Следующим летом мне должно исполниться тридцать три года. Боже, мой земной путь, возможно, уже пройден наполовину, а столько всего еще осталось сделать, так много осталось узнать.
Свет холодной луны серебрил участок стены между деревянными балками моей спальни. Кот сладко урчал. В воздухе еще витал аромат пирогов — матушка почти до полуночи трудилась на кухне, занимаясь стряпней на случай, если единственная наследница покойного короля Гарри[5] соизволит переступить порог нашего дома и приведет половину своего двора. Я попытался было помочь матери готовить яства, но, в конце концов, она отослала меня… ибо боялась, что поутру, лишившись ночного покоя, я буду приветствовать королеву в Мортлейке с тупой усталостью в голове и уродливыми морщинами под глазами.
Так что я отправился спать и погрузился в самую страшную бездну своих повторявшихся снов.
Мои руки связаны сзади, спина крепко прижата к деревянному столбу, глаза закрыты, и я жду, когда мне причинят боль.
Прислушиваюсь в ожидании треска, сейчас станет жарко.
Но вокруг меня тишина. Кажется, ушли. Со мной ничего не будет. Я получил прощение. Меня отпустят на свободу.
И я открываю глаза — над высокими шпилями Лондона сияет синее небо. И думаю, как бы воспарить в эту высь. Надо развязать руки, я опускаю глаза и вижу…
…мои бедра обуглились и почернели, превратившись в сухие лохмотья, и я, словно Джек Симм с отмороженными пальцами ног, больше не чувствую их. Мои ноги обгорели до почерневших костей. Внизу, на тлеющем пепелище, лежат останки моих ступней.
Лишь теперь я проснулся и соскочил на деревянный пол, очнувшись от слепящего ужаса ненасытного жара и жуткого ощущения адского пламени вокруг моей головы.
Наконец она появилась.
Вскоре после одиннадцати на реке показалась золоченая флотилия из блестящих барок и лодок. Вверху развеваются знамена, солнце играет на клинках и шлемах, воздух дрожит от мороза.
От мороза… и ожидания, внушая холодный трепет, столь похожий на чувство тревоги. Только не в этот день. Пока королеве помогали сойти с барки и подняться на берег, обитатели окрестных домов припали к окнам, а я, в чистом дублете, поджидал ее у наших ворот.
От напряжения у меня сосало под ложечкой, ибо, за исключением интеллектуальных бесед да анализа мнений, общаться с людьми любого положения в обществе я не умел.
Матушка, если только ее не пригласят, останется в доме вместе со своими пирогами и горячим вином. Ни я, ни моя мать не смогли выспаться накануне, но та, которая уже стянула перчатку, похоже, провела чудесную ночь.
Я склонился, чтобы поцеловать руку, и нежный аромат розовых лепестков защекотал мне нос.
Ее длинные пальцы — белые, словно жемчуг, бледные, словно лед. Позади, за ее спиной, бессмысленное войско вооруженных пиками стражников неподвижно взирало на меня свысока.
— Рада нашей встрече, Джон. Как теперь ваше здоровьишко?
Все тот же звонкий девичий голос. И по-прежнему, как мне показалось, чуть неуверенный. Кое в чем я признался себе. Слишком много времени провел с книгами, как выразился бы мой батюшка — типичный валлиец и балагур.
— Прекрасно себя чувствую, Ваше Величество, — ответил я. — И, полагаю, вы также?..
Я поднял глаза — как раз вовремя, чтобы заметить перемену в ее лице, легкий изгиб маленьких земляничных губ. Едва ли это движение означало улыбку.
— Стало быть, — сказала она, — ваша простуда отступает?
— Хм… простуда?
— Нездоровье… — Ее голос теперь сделался тверже, изящный ротик вдруг стал похож на мясистый бутон ее отца. Но все мои мысли были заняты в тот миг лишь грубым разрезом на воске. — …которое помешало вам присоединиться к нам на прошлой неделе.
— Ах да, — вспомнил я. — Теперь все хорошо, благодарю, госпожа. Да… гораздо лучше.
— Мы так переживали. Ведь подумать — простуда. — Королева была в костюме для верховой езды, меховой мантии и меховой шапке. — Особенно теперь, когда кончается долгая зимняя стужа.
— Куда лучше остаться в родных стенах, — осторожно ответил я. — То есть… лучше, чем оказаться вытащенным наружу и быть оставленным на попечении чужих людей.
— Или медведей, — добавила королева.
Ресницы ее темно-серых глаз почти сомкнулись. Точно ставни на окнах. И я подумал: «Боже правый».
