Кадфаэль разглядывал прибывших в Итон: кое-кого он никогда раньше не видел. Вот, в серых одеждах двое монахов, приехавших из монастыря Савиньи, что в Билдвасе, расположенном в нескольких милях ниже по реке, за Лейтоном. Монастырь находился под патронажем Люделов. Вместе с монахами был еще один человек, державшийся скромно, но достойно, и Кадфаэль не сразу догадался, кто это такой. Тот был в черном монашеском одеянии, выцветшем и порядком заношенном, неостриженные темные волосы спадали ему на отворот капюшона, на плече поблескивали в солнечном свете две-три металлические бляхи, свидетельствовавшие о том, что обладатель их совершил, видимо, не одно паломничество в святую землю. Быть может, в монастыре поселился какой-нибудь странствующий монах? Вот уже лет сорок как Роже де Клинтон, епископ Личфилдский, основал монастырь Савиньи в Билдвасе. Эти трое свидетелей как раз то, что надо. В их присутствии не будет никакого насилия.
Наконец брат Павел приблизился к леди Дионисии и учтиво, но настойчиво, потребовал мальчика обратно, однако та не собиралась сдаваться просто так.
— Брат Павел, — сверкнув очами, произнесла она деланно ласковым голосом, — я прошу позволения оставить Ричарда, пусть он переночует дома. У него был такой тяжелый день и, наверное, мальчик очень устал. Не надо бы ему уезжать до утра.
Леди Дионисия и словом не обмолвилась о том, что утром пришлет мальчика в Шрусбери, и все еще крепко держала внука за плечо. Говорила она намеренно громко, чтобы все слышали, как она печется о своем внуке.
— Госпожа, — сказал брат Павел с самым смиренным видом, — к сожалению, я вынужден сообщить, что нам придется уехать. Увы, не в моей власти позволить Ричарду остаться вместе с вами, ибо к вечеру нас ждут в аббатстве. Прошу не гневаться на нас.
Леди Дионисия сладко улыбнулась, но взгляд ее был холоден и жесток. Тем не менее, она сделала еще один ход. Скорее всего это была просто игра на публику, нежели попытка немедленно добиться своего, так как старая леди понимала, что в данных обстоятельствах бессильна что-либо изменить.
— Я полагаю, аббат Радульфус внял бы моему желанию побыть с ребенком хотя бы еще один день. Ведь это все, что у меня осталось, плоть от плоти моей, и я так редко видела Ричарда в последние годы. Если вы сразу заберете его, я буду безутешна.
— Госпожа, — твердо сказал брат Павел, вздохнув, — я сожалею о том, что вынужден идти против вашего желания, но у меня нет иного выхода. Я обязан выполнить приказ аббата и к вечеру вернуться в Шрусбери вместе с мальчиком. Пойдем, Ричард, нам пора ехать.
На мгновение старая леди еще крепче вцепилась в плечо своего внука, словно решилась действовать даже при свидетелях , но вовремя спохватилась. Сейчас ей нужно было вызвать сострадание, а не возмущение соседей. Поэтому она отпустила Ричарда, и тот неуверенно пошел к брату Павлу.
— Передай господину аббату, что я как можно скорее хотела бы поговорить с ним, — сказала она по-прежнему мягко, хотя очи ее сверкали от гнева.
— Обязательно передам, госпожа, — ответствовал брат Павел.
Сказано — сделано. Уже на следующее утро леди Дионисия верхами со свитой, и со всем своим обаянием, прибыла в аббатство, испрашивая аудиенции у аббата Радульфуса. Почти целый час она провела с ним с глазу на глаз, после чего вышла, меча очами холодные, гневные молнии, как вихрь пересекла большой двор, разметав, словно осенние листья, ни в чем не повинных послушников, и ускакала восвояси таким резвым аллюром, какой вряд ли долго выдержала бы ее низкорослая испанская лошадь; итонские грумы, молчаливые и напуганные, потащились следом.
— Эта леди привыкла идти напролом, — заметил брат Ансельм. — Но на этот раз она встретила достойного противника.
— Полагаю, мы еще услышим о ней, — с беспокойством сказал брат Кадфаэль, глядя на оседающий по дороге шлейф пыли.
— Дамочка, конечно, упрямая, — согласился брат Ансельм. — Но что она может сделать?
— Скоро узнаем, — сказал Кадфаэль. — И боюсь, что слишком скоро.
