Ознакомительная версия.
— Правда? — просиял Коровин и погрозил пальцем невидимому Терпсихорову. — Ну, ты у меня теперь будешь Сахарную Голову из «Синей птицы» разучивать! — Однако тут же снова повесил голову. — Приходится признать, что целитель душ из меня неважный. Слишком немногим мне удается помочь. Случай Терпсихорова тяжел, но не безнадежен, а вот как спасать Ленточкина — ума не приложу.
Лисицына вздрогнула, поняв, что исчезновение Алеши еще не обнаружено, — и промолчала.
Одноколка уже катила по сосновой роще, меж разноцветных и разностильных домиков клиники. Из-за поворота показался докторский особняк, у подъезда которого стояла запряженная четверкой приземистая карета — черная, с золотым крестом на дверце.
— Высокопреподобный пожаловал, — удивился Донат Саввич. — С чего бы? Обычно к себе приглашает, загодя. Видно, случилось что-нибудь особенное. Я вас, Полина Андреевна, в свою приватную половину проведу, скажу, чтобы вами занялись. А сам, уж простите покорно, в кабинет, к островному властителю.
Однако по-коровински не вышло. Архимандрит, должно быть, увидел подъехавшую коляску в окно и вышел встречать в прихожую. Да не вышел — вылетел: весь черный, разъяренный, угрожающе стучащий посохом. На растерзанную особу женского пола взглянул мельком, брезгливо скривился и отвел глаза — будто боялся осквернить взгляд лицезрением этакого непотребства. Узнал щедрую богомолицу или нет, было непонятно. Если и узнал, нестрашно, успокоила себя госпожа Лисицына — решит, что взбалмошной барыньке опять крокодил приснился.
— Здравствуйте, отче. — Коровин наклонил голову, глядя на гневного настоятеля с веселым недоумением. — Чему обязан нежданной честью?
— Договор нарушаете? — грохнул своим жезлом об пол Виталий. — А договор, сударь, он дороже денег! Вы мне что обещали? Что не станет она братию трогать! И что же?
— Да, и что же? — спросил ничуть не устрашенный доктор. — Что такого ужасного стряслось?
— «Василиск» утром не вышел! Капитана нет! В келье нет, на пристани нет, нигде нет! Пассажиры шумят, в трюме груз неотложный — монастырская сметана, а вести пароход некому! — Высокопреподобный схватился за наперсный крест — видно, чтобы напомнить себе о христианской незлобивости. Не помогло. — Я провел дознание! Иону вчера вечером видели с этой вашей блудницей вавилонской!
— Если вы о Лидии Евгеньевне Борейко, — спокойно ответил Донат Саввич, — то она отнюдь не блудница, у нее другой диагноз: патологическая квазинимфомания с обсессионной навязчивостью и дефицитолибидностью. Иными словами, она из разряда записных кокеток, которые кружат мужчинам голову, но к своему телу их ни в коем случае не подпускают.
— Был уговор! — оглушительно взревел Виталий. — До монахов моих ее не допускать! Пусть бы на приезжающих упражнялась! Был уговор или нет?
— Был, — признал доктор. — Но может быть, ваш Иона сам себя повел с нею не по-монашески?
— Брат Иона — простая, бесхитростная душа. Я сам его исповедую, все его грехи немудрящие до донышка знаю!
Коровин прищурился.
— Говорите, простая душа? Я тут у Лидии Евгеньевны в спальне пакетик кокаина нашел, и еще два пустых, со следами порошка. Знаете, кто эту гадость ей с материка доставляет? Ваш мореплаватель.
— Ложь!!! Тот, кто вам ее сообщил, — клеветник и оглогольник!
— Сама же Лидия Евгеньевна и призналась. — Донат Саввич махнул рукой в сторону озера. — А ваш пропавший агнец, простая душа, сейчас валяется, вдребезги пьяный, у старого маяка. Можете отправиться туда и удостовериться сами. Так что госпожа Борейко в неотправлении парохода неповинна.
Архимандрит только очами сверкнул, но препираться далее не стал. Черным смерчем выскочил наружу, хлопнул дверцей кареты. Крикнул:
— Пошел! Ну!
Карета рванула с места, разбрасывая гравий из-под колес.
— Так Борейко тоже ваша пациентка? — растерянно спросила Полина Андреевна.
Доктор поморщился, прислушиваясь к удаляющемуся бешеному грохоту копыт.
