Ознакомительная версия.
Эраст Петрович воспрял духом и приготовился действовать. Пусть Игла отойдет от смертоносного стола хотя бы на десять шагов. Тогда толкнуть дверь; в три, нет, в четыре прыжка преодолеть расстояние до Грина; оглушить его ударом ноги в затылок, а если успеет обернуться, то в подбородок; развернуться к Игле и отрезать ее от стола. Непросто, но выполнимо.
— Сорок четыре двадцать два, — всхлипнув, сказала Жюли. — Легкий номер, я запомнила.
Увы, Игла так и осталась возле своих бомб.
Телефонного аппарата Фандорину было не видно, но, очевидно, он находился здесь же, в комнате, потому что Грин, снова убрав кинжал, показал рукой куда-то в сторону:
— Вызывайте. Скажите, очень срочно. Выдадите — убью.
— «Убью, убью», — усмехнулась Жюли. — Какой ты, Гринчик, скучный. Хоть бы вышел из себя, закричал, ногами затопал.
Какие быстрые переходы от страха и отчаянности к нахальству, подумал статский советник. Редкостная особа.
И оказалось, что он еще недооценил ее дерзость.
— Значит, меня ты называешь на «вы», а ее на «ты»? — кивнула она на Иглу. — Так-так. Занятная у вас парочка. Посмотреть бы, как вы милуетесь. То-то, наверно, железка о железку лязгает. Любовь двух броненосцев.
Осведомленный о распущенности нравов, характерной для нигилистической среды, статский советник этому сообщению нисколько не удивился, но Игла вдруг пришла в необычайное возбуждение — хорошо хоть стояла, а не сидела над бомбами.
— Что вы знаете про любовь! — крикнула она звенящим голосом. — Один миг нашей любви стоит больше, чем все ваши амурные похождения вместе взятые!
Красотке, кажется, было что на это ответить, но Грин решительно взял ее за плечо и подтолкнул к невидимому аппарату.
— Ну!
Далее Жюли скрылась из поля зрения Фандорина, однако ее голос был отлично слышен.
— Центральная? Барышня, сорок четыре двадцать два, — сказал голос безо всякого выражения, а секунду спустя заговорил по-другому: напористо, властно. — Кто? Дежурный адъютант Келлер? Вот что, Келлер, мне немедленно нужен Глеб Георгиевич. Очень срочно… Жюли, этого довольно. Он поймет… Ах, так?.. Да, непременно.
Звяканье трубки о рычаг.
— Еще не прибыл. Адъютант сказал, что ожидается не позднее, чем через четверть часа. Что делать?
— Через четверть часа позвоните еще, — сказал Грин.
Эраст Петрович беззвучно попятился от двери, потом обернулся и быстро покинул дом — тем же путем, каким вошел.
Рыжая стояла на том же месте, только доху с треухом кто-то успел прибрать — знать, плохо лежали.
Интересную картину могла наблюдать воскресная публика, гуляющая по Пречистенскому бульвару: мчались мимо извозчичьи сани, а в них стоял солидный господин, в мундире и при орденах, по-разбойничьи свистел и настегивал кнутом неказистую мохнатую лошадку.
Еле успел. Столкнулся с Пожарским в дверях обер-полицеймейстерства. Князь был возбужден и явно спешил, нежданной встрече не обрадовался. Бросил на ходу:
— После, Эраст, после. Ключевой момент настает!
Однако статский советник ухватил высокое начальство железными пальцами за рукав и подтянул к себе.
— Для вас, господин Пожарский, ключевой момент уже настал. Пойдемте-ка в кабинет.
Поведение и тон произвели должное впечатление. Глеб Георгиевич взглянул на Фандорина с любопытством.
— Как, мы снова на «вы»? Эраст, судя по блеску в глазах, ты узнал что-то очень интересное. Хорошо, пойдем. Но не долее пяти минут. У меня неотложное дело.
Князь всем своим видом давал понять, что времени на долгие объяснения у него нет, сам не сел и Фандорину не предложил, хотя мебель в кабинете уже расчехлили. Эраст Петрович, впрочем, садиться и не собирался, ибо был настроен воинственно.
— Вы — провокатор, двойной агент, государственный преступник, — сказал он в холодном бешенстве, проскочив и «п», и «д», и «г» без единой запинки. — Это не Диана, а вы сообщались с террористами из Боевой Группы посредством писем. Вы погубили Храпова, вы сообщили боевикам про Петросовские бани, и про сугроб нарочно сказали неправильно, хотели от меня избавиться. Вы предатель! Предъявить доказательства?
Глеб Георгиевич смотрел на статского советника все с тем же выражением любопытства, с ответом не торопился.
