Ознакомительная версия.
— Уверен, — ответил Зиновьев, прихлебывая обжигающий чай из своего тонкого стакана. — Мало того, судя по интенсивности цветовой реакции, это морфин высшей очистки, какой можно получить только лабораторным путем. А значит, наш отравитель либо имеет доступ к химической лаборатории, либо сам — профессиональный химик.
— Вот как! — задумчиво сказал я. — Химик…
Увы, среди моих знакомых не было ни одного ученого-химика.
— Необязательно, — отозвался доктор Зиновьев. — Алкалоиды применяют и в аптекарском деле при изготовлении многих лекарств. Но только берут их в малых дозах. Кроме того, не забудьте ботаников… Да, черт возьми! Любая старуха-травница может при большом опыте выделить достаточное для отравления количество алкалоида! Сходила на маковое поле, набрала мешок семенных коробочек — и колдуй!
— Колдунья! — пробормотал я.
— Или колдун, — кивнул доктор. — Такой хитрый, бородатый… — Он погладил себя по черной кудлатой бороде и подмигнул.
Я погрозил ему пальцем.
Попрощавшись, я оделся и пошел по коридору, заглядывая во все открытые двери, но Любы так и не увидел.
Глава 3
Убийство из ревности
После морга я заехал домой и со своего телефона, половинную стоимость контракта которого оплачивала мне редакция, позвонил в Сыскное отделение, в кабинет сыщика Захара Борисовича Архипова, моего старого знакомого. Но ответа так и не дождался, поэтому пришлось звонить на коммутатор Сыскного и спрашивать, где я могу найти Архипова. Сотрудник коммутатора после долгих отнекиваний все же связался с кем-то из оперативников и наконец сообщил, что господин Архипов выехал на место преступления. Мне пришлось назвать себя, для того чтобы получить адрес — Большая Ордынка. Снова надеваю пальто, папаху на голову и — на улицу, где ждет мой верный Иван Водовоз. Едем на Большую Ордынку, там, в недавно построенном доходном доме купца Чеснокова, у дверей дежурит городовой. Я показываю ему свой корреспондентский билет и поднимаюсь на третий этаж по большой мраморной лестнице.
Дверь нужной мне квартиры была приоткрыта, и на лестничной клетке были едва слышны голоса следственной группы. Я тихо вошел и сразу увидел Архипова. Он сидел в прихожей на стуле и что-то записывал в блокнот.
— Здравствуйте, Захар Борисович, — сказал я.
Архипов взглянул на меня и поморщился — он не любил, когда я вдруг переходил ему дорогу. Такое случалось уже пару раз, хотя для расследований, которые вел Архипов, мое вмешательство было благотворным, и он сам не отрицал этого.
— Вот уж не ожидал вас здесь увидеть, — сказал Архипов, вставая и закрывая блокнот. — Или вас разжаловали в криминальные репортеры?
— Пока нет, вашими молитвами, — ответил я, пожимая протянутую мне сухую узкую кисть руки. — А что здесь случилось?
— Дело совершенно простое. Убийство на почве ревности. Не пойму, с какой стати оно вас заинтересовало? Поверьте, здесь нет ничего, что могло бы дать пищу либеральному литератору — никаких народных страданий, никакого угнетения, ничего! История самая обыкновенная: муж поссорился с женой и в сердцах наговорил глупостей. Она, не разобрав, схватила кухонный нож и зарезала супруга. Сейчас сидит в спальне, рыдает и клянет себя. И ведь правильно клянет, потому как муж ее ни в чем не виновен, а уж тем более в том, чем хвастал.
— Чем же он хвастал? — спросил я.
— Будто взял в любовницы певицу из русского хора в ресторане «Яр». Некая… — он заглянул в свой блокнот, — Глафира Козорезова. Не слыхали?
— Нет, — пожал я плечами. — Хороша?
— Ну, раз из-за нее уже убивают, наверное, хороша, — серьезно ответил Архипов.
— И что, действительно она стала его любовницей? — спросил я.
— Нет. Выдумал он все. Мы уже проверили — весь вечер сидел допоздна с друзьями в трактире по соседству и пил.
— Я здесь совсем по другому делу, Захар Борисович. Звонил вам в Малый Гнездниковский, но не застал. Так что пришлось сюда. Интересует меня отравление в Купеческом клубе, по которому вы допрашивали повара из трактира Тестова.
— А, это, — ответил Архипов. — Но повара пришлось отпустить, потому что доказать его вину мы пока что не можем. Но преступление и правда интересное. Знаете, чем отравили этого купца?
— Морфином, — ответил я.
— Откуда это вам известно? — заинтересовался Архипов.
Я подумал, что доктору Зиновьеву попадет, если я расскажу кому-то о его откровенных разговорах со мной, и просто многозначительно пожал плечами, будто информацию о морфине мне нашептали некие ангелы небесные.
