни за какие деньги. Более того, Аргентинец решил, что ее нельзя даже просто оставлять без присмотра, пусть и в самом надежном сейфе. Он почему-то очень ясно ощущал, что богиня должна быть рядом с ним, во всяком случае, здесь, на Американском континенте, где у него были прикормленные таможенники, и где он мог свободно перевозить ее через границы. Он знал, конечно, что торговец не должен привязываться к вещам, какими бы прекрасными они ни были, иначе он превратится в своего рода алкоголика, связанного пугающей зависимостью с проходящими через его руки шедеврами, однако для индейской статуэтки решил сделать исключение.
Он был уверен, что два последних покушения на его жизнь были связаны именно с золотой богиней. В его глазах это служило дополнительным свидетельством ее необыкновенной ценности. Так или иначе, если уж за ним объявили охоту, рано или поздно явятся новые враги. Поэтому стратегию защиты нужно будет пересмотреть.
Впрочем, сейчас его занимала совсем другая история. Вчера вечером у него состоялся телефонный разговор с сеньором Моро, который дал ему понять, что с ним желает встретиться некое значительное лицо – русский князь Барятинский…
* * *
– Почему именно Барятинский? – полюбопытствовал Ганцзалин, когда они с действительным статским советником сели в экипаж и отправились на встречу с маркизом де Вальфьерно, о которой Моро договорился еще накануне. – Почему вы решили представиться князем?