Мой друг, Роберт Дадли, потешается надо мной.
«Обычное дело в диком лесу, Джон. Медведи, собаки — они все убийцы, такие же, как и мы. Они — часть нас. Наша суть. Мы — племя воителей; все, что мы имеем, присвоено в бою и добыто убийством. Иногда мы — медведи, а порой — псы, в зависимости от того, деремся ли мы за то, что принадлежит нам, либо ради того, чтобы награбить чужое».
Я постоянно обращаю его внимание на то, что военный успех — это скорее хитрость, ум, изобретательность, нежели слепая ярость. Напоминаю о механизмах, которые я создал для военных целей, о навигационных устройствах, призванных укрепить наше превосходство на море. Я упорно настаиваю на том, что, наблюдая за сварой собак и медведей, мы не получаем никакой пользы, но только утрачиваем человечность. Во время войны, говорю я, мы сражаемся за победу, но вовсе не для того, чтобы продлить агонию ради забавы.
Дадли пожимает плечами.
«Взгляни правде в глаза, Джон. Ты — книжный червь, у тебя просто кишка тонка для ратных дел».
Конечно: оглушительный рев и безумный металлический лязг — жалкие стоны эха из подземных чертогов Гадеса… варварство, без которого я могу прожить.
Но потом, с миловидной, немного смущенной улыбкой, мой друг и бывший ученик выбирает мишень и вонзает в нее клинок.
«Видел бы ты королеву, Джон. Как она хлопает маленькими ладошками и подскакивает со стула при каждом щелчке окровавленных челюстей. Не поверишь, но королева всегда любила травлю медведя…»
Стоит ли забывать, однако, чья она дочь. Жалость и отвращение — с этим я еще способен совладать, могу подавить их в себе, если требуется. Но вот непроизвольное чувство презрения… кто осмелится на такое?
Потому, будучи приглашенным на званый пир с участием Ее Величества и намеченной травлей медведя, я тут же изобразил простуду и недомогание.
Аромат ее духов оживлял воздух. Неизменное благоухание роз, будто один взмах королевской руки мог изменить время года. Моя престарелая кузина, Бланш Перри, первая фрейлина королевы, стояла немного поодаль среди толпы стражников, придворных и самодовольных прихлебателей трона. Она глядела на нас, точно на белую сову средь ветвей. Бланш никогда не доверяла мне.
— Боюсь, из-за простуды я не доставил бы удовольствия своим видом, — неуверенно сказал я. — Мой нос…
— Как обычно, уткнулся в книгу, я полагаю, — ответила королева.
— Да, — смиренно подтвердил я. — Полагаю, так.
На миг повисло неловкое молчание.
Затем королева запрокинула голову и закатилась веселым смехом — будто стая зябликов взмыла в воздух. Ватага придворных последовала примеру своей повелительницы, разразившись бурным потоком хохота, словно с каждого из них сорвали повязку безмолвия. И только Бланш Перри по-прежнему таращила на меня взгляд, наблюдая с серьезным видом за тем, как королева взяла меня за руку и многозначительно отвела в сторону от толпы своих провожатых.
— Я не хочу дразнить вас, Джон.
— О, вы уже это сделали, — ответил я.
— Порой мне кажется, — продолжала она, когда мы вошли в сад, — что вы знаете меня — несомненно, благодаря своему искусству, — лучше, чем кто-то другой.
Моему искусству? О боже.
— Но еще оттого, — быстро добавила она, — что вы сами натерпелись горя и прошли через несчастья, которые так часто выпадают нам.
Я благодарно кивнул в ответ. Дочь своего отца, сестра своей сестры, однако, в отличие от них, Елизавета слышала, как ключ повернулся с другой стороны. В то время — на шестнадцатом году жизни — она слишком хорошо осознала, что значат черные карты, выпавшие леди Джейн Грей[6]. И теперь часто вскакивала по ночам, терзаемая во сне свистом призрачного топора, так же как я пробуждался от рокота адского пламени. Насколько была уверена она в своей безопасности, даже теперь? Знала ли вообще что-нибудь о восковой кукле?
— Помните, Джон, вы как-то приглашали меня посмотреть вашу библиотеку?
— Мм… да, кажется, приглашал… да.
В тот раз я подумал, что она неправильно поняла меня или, во всяком случае, сделала вид. В свои двадцать шесть она была всего на несколько лет моложе меня.
— Дело в том, — тихо произнесла королева, — что коекто настоятельно советовал мне держаться подальше от вашей библиотеки[7].
