Ознакомительная версия.
Улыбка исчезла бесследно, в голосе грохотнул раскат грома, глаза метнули в мастера добрых советов молнию.
Ника, пока длилась печальная повесть, весь исстрадался — болезненно морщился, вздыхал, рисовал на листке ножи и стрелы. Дело у господина Кузнецова и в самом деле выходило сложным, муторным и, увы, опять безо всяких видов на заработок.
Дослушав, Фандорин открыл записную книжку.
— Миллион — это слишком много, таких расценок за курс лечения не бывает, — хмуро сказал он. — Мне все-таки необходимо знать точную сумму. Это первое. Второе. Мне понадобится полный комплект медицинской документации: справки, анализы, выписка из истории болезни, заключение специалистов. Главное — не отчаивайтесь. Свет не без добрых людей. Есть международные фонды, есть благотворительные организации. Я не знаю подробно, потому что сам в такой ситуации не был. — Мысленно прибавил: тьфу-тьфу-тьфу, скрестил пальцы и еще бесшумно постучал по ножке стола. — Но обещаю вам: уже завтра соберу всю нужную информацию. Приходите ко мне… в четыре. Нет, лучше в пять, чтоб наверняка. Принесёте все бумаги. Письма благотворителям я напишу сам — у меня английский язык родной. Не падайте духом. Всё, что можно сделать, сделаем.
Однако вопреки ожиданиям клиент не возликовал и не стал рассыпаться в благодарностях. На худом, пучеглазом лице отразилось крайнее удивление, впрочем, в следующую же секунду сменившееся облегчением.
— Вы забыли, что у этого человека нет денег! — торжествующе воскликнул он. — Это совершенно некредитоспособный субъект! Он не сможет вам заплатить. Я же говорил, все его сбережения съели шарлатаны и обманщики!
— Это я уже понял. Тем не менее, постараюсь помочь вашей жене.
От этих слов аноним вдруг как-то поник. Устало поморгал, потер веки. Вяло сказал:
— С чего вы взяли, что речь обо мне? Это я так, некую трудную ситуацию обрисовал…
И тут Нику сорвало с винта во второй раз, куда основательней, чем в прошлый.
Он вскочил так порывисто, что отъехало кресло, и заорал на псевдо-Кузнецова самым недостойным, постыднейшим образом. Нет, оскорблений в его филиппике не содержалось, но слово «совесть» прозвучало трижды, а выражение «кто дал вам право» целых четыре раза. Черт знает, что творилось сегодня с русским англичанином — он сам себя не узнавал. Должно быть, перенервничал из-за несуществующей бритвы.
Пакостник слушал Никину тавтологию внимательно, не проявлял ни малейших признаков раскаяния или обиды. Скорее в его глазах читалось нечто вроде радостного изумления.
На шум и крик в кабинет влетела Валя. То есть влетел, потому что женщина-вамп, явившаяся утром на работу и всего полчаса назад поившая шефа чаем, успела трансмутироваться в стройного бритоголового юношу. Исчезли косметика и фиолетовый парик, туфли на десятисантиметровом каблуке сменились тяжеленными ботинками, блузка — асимметричным свитером грубой вязки. Эта метаморфоза означала, что фандоринский ассистент, личность капризная и непредсказуемая, ошибся в дефиниции сегодняшнего дня и на ходу поменял его цвет с розового на голубой.
Валя Глен появился на свет существом мужского пола, однако в процессе подрастания и взросления тендерное позиционирование необычного юноши утратило определенность. Иногда Вале казалось, что он — мужчина (такие дни назывались голубыми), а иногда, что он, то есть она — женщина (это настроение именовалось розовым). Фандорин сначала пугался интерсексуальности своего помощника и никак не мог разобраться с грамматикой — как говорить: «Ты опять строила глазки клиенту!» или «Ты опять строил глазки клиентке!» Но потом ничего, привык. По розовым дням ставил глаголы и прилагательные в женский род, по голубым — в мужской, благо спутать было трудно, поскольку Валя даже говорил двумя разными голосами, тенором и контральто.
Стало быть, вбежал в кабинет андрогин, успевший перекрасить сегодняшнее число в цвета неба, и воинственно подлетел к посетителю.
— Вас ист лос, шеф? Сейчас я этого гоблина делитом и в баскет!
Сиюминутная половая самоидентификация никак не отражалась на Валином лексиконе — в любой из своих ипостасей он выражался настолько своеобразно, что без привычки и знания языков не поймешь. Во всем было виновато хаотичное образование: Глен успел поучиться в швейцарском пансионе, американской хай-скул и закрытой католической школе под Парижем, но всюду задерживался ненадолго и нахватался от разных наречий по чуть-чуть. Николас содрогался от мысли, что через сто лет всё человечество, окончательно глобализовавшись, будет изъясняться примерно так же. Да и выглядеть, наверное, тоже. Пока же, слава Богу, Глен мог считаться существом экзотическим.
