Нужный мне снимок я нашла довольно быстро. Он запечатлел веселую компанию из пяти человек, хохочущую над последствиями неудачно открытой бутылки шампанского. В тысяча девятьсот тридцать девятом году Лиза гостила у Ларисы и ее родителей в Ленинграде. Не хотелось думать, что всех этих жизнерадостных людей уже нет в живых. Кроме Ларисы…
На обороте фотографии красивым учительским почерком было написано: «Ленинград. 28 июля 1939 г. Мы отмечаем мой день рождения. Справа налево – я, Лялечка и Сергей Гаранины, Лялечкины родители – Решетниковы Леокадия Львовна и Никифор Васильевич. Фотографирует Рудик Альтлерер».
Открылась еще одна тайна. Начнем с того, что дочь Ларисы и Сергея Гараниных совсем не горела желанием использовать полученные в процессе обучения знания на благо Родины. Да и неизвестно – закончила ли она вообще Плехановский институт. А в школе усвоила только один урок – у нее хорошие способности, но положение мамы – решающий фактор. Оно спасало не раз. Бывали случаи, когда учителя оценки натягивали. Она привыкла быть лучшей и не собиралась покидать свой пьедестал. Такое удовольствие – пускать оттуда пыль в глаза окружающим. Софья предпочитала устроить свою жизнь так, чтобы не было мучительно больно за сносное материальное положение, отсутствие домработницы, невозможности выехать за границу. По-видимому, в институте выяснилось, что она обыкновенная девушка. Далеко не семи пядей во лбу, как считала мама. И там спуску не будет. Еще вопрос – как она туда поступила. Наверняка ехала с направлением и ходатайством из сельской школы. Поразмыслив, что профессия педагога не сулит особых благ, Софья кардинально меняет профиль обучения. Каким образом она перевелась в Плехановский – тоже вопрос. Но, очевидно, там тоже все шло не так, как ей хотелось, и она решила сделать головокружительную карьеру красивой, умной и образованной жены крупного ученого, партийного или государственного деятеля. Здесь, правда, была одна загвоздка: все они были почтенного возраста и женаты. Конечно, деятели не прочь урвать несколько часов, а то и дней, чтобы отдохнуть от семейной рутины в обществе молодой обольстительной девушки. Но в конце концов они возвращались домой. Разводиться не собирались. Скандала по партийной и общественной линии никто не хотел. А в том, что жены непременно побегут в партком и профком, Софья не сомневалась. Кто ж из этих разжиревших дармоедок добровольно отдаст готового ученого мужа и лишится своего привилегированного положения?
Оставался один выход – найти перспективного молодого человека, убедить его в том, что она нужна ему, как воздух и средство достижения дерзких, но вполне осуществимых планов. И вырастить из этого полуфабриката крупного ученого, партийного или государственного деятеля – что получится. Ради конечной цели можно и потерпеть пару лет. Софья панически боялась одного – вернуться туда, где выросла. Не зря же она упрекала мать в том, что та лишила ее возможности быть падчерицей какого-нибудь козырного московского туза. Настоящие матери в первую очередь думают о детях. А ее собственная, имея таких перспективных родителей, мужа, геройски погибшего при обороне Севастополя, палец о палец не ударила, чтобы сделать судьбу дочери счастливой. Они бы ужаснулись, узнав, что мамочка обрекла ее на прозябание в глухой провинции. Возможно, кое-что подсказало странное сочетание имен бабушки и дедушки. «Леокадия Львовна» говорило о чем-то исконно благополучном, богатом и устойчивом. От имени Никифора Васильевича несло тем самым селом, в котором она, Софья, выросла. Тем не менее именно дед был крупным ученым-биологом. Значит, бабушка, а может, и ее родители своевременно определили перспективность будущей знаменитости.
По-видимому, Ларису Никифоровну всерьез обеспокоили поведение и кое-какие высказывания дочери. Поэтому она попросила помощи у подруги. Та без колебаний пошла навстречу и, как вскоре выяснилось, пригрела и выпестовала на груди змею.
Сначала Софья не воспринимала всерьез сына Елизаветы Семеновны. Она достаточно хорошо знала его с детских лет и не верила, что из него будет толк. Скорее всего, они вообще недолюбливали друг друга. «Царевна Софья» – не очень лестное прозвище. Не думаю, что ей нравилось жить у них в семье. Но побег грозил перекрытием источника финансирования. Лариса Никифоровна наверняка поставила определенные условия… Так что ради претворения в жизнь грандиозных планов приходилось мириться со всеми бытовыми неурядицами.
