Жозеф открыл было рот, но не произнес ни звука.
— Нет-нет, я не безумна, юноша! Просто я умею видеть и слышать. И я доверилась именно вам, потому что знаю, что ваш совладелец месье Легри не приемлет мой взгляд на вещи. Он заблуждается. Матушка до сих пор присматривает за ним, защищает…
— Но его мать…
— Давно на той стороне реки, да.
— Вы предсказываете будущее? — спросил Жозеф дрогнувшим голосом.
— Предсказываю, но иллюзий не питаю — мне мало кто верит… Однако в том, что я предчувствую, всегда есть крупица истины. Остерегайтесь расхожих мнений, мой мальчик. — В глазах старой женщины проскользнуло беспокойство. — И будьте снисходительны к мадам де Камбрези — очень скоро вы ее больше не увидите. — Она нахмурилась — картина, представшая перед внутренним взором, вероятно, ей не понравилась. — Что ж, а теперь можете задать мне ваш вопрос, юноша — я же вижу, что вы сгораете от нетерпения узнать ответ.
— Ну… на сегодняшний вечер у нас с месье Легри назначено некое предприятие, и…
— И вы оба ломаете голову, измышляя убедительную ложь для своих жен. — Госпожа Эванджелина Бёрд подошла ближе к Жозефу, и тот окаменел, завороженный зеленоватым блеском ее глаз. — Сегодня «Магазэн дю Прентан» будут работать всю ночь. Парочка слюнявчиков и распашонок станут превосходным предлогом для отлучки и надежным алиби. И помните: никому ни слова о нашем с вами разговоре. Выдавать священные тайны — дело опасное.
Жозеф хотел заверить, что не выдаст, но перехватило горло — он лишь издал звук, похожий на «да», и кивнул.
— Не переживайте так, мой мальчик. Единственное, что имеет значение в этом мире, — способность дарить радость и счастье тем, кого вы любите.
— Я вас обожаю за то, что вы дали мне возможность увидеть эти чудеса! — Джина поцеловала Кэндзи в щеку и смеясь побежала на второй этаж.
Он замер на мгновение, изумленный и восхищенный смелостью своей подруги, потом устремился следом.
— Какая громадина! Должно быть, весит не меньше тонны! — воскликнула Джина, остановившись перед четырехметровой бронзовой статуей Будды. — Очень любезно со стороны господина хранителя коллекции дозволить нам полюбоваться уникальными экспонатами. И самое приятное, что мы здесь единственные посетители. Вы были знакомы с покойным месье Чернуши?
— О да, тогда он был директором Парижского банка и страстным поклонником китайского и японского искусства. Во время поездки на Дальний Восток потратил уйму времени и денег на то, чтобы собрать эти шедевры. В своем завещании он вместе с особняком отписал их Парижу, скоро этот музей откроется для публики.
— Восхитительно! — ахнула Джина при виде картины на высокой, в человеческий рост цилиндрической подставке, которую можно было вертеть, чтобы рассмотреть все фрагменты.
— Это очень древнее какэмоно,[97] — принялся рассказывать Кэндзи. — На нем изображен Бэнь-Гунь, его страсть — охота на летучих мышей, а обязанность… пожалуй, Бэнь-Гуня можно уподобить христианскому святому Петру. Так вот, его страстью пользуются нечистые души, стремящиеся попасть на небо. Они берут с собой летучих мышей, выпускают их, Бэнь-Гунь бросает вахту у небесных врат и устремляется за крылатыми созданиями, а нечистые души таким образом обманом проникают в рай.
— Это же безнравственно, — поморщилась Джина.
— А вы думаете, что люди, переступая черту жизни, сразу начинают хорошо себя вести?
Джина хмыкнула и подошла к витрине, на которой были выставлены изящные шкатулки, покрытые красным и золотистым лаком.
— Что это?
— Инро. Внутри этих шкатулок несколько отделений — для снадобий, целебных трав, табака, монет. Их крепят к поясу с помощью нэцкэ — маленьких статуэток в виде животных, цветов, фруктов или мифологических персонажей. — Кэндзи привлек Джину к себе и ласково коснулся ее щеки. — Вы устали, моя дорогая, пойдемте отдохнем в парке на свежем воздухе, а потом отправимся обедать.
Они прошли по авеню Веласкеса и ступили в тень высоких деревьев парка Монсо. Миновали колоннаду, окружающую пруд, полюбовались гротом с искусственными сталактитами, из которого струился водопад, одолели итальянский мостик — копию венецианского Риальто, — и сели на скамейку под зелеными кронами рядом с детской площадкой. Карапузы, вооруженные ведерками и лопатками, возились в песочнице под бдительным оком нянек в шляпках с разноцветными лентами, девочки играли в «уголки», мальчишки гоняли обручи по аллеям.