Сделалось стыдно — и за собственные вопли, и за невоспитанного ассистента. Фандорин махнул Вале, чтоб исчез, а перед посетителем извинился, закончив словами: «Вы должны меня понять».
— Ничего, я понимаю, — снисходительно обронил несостоявшийся клиент, проводив взглядом Валю. — Этот молодой человек очень похож на вашу секретаршу. Ее родственник? Он тоже работает у вас?
— Да, брат. Помогает, когда дел много, — соврал Ника. Не объяснять же про голубое и розовое — у человека и так психика не в порядке.
Удовлетворившись ответом, странный гость снова воззрился на Фандорина. Пожевал губами. Изрек:
— Случай не очевидный. Суд удаляется, на совещание.
Встал, с достоинством кивнул и прошествовал к выходу. Ну явный шизофреник, что с такого возьмешь.
Николас сокрушенно вздохнул, развернул монитор поудобней. Экран скинул черную завесу, ожил. Возник крупный план: лицо Екатерины. Величайшая женщина русской истории смотрела на Нику внимательно, не мигая, как будто знала, что решается ее участь.
Глава вторая
КАК ВАМ ЭТО ПОНРАВИТСЯ?
Глаза же у матушки-государыни оказались светло-серые, лучистые, с хитрыми морщинками по краям. А может, морщинки не от хитрости, а от щек, подумал Митридат. Вон какие щеки пухлые, словно две подушки. Давят, поди, на глаза-то.
Богоподобная Фелица была вся такая: толстая, раздутая, будто едва втиснувшаяся в платье. Ступня, поставленная на резную скамеечку, выпирала из сафьяновой туфельки, как разбухшее тесто из чугунка, подбородок висел складками, и даже под носом, где по физиогномическому устройству вроде бы и не положено, тоже была складка — надо думать оттого, что ее величеству приходится много улыбаться без истинной веселости, по привычке извлек причину из следствия Митя.
Августейший взгляд задержался на маленькой фигурке на какую-нибудь секундочку, но Митридат сразу же прижал руку к сердцу, как учил папенька, и изящно поклонился, отчего на лоб щекотно сыпануло пудрой с волос. Увы, царица равнодушно скользнула своим светоносным взором снизу вверх, с полуторааршинного мальчугана на саженного индейца, не заинтересовалась и им. Чуть подольше разглядывала усатую женщину. Раздвинула губы в рассеянной улыбке, снова посмотрела в карты.
— Я чай, дама-то бубновая вышла? — произнес слабый, дребезжащий голос, выговаривавший слова на немецкий манер. Жирная рука нерешительно взяла из желоба на столе белую фишку, подержала на весу. Как вам это понравится, а? Хороша повелительница Российской империи, не может запомнить, какие карты вышли, а какие нет! Это в бостон-то, игру простую и глупую, где всего тридцать шесть листков!
Тут Митя в императрице окончательно разочаровался. На портретах-то ее Минервой рисуют, Афиной Палладой, а сама как есть бабушка старая. Точь-в-точь асессорша Луиза Карловна, что заезжает к маменьке по четвергам кофей пить. Даже чепец такой же! А что это у ее величества пониже уха (государыня как раз повернулась к партнерше слева)? Ей-богу, бородавка, сиречь кожный узелок на эпителиуме, и из бородавки седые волоски. Ну и ну!
Он жалостливо покосился на папеньку, что стоял справа и немного позади, как было предписано инструкцией. Вот уж кто, должно быть, сражен и убит. Как он живописал небесную красоту и величавость новой Семирамиды! Бывало, даже глаза увлажнялись слезой, а тут нате вам.
Но папенька, казалось, не заметил ни поросячьих щек, ни противной складки под носом, ни волосатой бородавки. Его прекрасные, немного навыкате глаза сияли экстатическим восторгом. Алексей Воинович тихонько ткнул сына пальцем в плечо: не вертись, стой смирно. И Митридат стал стоять смирно, только смотрел уже не на жирную старуху, а на других игроков, которые были несравненно приятней взору.
Когда Екатерина, наконец, решилась и на синее сукно неуверенно легла карта, молоденькая дама, что сидела слева, быстро захлопала пушистыми ресницами, закусила нижнюю губку и неуверенно оглянулась на соседа, славного юношу в голубом мундире. Этих двоих Митя сразу признал, потому что, в отличие от царицы, оба были похожи на свои портреты. Юноша — его высочество Императрицын Внук, а прелестная особа — его супруга, урожденная маркграфиня Баден-Дурлахская. (Митя по привычке проверил память: маркграфство Баден — 712 тысяч населения обоего пола, из коих две трети придерживаются лютеровой веры; обширность — 3127 квадратных миль; добывают железо, а еще курят вина, славнейшие из которых «маркграфское» и «клингельбергское».) Ее высочество чуть повернула свои карты, чтобы супруг мог в них заглянуть, великий князь шепнул нечто в розовое ушко, и она тихонько прошелестела:
Ознакомительная версия.