Ознакомительная версия.
Угрозы
Первым пришел в себя Сильвестр. Страх, сковавший его при виде Соколова, сменился наглой самоуверенностью.
— Стало быть, граф, вы здесь с чужим паспортом? Так сказать, на нелегальном положении? А что власти Австро-Венгрии предпримут, когда им станет об этом известно? Скажу: вас закуют в кандалы и отвезут в тюрьму.
Ленин, в свою очередь, задумчиво посмотрел на Соколова, побарабанил пальчиками по столу:
— Гм-гм! Я начинаю догадываться, куда исчез товарищ Цигель... Не удивлюсь, если его труп выловят в Шпрее.
Сильвестр зло осклабился:
— Теперь, граф, вам не отвертеться от каторжных работ. Лет на десять прикуют к тачке. За шпионаж. И еще за убийство столько же.
Соколов презрительно посмотрел на Сильвестра:
— Ты, глупый человек, лучше подумай о собственной судьбе. Макарову и Сахарову станет известно, кто в охранке был предателем и выдавал секретные сведения. Тебя ждет позорная смерть. Даже если ты попытаешься укрыться на чужбине, возмездие тебя настигнет.
Сильвестр задумался. Потом решительно тряхнул набриолиненным коком.
— Это, граф, случится лишь в том случае, если вы доберетесь до России. Но уверяю вас — этого не произойдет. — Он выдернул из висевшей под мышкой кобуры револьвер, наставил на Соколова, сквозь зубы прошипел: — Вы, граф, думаете, я забыл, как вы в консерватории оскорбили меня действием? Вызывал вас на дуэль — вы уклонились. Из-за вас не удалась моя карьера. Нет-с, такое не забывается. — Не спуская напряженного взгляда с Соколова, обратился к Ленину: — Позвольте, Владимир Ильич, представить вам этого человека. Так сказать, всероссийская знаменитость, гроза «щипачей» и «медвежатников», сам Аполлинарий Соколов! — и снова с ненавистью уставился на гения сыска. — Я всегда помнил о вашей жестокости, каждое мгновение. — Снизил голос до зловещего шепота: — Я поклялся отомстить вам — чего бы мне это ни стоило. Час возмездия настал. — Приказал Штакельбергу: — Обыщи, нет ли при нем оружия? Да осторожней! Этот человек крайне опасный.
— Это я уже знаю, — усмехнулся Штакельберг. Он чувствовал себя довольно неловко. Профессиональный убийца испытывал к Соколову не только уважение, но и благодарность. Он представлял, сколько усилий потребовалось сыщику, чтобы вытащить его из тюрьмы.
Не без опаски Штакельберг приблизился к Соколову, протянул руки, чтобы пошарить по карманам, но Соколов рявкнул:
— Пошел вон! У меня нет оружия.
В этот час трактир был полупустой. И хотя русские разговаривали на своем языке, сидевшие за столиками аборигены испуганно повскакали, бросились вон.
Гельфанд-Парвус при виде револьвера смертельно побледнел. Заикаясь, просяще произнес:
— Го-господа, только... бе-без трупов!
Ленин засуетился, картаво выкрикнул:
— Срочно вызвать полицию! Этого субчика необходимо арестовать. — Вдруг осекся, задумчиво почесал пальчиком лысину. — Но, товарищи, у этого реакционера в боковом кармане сюртука секретные списки революционеров. Он забрал их обманом. Никак, гм-гм, нельзя, чтобы они попали в комиссариат. Надо отобрать! Непременно. Чего бы это ни стоило, гм-гм.
Сильвестр, поигрывая пистолетом, усмехнулся:
— Под дулом граф выложит списки. Ведь это так, «сослуживец»? Они вам теперь совершенно не нужны. Верните бумаги, ну! Или я вас пристрелю.
Соколов крепко задумался. Он знал правило: когда ситуация кажется безвыходной, никогда не надо торопить события. С нарочитым наслаждением потянувшись, пообещал:
— Отдам ваши бумажки! Но прежде, герр Ленин, позвольте задать вопрос: неужели вы полагаете, что громадная империя рухнет лишь потому, что вы проповедуете бредовые идеи?
Ленин, резко переменив настроение, вдруг весело засмеялся:
— Вы, батенька, не знаете психологию толпы. Народ, масса не приспособлении существовать в свободном обществе. С толпой надо обращаться, как с ребенком. Толпа не приемлет сложных идей. Нужно самое простое...
— «Свобода, равенство, братство».
— Вот-вот! — Глаза Ленина лихорадочно загорелись. Соколов понял, что затронул тему, которая страстно волнует большевистского вождя. — Но нужно» часто, бесконечно часто повторять свою примитивную идею. Необходимо льстить толпе и обещать ей горы золотые. При этом достаточно простого утверждения, не подкрепляемого никакими доказательствами, — и тогда идея овладеет массами. Массы пойдут за своим вожаком. Часто повторяемая идея в конце концов врезается в самые глубокие области бессознательного. И чем ниже по своему умственному развитию субъект, тем он крепче уверен, что родился с привитыми ему идеями. А вот когда идеи окончательно овладеют массами, мы на волне общего энтузиазма построим справедливое бесклассовое и действительно счастливое общество.