— Так-так-так. — Сыщик пристально посмотрел мне в глаза. — Хорошенькое дело! Вы узнаете важные подробности чуть ли не раньше меня! Впрочем, погодите-ка!
Он вдруг схватил меня за кисть руки и поднес ее к своему лицу, как будто хотел поцеловать. Я отдернул руку, но было поздно.
— Понятно! — кивнул Архипов. — Вы только что из морга! Этот запах так просто не выветривается! Я же помню, что Павел Семенович Зиновьев — ваш старый приятель! Так вот кто ваш информатор!
— И вовсе он не мой информатор! — сердито сказал я, прикидывая, сильно ли попадет теперь доктору. — Далеко не весь мир устроен по полицейским правилам, Захар Борисович, есть еще и чисто человеческие отношения.
— Только не во время расследования, — отрезал Архипов и собрался мне что-то сказать еще, но тут в гостиной раздались крики, шум и кто-то позвал сыщика.
Архипов рванул через гостиную. Я, не снимая папахи, как был в пальто и галошах, — за ним. Оглянулся только, чтобы взглянуть на кожаный диван, на котором лежало тело, прикрытое снятой с окна гардиной.
— Сюда! — закричали из открытой двери слева.
В спальне, оклеенной бежевыми обоями с крупными золотыми цветами, поблекшими от времени, на расстеленной кровати лежала полная женщина лет тридцати в коричневом домашнем платье. Кровь из раны на горле заливала ее серую шею и белоснежную накрахмаленную подушку. Правая рука, так же вся в крови, свесилась вниз, и на полосатом прикроватном коврике блестел осколок стекла, которым она, видимо, и перерезала себе горло.
Кроме нас в спальне был еще усатый дородный городовой без шинели, который и позвал Архипова, а также дворник, вероятно приглашенный в качестве понятого.
— Ну что застыли? — рявкнул на них Захар Борисович, потом наставил указательный палец на служивого: — Ты! Рви простыню!
Он повернулся ко мне:
— Надо остановить кровь и закрыть рану.
Архипов схватил кончик моего шарфа и, быстро помяв его пальцами, отпустил.
— Не то.
— Галстук! — подсказал я.
Сыщик быстро сорвал с себя галстук и склонился над женщиной.
— Подержите ей голову.
Я обогнул сыщика, оттеснил любопытствующего дворника и просунул руку под затылок несчастной.
— Аккуратно! — скомандовал Архипов.
Я поднял голову повыше, и сыщик быстро обмотал шею. Серый галстук тут же набух кровью.
— Артерия, — сказал я.
— Вижу, — кивнул сыщик. — Плохо. Не спасем.
Женщина вдруг открыла глаза. Взгляд ее был пуст и сер. Она с трудом подняла пухлую вялую руку и поднесла ее к шее.
— Не двигайтесь, — сказал ей Архипов, пытаясь промокнуть кровь уголком кружевной салфетки, которую хозяйки обычно днем кладут на подушки.
Я повернулся к дворнику:
— Врач поблизости есть? Срочно зови! Или беги в часть, вызывай карету «Скорой помощи»!
В этот момент женщина вдруг вцепилась рукой в галстук и попыталась его сорвать. Я перехватил ее руку и прижал к кровати. В горле самоубийцы забулькало, побелевшие губы шевельнулись, но женщина тут же захрипела и, закатив глаза до белков, закашляла кровью.
— Это агония, — пробормотал Архипов, удерживая бесполезный галстук на ране. Потом он отпустил руки и устало повернулся ко мне.
Дворник привел доктора, когда все уже кончилось. Мы с Архиповым мыли руки в ванной комнате и слушали объяснения городового.
— Воды попросила! Я пошел, принес. Она же тихая такая лежала.
— Так, — сухо прервал его Архипов, подворачивая окровавленные манжеты.
— Выпила и говорит, открой, мол, форточку, душно…
— Дальше.
— Пошел открывать, значит. Слышу — звон. Я повернулся — а она уже себя режет. Ну, я и закричал «караул».
— Здравствуйте, господа, — кивнул доктор — высокий человек с усталым лицом и темными кругами под глазами. — Как я понимаю, уже слишком поздно?
Архипов кивнул.
— Мне… можно взглянуть? — спросил доктор. — Понадобится мое заключение?
— Прошу вас, — ответил Захар Борисович и снова повернулся к городовому: — А что ж ты сам кровь не остановил, балда? Или вас этому не учат?
— Растерялся, — развел руками тот.
Я пошел в спальню. Доктор с усталым лицом пытался нащупать пульс. Покачав головой, он расстегнул пальто и достал из кармана пиджака стетоскоп. Приставил его к неподвижной груди, выбрав место, где не было крови.
Ознакомительная версия.
