Елена Хорватова - Сезон долгов

Согласно наведенным мной справкам, в этом доме на третьем этаже проживает Ермолай Игнатьевич Бочарников, холостяк двадцати восьми лет, конторский служащий торгово-промышленной фирмы «Ипполит Маркелов и братья», внешность которого по приметам совпадает с внешностью «Картуза».

Счет за услуги извозчиков и за чаевые дворнику из 4-го Ростовского переулка прилагаю. Слежку за «Картузом»-Бочарниковым до особых распоряжений продолжаю».

«Отчет замечательный, Володя постарался, – сказал сам себе Колычев, – но, ей-богу, не понимаю, за каким чертом этому конторскому служащему с фирмы «Маркелов и братья» потребовалось таскаться за мной по пятам? Причем делая это до такой степени откровенно, почти не скрываясь».

Выглянув в окно, он снова увидел понуро бродившего по переулку «Картуза» и рядом – солдата-инвалида, собирающего подаяние. Вероятно, Володя с утра пораньше тоже приступил к слежке.

«Нужно будет распорядиться, чтобы на Пречистенском бульваре его кто-нибудь подменил, – подумал Дмитрий. – Во-первых, парнишка слишком устанет без конца мотаясь за нашим «Картузом», а во-вторых, примелькается. «Картуз» начнет его узнавать и насторожится, почувствовав слежку».

В сопровождении «Картуза» и кравшегося у него в хвосте «увечного солдата» Колычев прогулялся пешком до Пречистенского бульвара (не заставлять же собственного агента каждое утро бегать по городу наперегонки с извозчиками?) и выслал из конторы другого служащего сменить Володю на посту.

– Дмитрий Степанович, я только-только втянулся в эти казаки-разбойники, а вы меня уже снимаете, – недовольно бурчал Володя, пробравшийся в контору окольными путями с заднего двора, чтобы не мозолить лишний раз глаза «Картузу» у парадного входа. – Про сегодняшнее утро отчет составлять прикажете?

– Нет, голубчик, сегодня, как я полагаю, ничего особо важного тебе разузнать не удалось, так что не трать время на пустое бумагомарание. У меня для тебя есть задание поважнее. Снимай-ка солдатскую шинельку, приоденься да отправляйся собирать сведения о купце Ксенофонте Покотилове, наследнике покойного Никиты Покотилова. Особый интерес у меня вызывают его денежные дела до и после получения наследства. Это очень важно. Скажи мадемуазель Елене, что я распорядился выдать тебе деньги из особых средств на подмазку квартальных, дворников, чиновников из управы, лакеев из Купеческого клуба и всех прочих, с кем тебе надо будет по этому делу говорить. Но не шикуй, не балуй их чрезмерно и после изволь отчитаться, сколько, кому и за что дал. А то я ведь тебя знаю!

– Обижаете, Дмитрий Степанович, – усмехнулся Володя, на самом деле не имевший привычки обижаться на хозяина. – К вечеру всю подноготную о купце Покотилове иметь будете, как на блюде поднесу. С вашего позволения.

Володя как мячик выкатился из кабинета, и тут же до Колычева донесся его жизнерадостный голос:

– Леночка, радость наша! Дмитрий Степанович распорядился мне взяточные на дело выдать. Вы уж, красавица, не скупитесь, отсыпьте побольше – задание ужас какое сложное, двумя гривнами не обойдешься!

Вечером, так и не дождавшись Володю с отчетом и попросив Леночку задержаться в конторе, Дмитрий собрался нанести визит Антипову, чтобы выпросить у него то самое припрятанное письмо.

План этот сулил ряд сложностей – во-первых, Колычеву не хотелось тащить приклеившегося к нему «Картуза» до дома Павла; во-вторых, после подобной просьбы Антипов окончательно уверится, что адвокатская контора Колычева занялась делом Анастасии Покотиловой, а стало быть, Дмитрий имеет какую-то связь с беглой каторжанкой; в-третьих, кроме выдачи письма нужно было еще уговорить Антипова составить письменное объяснение того, как этот документ попал к нему в руки, иначе экспертизе графологов будет грош цена.

Если нет доказательств того, что любовное письмо изъято именно в доме Покотиловой и при определенных обстоятельствах, любой адвокат легко заставит суд поверить, что результаты экспертизы подтасованы, пусть даже почерк двух писем совершенно идентичен. Мало ли, откуда взялось любовное письмо, написанное рукой Ксенофонта Покотилова? Ему, как человеку холостому, не возбраняется иметь интимную подругу. Может быть, письмо выкрали у любовницы Ксенофонта, а теперь пытаются доказать, что он сам подкинул его в дом невестки, чтобы скомпрометировать...