— Как бы не сказал теперь, что это Терпсихоров капитана спаивает… Что, простите? А, Борейко. Ну разумеется, она моя пациентка. Неужто по ней не видно? Довольно распространенная акцентуация женской личности, обыкновенно именуемая femme fatale, однако же у Лидии Евгеньевны она доведена до крайности. Эта девушка постоянно должна ощущать себя объектом желания елико возможно большего количества мужчин. Именно чужое вожделение приносит ей чувственную удовлетворенность. Прежде она жила в столице, но после нескольких трагических историй, закончившихся дуэлями и самоубийствами, родители вверили ее моему попечению. Островная жизнь Лидии Евгеньевне на пользу. Гораздо меньше возбудителей, почти нет искушений, а главное — полностью отсутствуют соперницы. Она ощущает себя первой красавицей этого замкнутого мирка и потому спокойна. Иногда попробует свои чары на ком-нибудь из приезжих, удостоверится в собственной неотразимости, и ей довольно. Ничего опасного в этих маленьких шалостях я не вижу. На монахах Борейко обещала не экспериментировать — за нарушение предусмотрены строгие санкции. Видно, этот Иона действительно сам виноват.
— Маленькие шалости? — грустно усмехнулась госпожа Лисицына и рассказала доктору про «императрицу Ханаанскую».
Коровин слушал — только за голову хватался.
— Ужасно, просто ужасно! — сказал он убитым голосом. — Какой чудовищный рецидив! И ответственность опять целиком на мне. Мой эксперимент с ужином втроем следует признать полнейшей неудачей. Вы тогда не дали мне возможности объяснить… Видите ли, Полина Андреевна, отношения психиатра с пациентами противоположного пола строятся по нескольким моделям. Одна, весьма эффективная, — использование инструмента влюбленности. Моя власть над Борейко, мой рычаг влияния на нее состоит в том, что я раззадориваю в ней честолюбие. Я — единственный мужчина, который остается совершенно безучастным ко всем ее фамфатальным хитростям и чарам. Если б не моя неприступность, Лидия Евгеньевна давно бы уже сбежала с острова с каким-нибудь обожателем, но пока ей не удалось меня завоевать, она никуда не денется, честолюбие не позволит. Время от времени эту язву необходимо поливать рассолом, что я и попытался сделать с вашей помощью. Эффект, увы, превзошел мои ожидания. Вместо того чтобы слегка взревновать от знаков внимания, которые я оказываю привлекательной гостье, Борейко впала в параноидально-истерическое состояние, усмотрев в вашем приезде целый заговор. В результате вы чуть не поплатились жизнью. Ах, я никогда себе этого не прощу!
Донат Саввич так расстроился, что сердобольной госпоже Лисицыной еще и пришлось его утешать. Она договорилась даже до того, что будто бы сама во всем виновата — нарочно раздразнила бедную психопатку (отчасти это было правдой). А что до врачебной ошибки, то у кого их не бывает, особенно в таком тонком деле, как излечение болезней души. В общем, кое-как успокоила приунывшего доктора.
В кабинете тот вызвал звонком дежурного врача. Мрачно сказал:
— Лидию Евгеньевну Борейко немедленно ко мне. Приготовьте инъекцию транквилиума — вероятен припадок. Пусть главная сестра подберет для госпожи Лисицыной какую-нибудь обувь, одежду. И непременно релакс-массаж с лавандовой ванной.
Синий, зеленый, желтый, бледно-палевый
В общем, итог всех ночных и утренних потрясений выходил такой: осталась Полина Андреевна, как старуха из сказки, у разбитого корыта.
В главном деле, ради которого она приехала в Новый Арарат, ничегошеньки не продвинулось. А досаднее всего было то, что целых два раза в короткое время всей душой поверила сначала в одну версию, потом в другую, и неизвестно еще, какая из них нелепей. Никогда прежде с проницательной сестрой Пелагией не приключалось этакого конфуза. Конечно, имелись особенные обстоятельства, препятствовавшие спокойной работе мысли, но все равно после, на отдохнувшую голову, было стыдно.
Результаты расследования по Черному Монаху выходили печальные.
Перво-наперво безвременно погибшие: сначала напуганный до кондрашки адвокат Кубовский; потом жена бакенщика с выкинутым малюткой; утопившийся бакенщик; застреленный Лагранж; наконец, бедный Алеша Ленточкин.
Кубовского увезли на пароходе в окованном цинком гробу; несчастную мать с нерожденным малюткой зарыли в землю; Феликс Станиславович лежит в морге, обложенный глыбами льда; тела утопленников уволокло невесть куда темными подводными теченьями…
А разве отрадней участь помутившегося рассудком Матвея Бенционовича?
В последующие дни, памятуя о судьбе Алексея Степановича (которого коровинские санитары искали по всему Ханаану, да так и не нашли), госпожа Лисицына наведывалась к Бердичевскому часто, но утешаться было нечем — Бердичевскому становилось всё хуже. Посетительницу он то ли не узнавал, то ли она его совсем не интересовала. Сидели друг напротив друга, молчали. Потом Полина Андреевна с тяжелым сердцем шла восвояси.
Ознакомительная версия.
