Не вдаваясь в подробности, Матис продолжал ощупывать пол и стену. Наконец он остановился.
— Ха, вот она!
Юноша расчистил солому и показал на открытый участок стены. Когда он постучал по ней, камень отозвался гулким эхом.
— Здесь вделана плита! — взволнованно объяснил Матис. — И если мне не изменяет память, здесь была еще надпись на латыни… — Он пошарил рукой и удовлетворенно кивнул. — Вот она.
Затаив дыхание, Агнес подошла к стене и встала перед ней на колени. Стояла кромешная тьма. Матис взял ее за руку и мягко направил, пока ладонь не легла на выбитую в камне надпись. Женщина провела по ней несколько раз и, кажется, сумела разобрать написанное.
Albertus faciebat leones expulsos esse…
— Альбертус укротил львов навек, — пробормотала она. — Что бы это значило?
— Не знаю. Знаю только, что в стену вставлена плита, и камера за ней, скорее всего, продолжается, — Матис снова постучал по тонкому камню; похоже, от волнения он ненадолго позабыл о боли. — Когда ты сказала, что где-то поблизости, должно быть, заживо погребена Констанция, я снова об этом вспомнил. Я еще хотел взорвать плиту порохом, припоминаешь? И почему мы раньше до этого не додумались! Это же темница Трифельса. Еще сын Барбароссы Генрих держал здесь своих пленных! Возможно, этот проход ведет в другую камеру.
— Albertus faciebat leones expulsos esse… — Агнес вполголоса повторила надпись и пожала плечами. — Это «faciebat» часто стоит на памятниках, чтобы знали, кто его создал. Быть может, какой-нибудь каменщик увековечил здесь свое имя или…
Агнес резко замолчала, словно ее ударил кто-то, и почувствовала, как ее затрясло от волнения.
Неужели это правда? Все настолько просто? Или я уже среди бела дня сны вижу?
— Ну конечно, ты прав! — воскликнула она. — Это действительно намек на Констанцию. Львы, это же ее символ!
— Львы? — недоуменно спросил Матис.
— Львы на гербе Гогенштауфенов. Понимаешь? Это загадка! — Агнес говорила теперь без умолку, то и дело показывая на надпись. — Констанция была их последней законной наследницей. С ее смертью львы, то есть Гогенштауфены, считались укрощенными!
— А… кто же тогда этот Альбертус?
Агнес улыбнулась.
— С латыни это Альбрехт. Помню, отец Тристан рассказывал, что Альбрехт и есть тот самый германский король из рода Габсбургов, который в тысяча двести девяносто восьмом году приказал убить Констанцию. То есть Альбрехт позаботился о том, чтобы львы Гогенштауфенов навсегда остались в этих стенах. Albertus faciebat leones expulsos esse…
Агнес благоговейно погладила каменную плиту.
— За нею находится могила моей далекой предшественницы, — прошептала она. — Я в этом уверена. Мы все-таки разыскали ее.
Женщина закрыла глаза. На душе разлилось странное спокойствие. Теперь она была уверена, что достигла наконец своей цели. Лихорадка, которая не отпускала ее вот уже второй день, напомнила о себе ознобом. И снова в голове зазвучал тихий голос.
Голос Трифельса.
Круг замыкается, Агнес. Здесь, в Трифельсе, все началось, здесь и закончится. Пусть и не так, как тебе того хотелось, верно?
Агнес горестно рассмеялась и отвернулась.
— Какая ирония! Вот мы в самом деле отыскали вход в гробницу Констанции — и не имеем возможности к ней попасть. Слишком поздно! Нам ни за что не сдвинуть эту плиту.
— Не нам, так может, кому другому, — Матис скривил в ухмылке разбитое лицо, обнажив широкую щель на месте выбитого зуба. — Йокель и его люди, к примеру.
Агнес повернулась к нему в недоумении.
— Йокель? С чего бы ему помогать нам?
— Ну, когда мы расскажем Йокелю о нашей находке, ему наверняка захочется узнать, что же там замуровано. Он начнет копать. Так мы хоть выкроим немного времени, — Матис со стоном прислонился к плите. — А временем в нашем положении лучше не разбрасываться.
Спустя примерно час Йокель стоял в темнице и задумчиво обшаривал края плиты. Он спустился с тремя крестьянами, все прихватили лопаты и кирки. В узилище горели несколько светильников, так что плиту и надпись на ней было теперь хорошо видно.
— Замурованный туннель, говоришь? — Йокель с ухмылкой взглянул на Матиса. — Видимо, освежил-таки память… Я знал, что ты семью в беде не оставишь.
— С матерью и сестрой всё в порядке? — спросил Матис, оставив без внимания предположение пастуха.
