И только тогда я поняла, как тесно переплетены нити наших судеб.
Я уснула там, на ее ложе, окруженная ее письменами.
Кара
Прошлой ночью я рассказала Элисии о смерти моего отца, и потом мне приснился один из этих снов, снов из яви.
Раннее утро. Осень. Туман над землей. Я помогаю маме печь хлеб — отец, мои братья и другие мужчины возьмут его на охоту. Они уходят.
Я придумываю предлог для того, чтобы выйти из дома.
Я следую за ними в лес, держусь от них подальше. В одной руке у меня лук, в другой — три стрелы, которые я вытащила из колчана моего брата.
Я крадусь по густым зарослям.
Я прицеливаюсь.
Первая же стрела пробивает горло моего отца. Он падает на землю, он задыхается. Я уже далеко оттуда, но все еще слышу его исполненный муки хрип.
Клэр
Быть может, это последние мои строки. Я так слаба, что едва могу удержать перо, оно все выскальзывает и выскальзывает из моих рук, а я так устала, что мне не хочется поднимать его вновь. Я знала, что когда-нибудь этот день наступит, но я надеялась, что этому суждено случиться еще не скоро. Я вверяю душу мою Господу, ибо всю свою жизнь я поклонялась Спасителю нашему и лишь на полгода отвратилось сердце мое от него. Я неустанно молюсь за сыночка моего, Рихарда. Я молю Господа, дабы не изливал он гнев свой на невинное дитя, ибо это я согрешила, это я повинна во всем, а ему ведь всего несколько недель от роду. Едва узнав о том, что ношу дитя под сердцем, я молила Господа о его спасении, и молитвы мои, верно, были услышаны. Рихард родился слабым, но в нем уже была воля к жизни, благодаря которой он крепчает день ото дня. Меня же любовь Эстульфа хоть и сделала вначале сильной и отважной, но, невзирая на эту любовь, теперь силы покидают меня.
Господь хочет покарать меня: я поссорилась с Элисией, я не могу увидеться с Оренделем, душа моя ослабела зимой, и я стала злой и раздражительной, роды были тяжелыми, и хворь моя не отступает вот уже много недель. Так проявляется воля Божья, и я покорна Ему. Я готова принять небесный приговор.
У меня осталось мало сил, но я доведу до конца то, что начала. Первые слова этих записей появились на бумаге в конце лета прошлого года, тогда они славили смерть Агапета и жизнь Клэр. Счастье переполняло меня, и когда я писала те строки, то будто пела от радости, когда же я читала и перечитывала записи той поры, казалось, словно я слышу отголоски своего счастья. Пускай не все события той поры дарили мне отраду, было тогда в моей душе место и печали, и гневу, и непониманию, но источник моего вдохновения оставался неизменным — Эстульф. Без него я никогда бы не написала первое слово этой истории, без него я не сидела бы здесь и не мужалась бы пред ликом смерти. Эстульф показал мне стороны моей души, никогда не открывшиеся бы мне без любви, любви, что не ведает условий. Ни в детстве, ни в юности, когда я вышла замуж, я не чувствовала себя вполне живой, ибо детство было для меня порой ожидания тех времен, когда я стану взрослой, а юность — временем разочарования оттого, как живется в мире взрослых. Дети вдыхали в меня какое-то подобие жизни, но по-настоящему я ощутила это лишь благодаря Эстульфу. Да простит мне Господь мои слова, но та судьба, что была уготована мне до встречи с Эстульфом… Этого мне было недостаточно. Именно поэтому я не жалею о том, что произошло с тех пор. Да, я могу сказать — мне жаль. Но на самом деле, будь у меня шанс все исправить, я оставила бы все как есть. Даже если бы я знала, что после смерти меня ждут вечные муки в преисподней, я все равно не пожалела бы о последнем годе моей земной жизни. Это было время моего расцвета. Кто-то скажет, что то расцвел ядовитый цветок. Может, и так. Но цветение мое принесло свои плоды, и я до последнего вздоха буду благодарна миру за то, что Рихард появился на свет. И разве важно, сколько нам лет, двадцать пять, сорок или восемьдесят, если в этом возрасте мы открываем главное в жизни? И разве важно, сколько времени мы сумеем сохранить это, десять дней или тысячу лет?
Теперь же я хочу обрести покой. Цену за то, что мне суждено было познать любовь, мне придется заплатить не только после смерти. И в нашем мире мне уготована кара за мои прегрешения. Скрепя сердце я отреклась от своей мечты когда-либо вновь увидеть Оренделя. Я запретила Эстульфу привозить сюда моего старшего сына, хотя он и намеревался это сделать. Еще в январе, незадолго до рождения Рихарда, все было наоборот.