Ждать им не пришлось и двух дней. От леди Дионисии прибыл ее адвокат. Церемонно представившись в зале капитула, он потребовал выслушать его. Старший поверенный, тощий человек с быстрыми движениями и каким-то недовольным выражением лица, вошел в зал капитула, держа в руках несколько пергаментных свитков. Он приветствовал собравшихся сухо, но с достоинством, и скорее с печалью в голосе, нежели с гневом. Он выразил свое сожаление по поводу того, что такой ученый, честный и благородный человек, как аббат Радульфус, вынужден был выступить против кровных уз и отказывается передать Ричарда Людела в любящие руки его единственной близкой родственницы, которая, желая внуку только добра, намерена сама наставлять и направлять его, нового хозяина манора. Таким образом, в отношении бабушки и внука была совершена вопиющая несправедливость, ибо негоже ставить препоны на пути к естественной тяге друг к другу и их взаимной любви. Поверенный еще раз выдвинул официальное требование искоренить содеянную несправедливость и отправить Ричарда Людела вместе с ним обратно в Итон.
Аббат Радульфус учтиво, не прерывая говорящего, выслушал до конца его витиеватую речь.
— Благодарю вас за вашу миссию, — сказал он наконец. — Она была исполнена по всем правилам. Тем не менее, я не могу изменить своего решения, известного леди Дионисии. Покойный Ричард Людел поручил опеку сына именно мне, причем это зафиксировано документально и заверено подписями свидетелей. Я принял это бремя и теперь не имею права снять его с себя. Отец Ричарда желал, чтобы сын находился в обучении при аббатстве, покуда не достигнет совершеннолетия и не сможет сам отвечать за свою жизнь и поступки. Я обещал это покойному Люделу и сдержу свое слово. Его смерть лишь усугубила тяжесть моего священного долга и мою ответственность. Так и передайте своей госпоже.
— Милорд, обстоятельства ныне изменились, и такой, составленный частным образом документ, не может быть в суде единственным доводом в вашу пользу, — поспешно ответствовал поверенный, словно и не ожидал от аббата иного ответа и был готов продолжать свою миссию. — Полагаю, что королевский суд не в меньшей степени прислушается к иску столь благородной леди, которая является вдовой, а теперь лишилась и своего сына, и которая имеет все возможности, чтобы достойно содержать и воспитывать своего внука, не говоря уже о вполне естественной необходимости в утешении в нынешнем ее положении. Моя госпожа велела мне известить вас, что если вы не отдадите мальчика, она обратится за защитой к закону, дабы вернуть внука домой.
— Я могу лишь одобрить ее намерения, — откровенно ответил аббат. — Решение королевского суда удовлетворит обе стороны и снимет с нас бремя ответственности. Передайте мои слова своей госпоже и скажите, что я со смирением буду ждать от нее вестей. Однако, пока судебное решение не вынесено, я вынужден поступать по своему усмотрению, — сказал аббат, сухо улыбнувшись. — И я рад, что мы пришли к согласию.
Поверенному не оставалось ничего другого, как принять к сведению этот неожиданно мягкий ответ и откланяться со всею возможной учтивостью. Среди монахов прокатился шепот любопытства и удивления, но аббат Радульфус погасил его одним взглядом, и покуда братья не вышли на большой двор и не разбрелись каждый по своим делам, никто не посмел открыто обсуждать случившееся.
— Так ли уж мудро поступил аббат? — с сомнением в голосе спросил брат Эдмунд, хмуро глядя на Кадфаэля, который направлялся вместе с ним в сторону лазарета. — А что если она и впрямь потянет нас в суд? Очень может статься, что суд встанет на сторону одинокой леди, желающей видеть внука дома.
— Не беспокойся, — уверенно сказал Кадфаэль. — Это пустая угроза. Ей не хуже нашего известно, что суд вершится долго и стоит немалых денег. И это в лучшие времена, а теперь, когда король далеко и занят куда более срочными делами, причем в половине его королевства закон практически бездействует, — тем более. Нет, она просто хочет заставить аббата еще раз подумать и решила попугать его долгой тяжбой. Этот ее поверенный нам не страшен, да он и сам знает, что леди Дионисия не собирается обращаться в суд. Скорее всего она хочет вершить суд сама и попытается выкрасть мальчика. Раз уж он ей так нужен, она будет добиваться своего не мытьем так катаньем, не по правде, так силой, тем более, что силовые методы куда ближе ей, чем отцу Радульфусу.
— Будем надеяться, — сказал брат Эдмунд, вздохнув, — что эта леди испробовала еще не все мирные средства, раз уж крайним является применение силы.
Никто не мог сказать определенно, откуда юному Ричарду становятся известными все треволнения, возникшие вокруг его будущего. Он не мог подслушать сказанного в зале капитула, поскольку даже послушники не присутствовали на этих ежедневных собраниях братьев, да и сами монахи не особенно распространялись на счет судьбы мальчика, находившегося в центре конфликта. Однако было совершенно ясно, что Ричарду все известно и что вся эта история доставляет ему даже какое-то болезненное удовольствие. Семейное несчастье сделало его жизнь интереснее, тем более что находясь в стенах аббатства, он мог чувствовать себя в полной безопасности и тихо радоваться; ведь из-за его персоны разгорелся такой сыр-бор.
