— Может, стоит презентовать ему пакетик чая.
Минуту или две женщины шли молча. Когда они миновали голубые столбики, отмечавшие вход на Лестер-филдс, Элпью остановилась.
— Значит, вот забор, который в этот раз спас лорда Рейкуэлла от танца с веревкой на шее.
Деревья на поле угрожающе раскачивались. На траве валялись обломанные ветки. Графиня и Элпью постояли, разглядывая жалкий акр травы, на котором человек умер только потому, что находился не с той стороны забора, чтобы рассчитывать на помощь.
— Рейкуэлл настолько порочен, он такой подлый и вероломный, такой наглый и грубый, что я невольно прихожу к мысли о его связи со всей этой тайной.
— И каким образом он держит в руках всех этих высокопоставленных людей, что они не признали его виновным даже перед лицом неопровержимых улик?
Графиня и Элпью с трудом продвигались вперед под напором ветра, который несся вдоль Дерти-лейн.
— Тьфу на этот ураган! Я боюсь, что мы не доберемся живыми до Флита.
— Интересно, удастся ли Годфри выследить Никама в такой день, как сегодня? Возможно, у этого человека хватит ума остаться дома, сидя перед жарким камином.
Графиня рассмеялась:
— Да он, наверное, плетется за нами ярдах в ста позади, надеясь, что мы приведем его к мистрис Монтегю. — Она перекрестилась. — Упокой, Господи, ее душу.
— Он действительно этого хочет? — Элпью помогла графине завернуться в плащ, полы которого хлопали на ветру, как зловещие крылья. — Подозреваю, что у этого человека не все в порядке с головой.
— Конечно, не в порядке. Но Рейкуэлл — гораздо более серьезный враг. Как по-твоему, зачем титиры увезли бедного умалишенного мистера Лукаса из надежных стен Бедлама?
— Вот загадка так загадка. Может, они хотят попросить за него выкуп.
— Да кто заплатит? Его жена мертва, а сын в работном доме.
— И потом, держать у себя такого буйного, агрессивного помешанного — это невероятные хлопоты.
Упавшее дерево перегородило Стрэнд рядом с Майским шестом, и транспорт по обе стороны от него встал на неопределенное время. Кучера ругались, стоя на крышах своих экипажей, наемные экипажи и кареты выстроились вереницей, а лошади, и без того напуганные свистом ветра, ржали, некоторые из них вставали на дыбы, создавая еще большую сумятицу и повреждая повозки.
— Впервые в жизни я рада, что мы идем пешком! — крикнула графиня, перекрывая несусветный шум. — Кроме того, мы сэкономим на расходах.
— Движение в Лондоне организовано просто возмутительно, — заметила Элпью. — Когда я была девочкой, такого не было.
— Беда в том, что теперь очень многие держат свои экипажи. — Графиня подобрала плащ, который энергично бился на ветру. — Мне говорили, что через триста лет, если мы продолжим в том же духе, улицы Лондона станут непроходимыми, поскольку их покроет слои конского навоза толщиной в пять футов.
Уличные вывески бились друг о друга и скрежетали, мотаясь взад-вперед под шквалистым ветром.
— Пешком мы точно доберемся туда быстрее. — Элпью пригнулась, уворачиваясь от вывески «Голого мальчика и трех селедок», вырванной из держателей и пролетевшей над их головами.
— Если останемся живы, — заметила графиня.
В кои-то веки у решетки Флитской тюрьмы не было никого ни внутри, ни снаружи. Жестокий ветер разогнал и посетителей, и узников.
Элпью прижалась лицом к решетке и позвала Валентина Верниша. Он появился через несколько минут, в лице ни кровинки, вид удрученный.
— Я думал, вы меня бросили. — На щеке у него красовался порез, на шее — синяки.
— Что с вами случилось, сударь? Что с вами сделали?
— Анну Лукас очень любили. Здесь оказались люди, которые желали бы наказать меня, поскольку судья признал меня виновным, даже не дождавшись прошения о помиловании. Они посчитали веской уликой найденный при мне нож.
— Вам его подсунули те, кто вас арестовывал?
Верниш безнадежно пожал плечами.
— Это был мой собственный нож. Я резал и переворачивал им куски коврижки.
Графиня припомнила его — длинный, острый, похожий на кинжал.
— Думайте о хорошем, — успокаивающе проговорила графиня. — Потому что, сидя в этих мрачных серых стенах, вы заработали безупречное алиби.
— В отношении чего? — Верниш не проявил особого интереса.
— Второго убийства. Совершенного в той же манере, что и первое.
Верниш пожал плечами, отчего брякнули цепи, сковывавшие его руки.
— Да, — сказала Элпью. — Но оно доказывает, что ваши подозрения насчет Ребекки были необоснованными.
Верниш вопросительно посмотрел на нее.