Они с Агнес решили не говорить крестьянам об истинном предназначении туннеля. Гробница знатной особы мятежников вряд ли заинтересовала бы. Чего нельзя сказать о возможности в последний момент сбежать от графа Шарфенека и его ландскнехтов. Даже такому фанатику, как Йокель, уже следовало признать, что крепость не сохранить.
— С твоей семьей всё в порядке. Во всяком случае, пока, если ты не решил обвести нас вокруг пальца, — Йокель смерил его взглядом. — Скажи-ка, откуда ты узнал про эту плиту?
— Я уже сидел здесь, насколько тебе известно, — честно ответил Матис. — В тот раз я не смог сдвинуть плиту, но теперь-то все иначе… — Он кивнул на крестьян, стоявших чуть позади с лопатами и кирками. — Ну, чего мы ждем?
Йокель дал своим людям знак, и они принялись счищать кладку и штукатурку вокруг плиты. Вскоре выяснилось, что тяжелая, толщиной с запястье плита действительно вделана в пол. Над нею обнаружилась узкая, заделанная кирпичами щель. Когда крестьяне разобрали верхние камни, на Матиса повеяло сырым затхлым воздухом.
«Щель, про которую говорил отец Доминик! — подумал он. — Щель, сквозь которую слышались стоны и пение Констанции. Декан оказался прав!»
— Йокель, тут работы невпроворот, — проворчал один из крестьян и прислонился к плите. Это был круглолицый крестьянин, который всего пару часов назад спустил Матиса в темницу. — Эта штуковина крепко сидит в полу. Копать придется как проклятым.
— Так копайте! — прошипел Йокель. — Или, может, хотите, чтобы ландскнехты через пару часов вам глотки поперерезали?
— Но ты же сказал, к нам на помощь придут отряды крестьян, и мы…
— Так и есть! Но до тех пор неплохо бы… э… придумать запасной план. Такое уж оно, военное дело, вам не понять.
Крестьяне ворчливо продолжили работу. Йокель между тем недоверчиво поглядывал на Агнес. Все это время женщина сидела с закрытыми глазами, прислонившись к противоположной стене. С некоторых пор ее мучила лихорадка, но в ней ли все дело, Матис точно не знал. Во всяком случае, с тех пор как она оказалась в узилище, Агнес словно пребывала в ином мире.
— Что с ней? — спросил Йокель у Матиса. — Может, графиня больна? Здешний воздух пришелся ей не по душе?
— Ей нездоровится, — ответил юноша. — Как будто не видишь! У нее лихорадка, ей больно… Видно, твои безмозглые крестьяне перестарались, когда схватили ее.
Йокель тонко улыбнулся.
— Это не идет ни в какое сравнение с тем, что мы сделаем с ней, если ее муж осмелится штурмовать Трифельс. Мы отправили в лагерь посыльного. Граф знает, что его девка здесь. И знает, что мы с нею сделаем, если хотя бы посмотрит в нашу сторону.
Матис не ответил. Лишь бросил на Агнес встревоженный взгляд. Может, эти обмороки и отрешенность действительно как-то связаны с расположенной рядом гробницей Констанции? Возможно ли нечто такое?
Следующие полчаса прошли в молчании. Крестьяне копали и сопели, колотя кирками по полу, пока перед плитой не образовалась яма в целый шаг глубиной. Наконец плита сдвинулась.
— Вытаскивайте ее! — приказал Йокель и потер руки; его горб дрожал от волнения. — Сейчас посмотрим, что там за ней…
С натужным храпом крестьяне подняли тяжелую плиту и бросили на пол. Та с грохотом раскололась. Взору открылся низкий проход. Запах гнили усилился настолько, что люди прикрыли лица ладонями.
— Добро пожаловать в преисподнюю! — с ухмылкой возвестил Йокель. — Судя по запаху, ходом давно никто не пользовался. Тем лучше.
В следующее мгновение темницу сотряс приглушенный грохот. Крестьяне вскрикнули и боязливо посмотрели наверх, откуда донесся шум.
— Пресвятая Дева Мария! Дьявол! — воскликнул круглолицый. — Мы потревожили дьявола!
— Не бойтесь, — успокоил их Йокель. — Это всего лишь выстрелы осаждающих. Видимо, они пошли на штурм. — Он попытался улыбнуться, но это удалось ему лишь отчасти. — Но Трифельс и не такое переносил, верно же?.. Ну, пошли, времени совсем не осталось!
Йокель беспокойно глянул в проем над головой, откуда теперь доносились крики и новые выстрелы. Казалось, ландскнехты штурмовали уже внутренний двор. Горбун юркнул было в туннель, как вдруг звонкий голос заставил его остановиться.
— Все назад! Я первая туда войду!
Матис в изумлении оглянулся на Агнес. Женщина дрожала, но к проходу шагнула исполненная чувством собственного достоинства. Казалось, она пробудилась после долгого сна.