Постепенно Софья изменила отношение к Юрочке. Он определенно был умен, талантлив и честолюбив. Аспирантура светила защитой кандидатской и вкупе с упорной многочасовой работой Юрия по вечерам, невзирая на вопли маленьких детей, вселяла в Сонечку определенные надежды. Жена и дети Юру раздражали, поскольку мешали работать. И Софья решила прекратить поиски кандидатов в мужья, остановив свой выбор на Юрии. Скандал в счастливом семействе ее не пугал. Настасья – редкостная дура и клуша. Вместо того чтобы сначала сделать из мужа человека, обзавелась детьми. Возится с пеленками и получает удовольствие от бессмысленных глупых улыбок этих маленьких уродцев. Главная тема дня – как они покушали и покакали. Помимо всего, собирается довершить свое высшее образование и стать равной мужу. Она его и не видит почти, так что вполне переживет потерю – ей есть чем утешиться.
Сложнее с Елизаветой Семеновной, воспитанной на позициях марксизма-ленинизма. Стать для нее такой же родной, как Настька, не получится. А внучек Елизавета любила еще больше, чем сына. Это говорило о том, что им с Юрой придется съезжать с квартиры. Следовало признать как факт, что выжить Анастасию с детьми не удастся. Можно, конечно, потребовать размена квартиры, но здесь следовало проявить благородство. Развод грозил определенными осложнениями в положении будущего светилы науки. Не следует их усугублять. Придется временно подыскать комнату.
Как шел процесс обольщения – догадатся нетрудно. У женщин свои секреты. Только не все этим женским достоянием пользуются. В силу порядочности, легкомыслия, тупости, наконец. А может, просто потому, что на фиг не надо.
Со временем Софья помогла Юрочке осознать его исключительность и великое предназначение, понять, какие кандалы сдерживают его продвижение к заветной цели. Кончилось тем, что он возненавидел тех, кто стоял у него на пути. Жене даже в голову не приходило оценивать по достоинству его амбиции. Более того, она всеми силами пыталась заставить его полюбить тот маленький мещанский мирок, в котором жила сама. Иногда набиралась наглости упрекать его в невнимании к детям. Он, будущее светило науки, вынужден существовать в таких невыносимых условиях! И если бы не Софья, которую ошибочно считал никчемной и вздорной девицей, Юрий давно уже сломался бы. Сонька не один раз помогала ему, засиживаясь с ним за одним столом допоздна. Поддерживала в нем моральные и физические силы. Ни жене, ни матери в голову не пришло бы в час ночи кормить его поздним ужином…
Скорее всего, вопрос с наймом комнаты Софья решила сама. И сама определила момент развязки. Юрочка был счастлив избежать длительных объяснений с родными. Эти объяснения Софья взяла на себя. Умело надавила на гордость Анастасии или на что там еще – не знаю. Анастасия, во всяком случае, никуда жаловаться не побежала. Удачно преодолела сложности с Елизаветой Семеновной. Та вообще отказалась от родного сына. Аналогично решила вопрос и с собственной матерью – она тоже была лишним звеном в их цепочке с Юрием. Обе матери карьеры не сделали, впереди светила только скромная пенсия. Была реальная угроза, что со временем они сядут на шею, так что уж лучше заранее расплеваться с идейными родительницами на всю оставшуюся жизнь.
Юрий Альтлерер успешно защитил кандидатскую. И немеделенно принялся за докторскую. Софья стала претворять в жизнь следующий пункт своего плана. Пора было решать вопрос с жильем. И не в Москве. Дочери талантливого мужа будут подрастать, и кто даст гарантию, что в один прекрасный момент они не заявят папочке о себе. Кроме того, ее попытка встать на учет по улучшению жилищных условий потерпела крах – она проживает в столице менее десяти дет. Слава богу, что вообще удалось временно прописаться на жилплощадь свекрови. Даже если бы заявление о постановке на учет исходило от мужа, все равно ожидание квартиры растянулось бы на десять лет. И Софья отправляется осаждать Ленинград. Там получить жилье было, скорее всего, еще труднее, и можно только догадываться, как Софья решила этот вопрос. Но одно бесспорно: она использовала имя своего родного деда – знаменитого ученого, биолога с мировым именем, погибшего вместе с женой в блокадном Ленинграде. Подвиг отца, вероятно, не возымел должного действия, и она решила вернуть себе более заслуженную фамилию деда, став вместо Гараниной – Решетниковой. Пожалуй, здесь же следует искать ответ на вопрос, зачем ей понадобилась одна из дочерей Юрия. Можно было одним махом решить вопрос о предоставлении семье трехкомнатной квартиры. Юра как кандидат технических наук имел право на дополнительную площадь. Стоило только немного доплатить – и в порядке исключения (жаль, что у Юры не сын) осуществить трехкомнатную мечту. Едва ли Елизавета и Анастасия дадут добро на временное использование одной из девочек. Естественно, на условиях возврата. Цель оправдывает средства. Она убедила мужа в необходимости получения судебного решения о разделе детей между бывшими супругами. Суд удовлетворил иск несчастного отца. Скорее всего, действовавшего через адвоката. Монстром себя Софья не считала. Ребенка забрал не чужой дядя. Да и то максимум на полгода. Впрочем, срок она предпочитала держать в тайне…
