– Есть не буду - ужинал у графа. Ступай, спи!
Бригадирский денщик, улыбаясь в подстриженные на гренадерский манер усы, пошел прочь.
"Ну и барин! - думал он. - Помыться в такую жару хорошо, слов нет, но помыться как пристало штаб-офицеру - в тазу, с мылом, с душистой водой. А он - из ведра. Ровно мужик, слезший с полка. И теперь завалится на сено. Чудак!"
И бригадирский денщик даже махнул рукой.
После холодной воды приятно пощипывало тело. Веки закрывались сами. Устал за день. Хотелось спать. В голове - все то, что назойливо лезло целый день:
"Мне бы сорокатысячную армию и кроатов Лаудона! Плевал бы я на всех Даунов! Сегодня же - на Берлин! Хоть там впереди король, хоть черт, хоть дьявол!… Царь Петр ведь говаривал: "Во всех действиях упреждать". Конечно же - упреждать, а не стоять так в нерешительности, как Салтыков!"
Суворов улыбнулся. "Ретирада" - подлое слово! И еще - обоз.
Перед глазами одна за другой замелькали тысячи повозок, палуб, телег…
– Александр Васильич,- тихо позвал Степка: ему было жалко будить барина в этакую рань.
Суворов всегда спал очень чутко. Проснулся, отбросил простыню.
– Ась?
– Казак с донесением. От Туроверова.
Суворов вскочил и, как лежал голый, так и выбежал из палатки.
Лагерь спал. Откуда-то снизу, из Кунерсдорфа, доносился одинокий крик каким-то чудом уцелевшего петуха. Долина за Большим Шпицем, озера - все в белом тумане.
У палатки - бородатый казак.
– Какие новости, дядя? - спросил Суворов.
– Пруссак переправился через Одру,ваше благородие.
– Где?
– У Горитца.
– Все? И артиллерия?
– Конница перешла вброд, а пехота и пушки по мостам понтонным.
– Так, так. Спасибо. Обожди, борода!
Суворов юркнул назад в палатку.
Степка хотел помочь барину одеться, но, как всегда спросонок, был дурак дураком: тыкался во все и только мешал. Барин за сапог - и Степка тогда за сапог. Степка хочет подать кафтан - глядь, а он уж в руках у барина.
Суворов вскочил, напяливая на ходу кафтан. Побежал.
У палатки главнокомандующего стояло двое часовых.
Один сладко спал, опершись о фузею, другой крепился.
– Кто идет? - заорал он больше для того, чтобы разбудить спящего товарища.
Затем, как будто сейчас опознав подполковника, отвел фузею в сторону.
В передней части большой палатки спал денщик. Суворов тронул его за плечо, но в это время ковер, заменявший дверь, откинулся, и Суворов увидал главнокомандующего. В стареньком шлафроке Салтыков казался еще меньше, чем был на самом деле. Граф почесывался и зевал.
– Что случилось? - спросил он.
– Казак с донесением от Туроверова, ваше сиятельство.
– Снова перебежчик, или захватили пленных?
– Нет. Король переправился через Одер у Горитца со всей армией.
– Так и знал, - махнул рукой Салтыков. - А они давеча: отступать к Кроссену. Дураки! Мишка! - крикнул он денщику. - Буди адъютантов!
Салтыков вышел из палатки.
– Вон какой туман. День жаркий будет, - сказал он, но видно было, что думает о другом.- Вот что, батюшка! - Салтыков взял Суворова за пуговицу. Весь обоз немедля - за Одер, к Шетнау. Поставить вагенбург [14]. Команду… - он на секунду задумался, бригадира Бранта. Господину Лаудону со всем отрядом подняться на высоты. Тотчас же бить зорю. Весь фрунт повернуть кругом, вот сюда, на юг, - указал пальцем Салтыков. - Всем полкам строить батареи, ретраншамент. Отсюда до Мельничной горы. Вторую дивизию Вильбуа поставить в центр, к Румянцеву. Его величество хочет взять нас с тылу? Ин тому не бывать!
Повернись, моя дивизия,
Со левого крыла,
Что со левого со фланга
На правое крыло.
Не пора ль нам зачинать,
Свое дело окончать.
Солдатская песня
Ильюха Огнев проснулся, - били барабаны. Он вскочил вместе со всеми. Хотелось спать, слипались глаза, еще плохо слушались пальцы. А тут приходилось возиться с пуговицами да подвязками. Надо было смотреть, чтоб, как учил Егор Лукич, задний шов штиблета проходил точно посредине ноги, чтобы пуговицы на боку были все застегнуты, а сам штиблет не вылезал выше колена больше, чем на три пальца.
Ильюха одевался и все никак не мог разобрать, как барабанят: или в поход, или вставать. Словно бы и вчера таким же манером били, только сегодня почему-то немножко пораньше, - за Мельничной горой, на востоке, еще чуть начинало розоветь.