Джина крепче сжала локоть Кэндзи; ее переполняли нежность и жизненная сила. Вдруг она заметила странный силуэт — в десятке метров у подножия статуи приплясывал чудной человечек в яблочно-зеленом камзоле и клетчатых пантолонах. Сначала ей показалось, что это мальчик, нарядившийся лесным фавном для какого-нибудь школьного праздника. Но в его манере держаться не было ничего мальчишеского. А тут он еще и запел взрослым голосом на забавный мотивчик:
Человечек жил на свете.
Сам не больше воробья.
«Чик-Чирик!» — кричали дети…
В детстве Джина безоглядно верила в сказки о добрых волшебницах и домашних духах из славянской мифологии. Она очень почитала домового — украдкой клала для него под печку то кусочек хлеба, то какое-нибудь лакомство. А любимая книжка с картинками Кейт Гриневей[98] уносила ее в сказочные миры, которые представлялись совсем настоящими. Больше всего Джине нравились иллюстрации к «Гамельнскому крысолову».
Человечек улыбался, глядя прямо на нее. Неужели померещилось?.. Джина покосилась на Кэндзи — он дремал. По дорожкам прогуливались пары, дети забавлялись, няньки вязали, болтая о пустяках. Маленькое существо в причудливом наряде казалось не менее реальным и материальным, чем они. Джина наблюдала за человечком, а он шагал к ее скамейке. Остановился, подался к ней всем корпусом и шепнул:
— Ты меня видишь?
— Да… — вконец растерялась Джина.
— Это для Кэндзи Мори. — Он положил ей на колени сверток, перевязанный розовой ленточкой. — От друга, мадам.
— Как тебя зовут, человечек?
— Это секрет. Прощайте. — Странное существо хихикнуло и в считаные секунды исчезло за пышной клумбой.
Джина собралась переложить сверток на колени Кэндзи, но внезапно посылку выхватила у нее чья-то рука в перчатке.
— Не трогайте, мадам, заклинаю вас! Это опасно!
— В чем дело? — очнулся Кэндзи и собрался уже вступить в схватку с нарушителем спокойствия — флегматичным щеголем лет сорока с серо-голубыми глазами и темными волосами, набриолиненными и уложенными на прямой пробор. Поверх элегантного костюма на незнакомце было пальто из вигоневой шерсти.
— Месье Мори, позвольте представиться: Огюстен Вальми, инспектор полиции с набережной Орфевр. — Он достал из кармана платок, затем, осторожно придерживая сверток с его помощью, развязал ленточку, развернул бумагу и извлек на свет пряничную свинку; у нее на боку глазурью было выведено имя «Кэндзи». — Я так и думал, — пробормотал инспектор.
— Что все это значит? — возмутился японец. — Вы напугали мою подругу!
— Прошу прощения, но я должен сообщить вам известия чрезвычайной важности. Мы можем побеседовать наедине?
— Мне нечего скрывать от мадам Херсон. Слушаю вас.
В нескольких словах инспектор Вальми поведал Джине и Кэндзи о недавних событиях.
— Ваш сын и ваш зять ввязались в это дело, да так, что я опасаюсь, как бы они сами не пострадали. Уже есть жертвы, теперь убийца покушается на вас — хорошо что я вовремя успел. Отдам эту пряничную свинку на экспертизу. Когда будут результаты — сообщу вам.
Кэндзи молчал. На лице его ясно читалось смятение, но, поразмыслив немного, он спокойно заключил:
— Стало быть, мальчишки снова разворошили осиное гнездо. Вы сказали, есть жертвы. Как они умерли?
— Отравлены аконитом.
— Но это ведь цветок? Борец?
— Совершенно верно. Очень ядовитый цветок. Яд убивает не сразу и безболезненно, действие его выражается всего лишь в сильном желании уснуть. Четыре грамма яда из корней приводят к смертельному исходу, отравы из листьев понадобится больше — от восьмидесяти до ста граммов, но результат будет тот же. Симптомы — замедление сердцебиения, стесненное дыхание, расширенные зрачки, дрожание членов и страшная слабость. Они проявляются через тридцать-сорок минут после того, как яд попадает в желудок. Определить наличие алкалоида из аконита в организме после смерти можно только путем химического анализа.
— И давно вы знаете об этих преступлениях и о том, что Виктор с Жозефом ввязались в расследование? — нахмурился Кэндзи.
— Какое-то время, — уклонился от ответа инспектор.
— А меня предупредили только сейчас!
— Не волнуйтесь, месье Мори, мои сотрудники не теряют бдительности. У нас уже есть подозреваемый, и мы полагаем, что в его вине можно не сомневаться. Именно он вручил сверток мадам Херсон.