А если Антипов рискнет подтвердить, что прихватил письмо из стопки, найденной в доме, где был убит Никита, на голову полицейского падут служебные громы и молнии: что это за порядки – воровать с места преступления вещественные доказательства и скрывать их от следствия?

И все же, зная натуру Антипова, склонную порой к проявлениям благородного авантюризма, Колычев решил рискнуть. Ведь Павел тоже уверен в невиновности госпожи Покотиловой, неужели же он захочет окончательно погубить ее ради верности параграфу служебной инструкции?

Теперь главным делом было избавиться от опеки «Картуза». Для таких случаев у Колычева было приспособлено одно затейливое московское местечко, не раз выручавшее его в самые сложные моменты. Это были те самые меблированные номера «Столица» на Арбате, в которых по приезде в Москву остановилась было Анастасия Павловна.

Колычев гуляющей походкой направился по бульвару к Арбатской площади и свернул на Арбат, где за рестораном «Прага» тянулось многократно перестроенное и доведенное до полного архитектурного уродства трехэтажное здание меблированных номеров.

Первый этаж дома был отдан под лавки, над разнокалиберными дверями которых сплошняком тянулись вывески: «Приборы оконные и дверные, замки и петли Н.Н. Миняева», «Садоводство Курова и Лобанова», «Ателье мод Марии Павловны Кондратьевой», «Кондитерская Скачкова», «Портняжная мастерская братьев Романовых»... На тротуаре у дверей лавок копошился людской муравейник, особый колорит которому придавали разносчики с лотками яблок или спаржи на голове, словно трудолюбивые муравьи тащивщие куда-то свою поклажу.

Дмитрий вошел в парадный подъезд номеров «Столица» (не поражавший, впрочем, посетителей особым блеском) и спросил комнату на втором этаже с видом на улицу. Свободный номер для прилично одетого гостя, конечно же, нашелся. Гостиничный мальчик провел нового постояльца на крутую полутемную лестницу, а оттуда в небольшую комнату с облупленным умывальником, продавленной кроватью и плоской голландской печью. Дав мальчишке на чай, Колычев выглянул в окно.

Напротив меблирашки под ярко освещенной витриной синематографа «Паризьен» подпирала фонарный столб мощная фигура «Картуза». Он, вероятно, решил, что Колычев ненадолго зашел в «Столицу» по делу, и собирался его здесь дожидаться.

Нужно было быть своим человеком в окрестностях Арбата, чтобы знать, что за неказистым фасадом номеров «Столица» скрывается плотно застроенный внутренний квартал (на этом участке размещалось целых двадцать три строения, лабиринтом тянувшихся аж до самой Поварской, выходившей к ресторану «Прага» с противоположной стороны).

Спустившись по черной, предназначенной для истопников лестнице во двор и поплутав среди флигелей, пристроек, складов, дровяных сараев и внутренних корпусов, Колычев выбрался наконец на Поварскую и, свистнув извозчику, с комфортом отправился к Антипову, оставив своего преследователя мерзнуть на Арбате в бесплодном ожидании. Рубль двадцать пять копеек, отданные за номер в «Столице» – не такая уж высокая цена, чтобы на время избавиться от «Картуза». А филеру-любителю кроме нахальства нужно приобретать кое-какие специальные навыки, раз уж он решил заняться слежкой. Пусть получит первый урок.

Услышав дребезжание звонка, Антипов открыл двери сам. Прислуга у него была приходящей и по вечерам отправлялась восвояси. Павел был по-домашнему одет в шелковый халат, а голову его покрывала сетка для укладки волос, поддерживавшая тщательно уложенные фиксатуаром волны.

– Дмитрий? Заходи, – лаконично пригласил он. – Только учти, через час я убегаю, у меня рандеву с дамой.

– Я тебя не задержу, – улыбнулся Колычев.

– Ты не задержишь, ты человек свой. Хуже будет, если из Сыскного в последний момент протелефонируют: убийство, дескать, извольте срочно прибыть. Служба собачья, сам знаешь. А дамам этого не объяснишь... Раз-другой на свидание к ней не явишься и пиши пропало, крах всем мечтаньям.

В дом Антипова были вхожи только самые близкие друзья, от которых он не скрывал своей приватной жизни. Обстановка в его квартире отличалась полным аскетизмом – никаких занавесочек, вазочек, салфеток, горшков с цветами – только минимум самых функциональных предметов обстановки: кровать, стол, пара стульев, грубый гардероб, но при этом простенок между окон занимало огромное зеркало, отражавшее человека в полный рост. Антипов был весьма неравнодушен к своему внешнему облику, старался элегантно одеваться, вообще чрезвычайно следил за собой и использовал все модные новинки, широко рекламирующиеся в журналах: зубные элексиры и порошки, туалетную воду, одеколоны, специальные щеточки, ножнички, пилочки, гребешки и все прочее...