— Да-да, — вступила графиня. — В прошлый раз вы сказали нам, что Ребекка Монтегю...
— Смуглая Бек, — вставила Элпью.
— Что смуглая Бек «должна признаться». Так вот, мистер Верниш, в этом не будет необходимости. Более того, это невозможно.
— Почему? — Верниш заговорил высокомерным, дерзким тоном. — Какой благовидный предлог она изобрела на этот раз?
— Ей не нужно...
Графиня знаком велела Элпью умолкнуть, прежде чем она огласит неприятную новость.
— Мистер Верниш, как вы знаете, я считаю вас человеком порядочным и воспитанным. Редкие качества в наш век массовой преступности. Так много молодых людей становятся самыми настоящими паразитами, мошенниками, хулиганами и подлецами. Естественно, я говорю о шайке этих самых отъявленных негодяев в царстве нечистого — титирах.
Верниш не ответил, поэтому графиня продолжила:
— Главарь этих одиозных, самодовольных головорезов — один из...
— Рейкуэлл, — фыркнул Верниш. — Думаю, они с Ребеккой нашли общий язык.
— Вы что-то знаете о свадьбе? — спросила Элпью. — Кто вам сказал?
— Она.
— Ребекка?
Верниш кивнул.
— Когда она сюда приходила?
— Она приходила несколько раз.
— И о чем вы говорили?
— А вам-то какое дело? — Верниш угрюмо глянул на них. — Я попросил ее пойти к мировому судье и спасти мою жизнь. — Он засмеялся. — С таким же успехом я мог бы попросить сатану перестать мучить грешников. Она рассмеялась мне в лицо и сказала, что сделает это, но в свое время. Как видите, я до сих пор здесь, и завтра утром меня должны повесить на Тауэрском холме.
Элпью закрыла лицо руками и застонала.
— Ребекка не может прийти, мистер Верниш. И перед судьей предстать тоже не может. — Графиня покрепче ухватилась за прутья решетки. — Потому что, и мне очень жаль сообщать вам это, она стала второй жертвой безумца, убившего Анну Лукас.
Верниш побелел, и затем его стошнило. Хватая воздух, он воскликнул:
— О, Бек, Бек! Спаси, Господи, твою душу. И мою. — Когда он поднял голову, по щекам его струились слезы. — Кого подозревают?
— Власти еще не связали две эти смерти. Они случились в разных районах, и тело еще не опознали. Потому что злодей отрубил ей голову.
— Тогда как?.. — Верниш вцепился в решетку, в его глазах вспыхнула искорка надежды.
— Мы видели тело. Я узнала ее платье, драгоценности...
Верниш с рыданиями опустился на пол. В тюрьме было темно, и женщины больше не видели его лица, только слышали причитания и скрежет цепей о каменный пол.
— Мистер Верниш, — мягко произнесла графиня, — мы хотим вам помочь. Что мы можем сделать? Скажите нам, как мы можем вас спасти?
— Больше ничего нельзя сделать. — Он вытер лицо руками, перепачканными о грязные каменные плиты. — Когда это случилось?
— Три ночи назад. Он поднял глаза.
— Три?
Графиня и Элпью кивнули.
Элпью стало так жаль несчастного беднягу, что она попыталась найти какой-то просвет в безнадежной ситуации.
— Ваш кукольный театр все еще дает представления, сэр. Может, принести вам немного денег?
— Мои Панч и Джуди? — спросил Верниш, поднимаясь. — В Ковент-Гардене?
— Да, сэр, на Пьяцце. — Элпью улыбнулась. — Возможно, деньги смогут обеспечить вам какой-никакой комфорт...
Странная улыбка заиграла на лице Верниша.
— Мне нужна только одна вещь. — Прижав лицо к решетке, он прошептал: — Голова Ребекки. Найдите ее голову и принесите мне. Как только вы ее найдете, вы сразу все поймете.
Глава одиннадцатая
Надежда
Желание, соединенное с мнением, что желаемое будет достигнуто, называется Надеждой. Все движения внутренние, держащие все части тела в напряжении между Страхом и Уверенностью.
— Мы не туда зашли, — сказала графиня.
— Зависит от того, куда мы направляемся, — ответила Элпью, ныряя в арку магазина, чтобы избежать столкновения с мчащейся галопом свиньей, обезумевшей от страха перед ветром.
Отчаяние Валентина Верниша заразило их обеих своего рода меланхолической паникой.
Элпью разглядывала витрину, полную необычных металлических инструментов: коловоротов, пил, чашек на длинных палках.
— Что это за заведение? — Она подняла глаза на вывеску, которая бешено моталась на креплении. «Голова Тихо Браге и квадрант». — Что за человек был этот Тихо Браге, мадам, потому что, посмотрите, — она указала на бряцающую вывеску, — у него серебряный нос, как у нашего итальянца!
