– Андестенд майне фьючелл, сквайр, Темза, сэр, бит холл, каупррхаундин!
– Ну, ты, немтырь! – дружелюбно оскалился соотечественник. – Курить, папирос, понимать?
При этом он делал столь красноречивые жесты, указывая на папироску Бестужева, прижимая ко рту два пальца и пыхая воображаемым дымком, что следовало притвориться, будто все же сообразил, в чем тут дело…
Бестужев протянул ему раскрытый портсигар, вежливо сказавши:
– Джокей, черинг-кросс лауверстенд!
– А как же, и наше вам с кисточкой! – воскликнул молодец, без церемоний беря папиросу. – Федя, иди попробуй заграничных! Он не жадный вроде!
Бестужев почувствовал, как у него на миг потемнело в глазах – к ним преспокойно приближался не кто иной, как малоросс Федор, соученик по лёвенбургскому учебному заведению, знавший Бестужева как облупленного. Вот так приятная неожиданность…
Он молниеносно принял решение – и прежде чем Федор начал ощутимо меняться в лице, узнав, отвернулся от первого, помоложе, протянул Федору портсигар, отчаянно строя гримасы и кося глаза на спокойно курившего боевика: молчи, мол, молчи, не при нем!
Федор, парень опытный, не обманул его ожиданий – он моментально успокоился, что-то про себя прикинув, как ни в чем не бывало принял папироску и, едва затянувшись, властно распорядился:
– Сеня, ступай в каюту! Посмотри, как там, и вообще…
– Да я хотел…
– Кому сказано?
Сеня, несколькими годами его младше и наверняка не столь испытанный, иначе не занимал бы подчиненного положения, неохотно побрел прочь, бормоча что-то под нос касаемо унтер-офицерских замашек некоторых.
– Здорово замаскировались, товарищ Николай! – без тени враждебности, дружелюбно ухмыляясь, сказал Федор. – Вот уж не ожидал встретить! Какими судьбами?
– Болтаешь много, Федор, – сказал Бестужев холодно. И, чуть подумав, решив, что кашу маслом ни за что не испортишь, солидно добавил: – По поручению ЦК, для дополнительного контроля… Ты ж не два года по третьему, понимать должен.
Судя по лицу Федора, такое объяснение его вполне устраивало, все происходящее казалось самым обычным делом. Хорошо, да не очень – оба слишком молоды и незначительны, чтобы остаться без присмотра кого-то еще, того самого третьего, он-то, несомненно, и есть главный…
– Понятно, – сказал Федор спокойно. – Вот товарищ Кудеяр удивится, а то и обидится чуток…
Сердце у Бестужева упало – только Кудеяра ему не хватало для полного счастья…
Он положил парню руку на плечо:
– Федор, ты ж грамотный товарищ, боевик опытный, понимать должен…
– Да я понимаю…
– Вот и помалкивай в тряпочку. Чтобы ни Сене, ни Кудеяру. Очень уж серьезное дело, товарищ мой дорогой, – целый пароход оружия… Скажу тебе больше, по великому секрету: на борт просочился-таки гад из охранки, и Кудеяр его в лицо не знает, вы – тем более. А я вот знаю и приглядываю, чтобы не устроил сюрприза…
– Кто?!
– Я же сказал, Федор, – не твоего ума дело, – внушительно произнес Бестужев. – Опытный подпольщик, должен понимать… Если уж ЦК…
– Извините, товарищ Николай, болтнул не подумав…
Центральный комитет для этого парня, происходившего из какой-то деревушки Полтавской губернии, был чем-то вроде священной коровы для голого бородатого индуса.
– Покурил? Вот и иди в каюту да держи ухо востро, – уже прямо-таки командным голосом распорядился Бестужев. – И чтоб никому ни слова, даже Кудеяру! Дойдем до Финляндии, кончим дело – тогда и откроется все, тогда и обнимемся, и бутылочку раздавим, выпьем за свою удачу и погибель сатрапов…
Глядя вслед Федору, он подумал, что события обретают несомненное ускорение и вместо пассивного ожидания пора что-то предпринимать. Федор может промолчать – а может и проболтаться Кудеяру, который ему гораздо более близок и привычен, нежели товарищ Николай…
Итак, Кудеяр. Точнее, Георгий Владимирович Жилинский, из дворян Трубчевского уезда Орловской губернии, сын крупного помещика и коннозаводчика, урожден 15 мая 1872 года, обучался в Петербургском университете, каковой блестяще окончил и около двух лет прослужил по Министерству иностранных дел, – но близко сошелся с социал-демократами, только начавшими тогда формировать те кружки и союзы, из которых всего за несколько лет образовалась доставившая столько хлопот и пролившая столько крови партия. И, пользуясь подходящей цитатой из великого баснописца Крылова, щуку бросили в реку. Экспроприации и террористические акты, бомбы и нелегальная литература из-за границы, наконец лёвенбургская школа бомбистов. Один из тех, кого Ульянов-Ленин именует «ценным партийным имуществом». В прошлом году был приговорен к смертной казни, но из-под стражи бежал, разыскивается по списку А-1. Сие означает, что данное лицо при обнаружении должно быть немедленно арестовано…
Приходилось идти на риск, не дожидаясь результатов своей придумки со стрельбой по андреевскому флагу. Уж он-то прекрасно себе представлял, сколь опасен Кудеяр, когда остается на свободе. Все повисло на волоске, все!