Спросить у Егора Лукича постыдился: отчитает- мушкатер, а сигналов не помнишь!
Шепнул тихо соседу Иванову:
– Дяденька, почему сегодня так рано?
– Стало быть, надо! - хмуро буркнул тот. - Пруссак, должно, близко.
– Мы в поход пойдем?
– Дурья голова, да разве не слышишь, что бьют? Зорю, а не генеральный марш. Значит, только подыматься, а что дальше будет, увидим!
Скоро всем стало ясно: ведено было свернуть палатки и сдать все лишнее в полковой обоз. И полковые и офицерские обозы отправлялись за Одер. Уже с Еврейской горы, вниз к Франкфурту, без конца тарахтели провиантские, канцелярские и палаточные палубы. Вся гора стояла в облаке пыли.
Солдаты складывались, живо обсуждая события.
– Это, брат, неспроста! Коли уж из обозов вагенбург делают, значит, пруссак недалеко!
– Не забудь, парень, чистую рубаху оставить, - сказал Егор Лукич Огневу.
– А я только собирался стирать. Экая досада, - чесал затылок Иванов.
– Помрешь и в немытой, - ответили сбоку.
– Глянь-кось, дяденька, - оказал молодой мушкатер из соседнего капральства, - сколько войска валит!
– К нам на подмогу, - ответил ефрейтор.
– Под наше крылышко.
– Так-то веселей.
С Еврейской горы через овраг Лаудонгрунд шла во взводных колоннах на Большой Шпиц 2-я дивизия Вильбуа.
– Не задерживай, получай шанцевый инструмент! - крикнул, проезжая верхом, какой-то молодой офицер из обоза.
Видно, доставалось сегодня всем - галстук у офицера съехал набок, лицо было озабоченное, потное. Солдаты мигом разобрали топоры, лопаты, кирки.
– Становись в строй!- пронеслось по горе.
Гремя фузеями и шпагами, спешили на свои места, откашливались пока можно, сморкались.
– Смирно! Сомкнись! Задние, приступи! Кругом!
Повернулись кругом, лицом на юг.
– Право - стой, лево - заходи!
Заняв свои места, стояли "вольно". Солдатам разрешили съесть по сухарю. Более запасливые, у кого в водоносной фляге еще с вечера была припасена вода, пили эту теплую, невкусную воду.
Внизу, по кунерсдорфской дороге, одна за другой тарахтели подводы. Обоз Обсервационного корпуса тоже спешил убраться за Одер.
– С той стороны у нас позиция куда крепче была - болото, гнилой ручей, - хмуро заметил Иванов.
– Пруссак хитер - обходит нас с тылу, - прибавил кто-то.
– А мы его и тут нехудо встретим,- ответил Егор Лукич. - Вот сейчас окопов нароем, насыпем батарею, и - добро пожаловать, гости дорогие!
31 июля русская армия целые сутки укреплялась на франкфуртских холмах.
На южных склонах Еврейской горы и Большого Шпица и вокруг всей Мельничной горы рыли окопы, насыпали батареи.
Мушкатеры, гренадеры, артиллеристы работали босиком, в одних штанах, сбросив не только кафтаны, но и камзолы. Вместо душных кожаных, с медными украшениями гренадерок одни по-бабьи повязали голову платком, другие, более сметливые, заранее взяли из обоза старые шляпы, а кто работал просто так, с непокрытой головой: грейся на солнышке, солдатская голова, может, в последний раз тебе на солнышке греться!
Красные и зеленые кафтаны и камзолы кучками лежали наверху, на горе, где среди фузей, поставленных в козлы, изнывали на солнцепеке часовые у полковые знамен, у казны, у пушек.
А те солдаты, которым уже минуло за пятьдесят, сидели на опушке франкфуртского леса, плели туры для песка и вспоминали далекое детство, как когда-то сиживали вот так же на пастьбе с огрызком косы и лыком.
Батареи насыпали на всех возвышенностях, но главные, многопушечные батареи были на правом крыле, на Еврейской горе, и в центре, на Большом Шпице Тут батареи насыпались по всем правилам. Апшеронский полк работал над большой батареей Шпицберга. Бригада Любомирского-пехотные полки Ростовский, Апшеронский и Псковский - занимала ретраншаменты слева от большой батареи Шпицберга, прикрывая ее.
Постройку большой батареи вел сам генерал Фермор. Следить за работами и указывать он оставил какого-то невзрачного, худощавого штаб-офицера.
Ильюха Огнев сразу узнал его - это был тот самый подполковник, который вчера видел, как Ильюха рубил рогаточные колья Солдаты в первую же минуту окрестили подполковника "быстрым": он делал все чрезвычайно быстро - ходил, говорил, указывал, где и как надо рыть.