Соколову стало ясно: перед ним стоит ненормальный, одержимый бредовыми мыслями человек, который уже и сам верит в то, что говорит.
Сильвестр слушал как зачарованный. Он вдохновенно произнес:
— Теперь, граф, вы поняли, почему я с товарищем Лениным? Потому что за нами — светлое будущее всего человечества! И льщу себя мыслью, что сделал много полезного для партии и своих товарищей.
— Например?
— В частности, я содействовал разоблачению члена ЦК, доносчика Романа Малиновского.
Соколов рассмеялся:
— Это забавно: ты сам участвовал в вербовке этого тридцатипятилетнего поляка, выходца из крестьян, служившего слесарем на фабрике! А твой идейный вождь и вдохновитель, — кивнул на Ленина, — наивно его проталкивал, не жалея денег, депутатом Государственной думы последнего созыва. А теперь — разоблачение...
В настроении Ленина вновь произошла резкая перемена. Лицо исказила злая гримаса.
— А какое, собственно, ваше дело, господин хороший, прислужник гнусного российского самодержавия? Вы поддерживаете насквозь прогнивший режим.
Соколов хладнокровно возражал:
— Вы ненавидите Россию, ее строй, презираете народ. Но вы никогда не отстанете от России, перебравшись на постоянное житье в Америку или, скажем, в любимую вами Германию.
— Это вас не касается! — резко отвечал Ленин.
— А я знаю почему! Чтобы ваши патологические натуры могли существовать, вам нужна среда разложения. Вот вы и разлагаете общество, а в здоровой обстановке ни жить, ни честно трудиться не можете. Я изучал ваше полицейское дело, герр Ленин. И для меня совершенно очевидно: для общества вы — паразит, как, скажем, вошь. Ведь вы ничего полезного для людей не умеете делать. Даже помощником присяжного поверенного вы были плохим, все время получали нарекания, пока вас не изгнали со службы.
Соколов попал в точку. Ленин тайно очень переживал свою никчемность. Он запальчиво возразил:
— Я могу быть, к примеру, хорошим учителем!
— Неправда! Чтобы быть хорошим учителем, надо любить тех, кого обучаешь. А вы людей физически не переносите, у вас все — «сволочи» и «идиоты». Вот и привлекаете в свою партию предателей и человеконенавистников.
Сильвестр запальчиво выкрикнул:
— Мы, граф, обойдемся без ваших нравоучений. Я, к примеру, ненавижу самодержавие. Оно изжило себя и тормозит прогрессивное развитие общества. Я — убежденный революционер! И счастлив, что такой опасный враг, как вы, граф, попался в наши сети.
— Так-так! — Соколов задумчиво покачал головой. — Моя интуиция говорила, что ты, Сильвестр, — враг.
— Так почему, граф, не разоблачили этого «врага»?
— Не верилось, что человеческая гнусность может быть столь беспредельна. Теперь-то я понял, что именно ты задавил и осведомителя Хорька, и проститутку Клавку. Почерк одинаковый. Почему ты лишил жизни Хорька, понятно: он привез с большевистского совещания важные сведения. И вообще, для твоей банды, возглавляемой этим субтильным господинчиком, — кивнул на Ленина, — Хорек стал опасным. Но зачем было убивать безобидную Клавку? И почему ты давил людей электрическим проводом?
Сильвестр криво усмехнулся:
— Вот эту загадку, граф, при всей вашей хваленой гениальности, не разгадаете!
— И все же?
— Вы, граф, уже почти труп. Во вред революции ничего использовать не сумеете. И чтобы вы сами поняли это, могу позабавиться, рассказать, как водил российскую охранку за нос. Списки агентов добровольно вернете?
— Верну.
— Впрочем, мы и сами забрали бы их. Почему убил Хорька? Вы правильно рассудили — он сделался слишком опасным для партии. Я его люто возненавидел, и это облегчало задачу возмездия. Вы, граф, что усмехаетесь? Когда я пришел к Хорьку, полагал его зарезать. Вдруг этот негодяй говорит: «Электричество проводили в нашем доме, вот я и спер моток провода с двойной шелковой изоляцией. Дорогая штука!» Мы посидели за столом, немного выпили. Мне в голову пришла прекрасная мысль: задавить этого типа куском провода! Вы, граф, из криминальной практики отлично знаете, что злодеи для совершения преступлений нередко используют свои профессиональные принадлежности. Думаю, пусть ищут убийцу среди электриков. И в своих расчетах не ошибся! Поиск пошел по ложному пути. Кусок провода я положил себе в карман, будучи уверен — он еще пригодится, дабы совершенно сбить сыщиков с толку. Остаток бросил в холодильный шкаф на кухне. Ловко, не так ли?
Ознакомительная версия.