Не колеблясь, он спустился вниз и решительно постучал в нужную каюту. Когда Смайльс открыл, вошел внутрь прямо-таки силком, оттолкнув рыжего. И, прежде чем тот попытался возмутиться, сказал внушительно:
– Плохи дела, Смайльс. Вообще-то, я ожидал именно такого поворота событий и был к нему готов… Все равно действовать нужно немедленно.
– В чем дело? – невозмутимо поинтересовался рыжий бритт, натягивая китель.
– У вас есть оружие?
– А как же.
Рыжий полез в карман форменных брюк и продемонстрировал браунинг, второй номер.
– Неплохо, – сказал Бестужев. – Вижу, вы человек опытный… Вызовите матросов, не менее шести человек. Нужно тихонечко, по одному извлечь трех известных вам господ из кают, не поднимая шума, обезоружить и посадить под замок. Есть у вас подходящее помещение?
– Ну, найдется вообще-то… А в чем дело?
– Вы хорошо помните, кто меня привел на судно и дал вам надлежащие инструкции на мой счет?
– Конечно. Правда, старшего той троицы привел тот же самый человек и почти те же инструкции давал…
– Напрягите свой ум, Смайльс, – сказал Бестужев. – Вы ведь, я успел заметить, человек неглупый, иначе кто бы вам поручал такие дела… Когда вслед за одним человеком является другой с тем же поручением от того же лица, это во все времена означало, что первому не вполне доверяют и он нуждается в присмотре… Смайльс, вам хочется провести остаток жизни в сибирских соляных рудниках? Лично меня подобная перспектива нисколько не прельщает.
– Меня тоже, знаете ли, – угрюмо сообщил рыжий.
– Тогда действуйте, черт вас побери!
– Да в чем дело?
– Один из троих – агент русской тайной полиции, – сказал Бестужев. – Я не знаю пока, кто именно, но в том, что среди них есть агент, не сомневаюсь. Как и Хаддок, кстати, – иначе бы он меня к вам и не присовокупил… Осталось слишком мало времени, чтобы попытаться провести расследование. Гораздо проще запереть всех троих под надежный замок. Потом разберемся, извинимся перед невиновными, они поймут и не обидятся, знаю я революционеров…
– Но выгрузка…
– Я тоже знаю тех, кто должен нас встречать, – нетерпеливо сказал Бестужев. – Об этой стороне дела не беспокойтесь. Ну, долго вы будете на меня таращиться? Вызовите шестерых матросов, по двое на пассажира, и пойдемте по каютам.
– Но Хаддок…
– Я отвечаю перед Хаддоком! – рявкнул Бестужев. – Я, а не вы! Беру на себя всю ответственность! Вам написать расписку? Или без нее сообразите, что дело пахнет жареным?
Помощник колебался, но Бестужев видел, что уже сломал его – уверенным тоном, постоянными ссылками на майора или, как выражаются нижние чины, нахрапом. По характеру Смайльс не из командиров, безупречный исполнитель, и только – иначе почему так долго ходит в помощниках? И теперь Смайльс, получив два взаимоисключающих указания, готов с радостью свалить всю ответственность на того, кто согласен ее принять. Да и «сибирские соляные рудники» действуют на воображение – именно они с легкой руки зарубежных щелкоперов отчего-то стали символом якобы творящихся в Российской империи ужасов. Впрочем, туда и в самом деле попадают иногда иностранные контрабандисты и те, кого поймали на запрещенных промыслах вроде добычи морских котиков в российских заповедных водах…
– Ну что же вы стоите? – рявкнул Бестужев.
Вздохнув, помощник направился к двери.
Оказалось, что рыжий все же обладал некоторыми способностями к тактике: по его команде двое дюжих матросов, ступая почти бесшумно, вошли в первую каюту, где тотчас же послышалась отчаянная возня. В это же самое время еще четверо, разбившись на пары, ворвались в другие отведенные боевикам помещения. Все было проделано быстро и ловко, но они вытащили в коридор лишь Федора и его молодого напарника. Каюта Кудеяра оказалась пустой,