— Пожалуй, не нужно, — ответил он, подумав. — Верю, что доказательства у тебя есть, а времени на препирательства я не имею. Мне, конечно, очень интересно, как ты докопался, но это ты мне расскажешь как-нибудь после. Так и быть, продлеваю продолжительность нашей беседы с пяти минут до десяти, но больше не смогу. Так что переходи сразу к делу. Ладно, я провокатор, двойной агент и предатель. Я устроил убийство Храпова и целый ряд других замечательных штук вплоть до пары покушений на самого себя. Что дальше? Чего ты хочешь?
Эраст Петрович опешил, так как готовился к долгим и упорным запирательствам. И от этого вопрос, который он собирался задать в самую последнюю очередь, прозвучал жалковато, да еще и с заиканием:
— Но з-зачем? З-зачем вам понадобилась вся эта интрига?
Пожарский заговорил жестко, уверенно:
— Я — человек, который может спасти Россию. Потому что я умен, смел и лишен сантиментов. Мои враги многочисленны и сильны: с одной стороны, фанатики бунта, с другой — тупые и косные боровы в генеральских мундирах. Долгое время у меня не было ни связей, ни протекций. Я бы все равно выбился наверх, но слишком поздно, а время уходит, его у России осталось совсем мало. Вот почему я должен торопиться. БГ — мое приемное дитя. Я выпестовал эту организацию, обеспечил ей имя и репутацию. Она дала мне уже всё, что могла, теперь пришло время поставить в этой истории точку. Сегодня я уничтожу Грина. Слава, которую я создал этому несгибаемому господину, поможет мне подняться еще на несколько ступеней, приблизит меня к конечной цели. Вот суть, коротко и без украшательств. Довольно?
— И все это вы делали ради спасения России? — спросил Фандорин, но его сарказм на собеседника не подействовал.
— Да. И, разумеется, ради самого себя. Я себя от России не отделяю. В конце концов, Россия создана тысячу лет назад одним из моих предков, а другой триста лет назад помог ей возродиться, — Пожарский сунул руки в карманы пальто, покачался на каблуках. — И не думай, Эраст, что я боюсь твоих разоблачений. Что ты можешь сделать? В Петербурге у тебя никого нет. Твой московский покровитель низвергнут. Никто тебе не поверит, никто тебя не услышит. Кроме косвенных улик и предположений ты ничем располагать не можешь. Обратишься в газеты? Не напечатают. У нас, слава Богу, не Европа. Знаешь, — доверительно понизил голос Глеб Георгиевич, — у меня в кармане револьвер, и нацелен он тебе в живот. Я мог бы застрелить тебя. Прямо сейчас, в этом кабинете. Объявил бы, что ты агент террористов, что ты связан с ними через твою евреечку и пытался меня убить. При нынешнем положении дел мне это легко сойдет с рук, еще и награду получу. Но я противник излишеств. Тебя незачем убивать, потому что ты мне действительно не опасен. Выбирай, Эраст: или играешь со мной, по моим правилам, или выставляешь себя дураком. Впрочем, есть и третий путь, который, возможно, подходит тебе более всего. Промолчи и тихо уйди в отставку. По крайней мере сохранишь достоинство, которое тебе так дорого. Так что ты выбираешь? Играешь, дуришь или молчишь?
Статский советник сделался бледен, брови задвигались вверх и вниз, задергался тонкий ус. Князь не без насмешки наблюдал за этой внутренней борьбой, спокойно ожидая ее исхода.
— Ну?
— Хорошо, — тихо молвил Эраст Петрович. — Раз ты этого хочешь, я п-промолчу…
— Вот и прелестно, — улыбнулся триумфатор, взглянув на часы. — Десять минут не понадобилось, хватило и пяти. А насчет игры подумай. Не зарывай таланта в землю, не уподобляйся ленивому и лукавому рабу, о котором пишет Святой Матфей.
С этими словами обер-полицеймейстер направился к двери.
Фандорин дернулся, открыл было рот остановить его, но вместо окрика с его уст сорвались тихие, едва слышные слова:
— «Злом зло искореняя…»
Глава шестнадцатая
Вспышка
Сразу же после казни Пожарского нужно будет уходить. Грин уже решил, как — извозчиком до Богородского, там достать лыжи и через Лосиноостровский лес, в обход застав, до Ярославского тракта. Только бы выбраться из Москвы, дальше всё просто.
Жалко было труда. Бомбы снова придется оставить: склянка с гремучим студнем была еще наполовину полной, банки стояли, снаряженные взрывателями и заправленные шрапнелью, но еще не закрытые. Да и лишняя тяжесть.
В саквояже лежало только самое необходимое: фальшивые документы, белье, запасной револьвер.
Игла смотрела в окно на заколоченный дворец. Через несколько минут ей предстояло покинуть дом, в котором она выросла. Вероятнее всего, покинуть навсегда.
Ознакомительная версия.