Тогда я сказала Эстульфу:
— Теперь, когда викарий уехал, опасность миновала. Нам больше не нужно бояться того, что меня обвинят в похищении Оренделя. Давай вернем его в замок как можно скорее.
— Как я хотел бы поддержать тебя в этом, Клэр. Я знаю, что тебе сейчас нельзя волноваться, но твое впечатление от происходящего теперь обманчиво. Герцог до сих пор не подтвердил мой титул. Бурхард молчит, и мне это не нравится. Бальдур следит за нами. Если он узнает, что Орендель жив и это ты привела к разлуке мальчика с отцом, Бальдур воспользуется этим, чтобы выступить против нас. А зная, какие у тебя сейчас отношения с Элисией, она поддержит мужа в его начинаниях, даже если это навредит тебе.
— Я готова рискнуть.
— Подумай о том, что, как только Орендель вернется в замок, он сразу же станет графом. Он прямой наследник Агапета. Не подумай, что я не готов отдать ему титул и власть, но… я встречался с ним и должен сказать, что его характер еще не закалился.
— Об этом ты мне не говорил.
— Я не хотел тебя беспокоить. Как ты и сама знаешь, то Рождество стало для тебя непростым временем, и потому я подчеркнул свои приятные впечатления от встречи с Оренделем и умолчал о неприятных. Я не говорю, что Орендель мне не понравился. Мне лишь кажется, что он легко поддается влиянию. Когда я говорил с ним, он все время посматривал на Бильгильдис.
— Это нормально. Она семь лет была единственной ниточкой, связывавшей нас.
— Мне кажется, за всем этим стоит что-то большее.
— О чем ты?
— Я и сам не знаю. Он показался мне не очень умным юношей.
— Он умен, но его ум проявляется иначе, чем у тебя или Элисии. Его дух стремится к творчеству, он не останавливается на чем-то одном. Это может показаться странным, но если бы ты знал Оренделя тогда, когда ему было двенадцать и его речами заслушивались все слуги, а потом повторяли его слова…
— Я верю тебе. Но я не уверен, что Орендель способен на принятие ответственных решений. Он был похож на простолюдина, которому вдруг даровали титул. Такие люди не уверены в себе. Бальдур и Элисия могли бы повлиять на твоего сына и настроить его против нас.
— Орендель согласится на то, чтобы делить с тобой титул и власть, возможно, он даже отречется от своих прав. Насколько я его знаю…
— Но ты его не знаешь, в том-то и дело. В общем, как скажешь. Если ты действительно настаиваешь, я привезу его. Однако же с того самого момента наша жизнь будет в руках юноши, о котором тебе мало что известно.
Я отложила принятие решения на следующий день, а ночью у меня начались схватки. Я потеряла много крови, сами роды я почти не помню. Потом я спала целую неделю. Проснувшись, я чувствовала себя такой уставшей, что не могла думать ни о чем, кроме моего новорожденного малыша, да и ему я не могла уделять достаточно внимания. Потом я постепенно пришла в себя, но не настолько, чтобы принять столь важное решение. Я не вставала с лежанки, на своем ложе я и ела, и молилась. На один час в день мне приносили Рихарда, а все остальное время я спала или держала за руку Эстульфа. Он сидел со мной утром, днем и вечером, рассказывал мне, что происходит в замке и графстве. Конечно, Эстульф говорил только о приятных вещах, чтобы поберечь меня. Я видела, что он что-то скрывает от меня, но была слишком слаба, чтобы волноваться об этом и стремиться узнать правду.
Узнала я ее всего несколько дней назад. Апрельский воздух был свеж, он манил меня, и я решила поддаться этому соблазну. Мне так хотелось поверить в то, что я уже здорова, что я последовала его обманчивому зову.
Я легко поднялась с лежанки и съела завтрак. Три вдовствующие девы, Фернгильда, Фрида и Франка спели мне песни, когда-то сочиненные Оренделем. Мы немного поболтали. Я понимала, что Эстульф откажется рассказывать мне о постигших замок неприятностях, и потому расспросила служанок. Пришлось и уговаривать их, и грозить им, чтобы выведать, какие тучи сгустились над графством.
Купцы недовольны. Они боятся убытков, ведь Эстульф отказался от услуг наемников, и те покидают наше графство со своими семьями, а купцы хорошо зарабатывали на снабжении наших войск. Теперь такого уже не будет. Кроме того, они говорят, что стало трудно вести дела с другими землями нашего королевства, ведь, по слухам, именно наше графство ослабляет страну, делая возможным нападение венгров.
