– Черт! – Магдалена стукнула кулаком по полену. – Бартоломей прав. Так у нас ничего не выйдет.
– Еще как выйдет. Если немного доработать наш план…
Якоб вытряхнул пепел из трубки и положил ее в карман разорванного сюртука. Потом задумался ненадолго и наконец удовлетворенно кивнул:
– Сначала оборотень попытается сбежать и сам нападет на стражу. И только потом испустит дух в схватке. Солдаты решат, что перед ними настоящий монстр. – Он усмехнулся: – Уж поверьте, безмозглые стражники еще правнукам будут об этом рассказывать.
– А что, если я откажусь помогать вам? – не унимался Бартоломей. – Что тогда?
Якоб пожал плечами:
– Тогда Цербер и Демиан проведут остаток дней в зверинце епископа, в окружении злобных обезьян и голодных медведей. Боюсь, кто-то должен рассказать о них страже.
– Это… шантаж! – вскинулся Бартоломей. – Ты шантажируешь собственного брата!
– Не шантажирую, а лишь настаиваю ради твоего же блага. Все-таки я твой старший брат и могу себе это позволить.
Палач поднялся и направился к дому.
– Пойдемте, подыщем с Алоизием волка покрупнее. Если понадобится, я и зубы ему начищу, чтобы выглядел пострашнее.
* * *
Себастьяна Харзее бил страшный озноб. Викарий лежал в кровати и проклинал дьявола и всех демонов ада, которые так не вовремя наслали на него эту болезнь. Вообще-то он отличался богатырским здоровьем, за всю жизнь болел раза два или три. И вот на тебе!
Лихорадка дала о себе знать еще несколько дней назад. С тех пор Харзее чувствовал усталость, его мутило и мучили головные боли, как будто в затылок вгоняли толстые иглы. Совершенно пропал аппетит. Правда, до сих пор болезнь удавалось сдерживать горячим отваром из липы и железной самодисциплиной. Но сегодня утром произошло нечто странное. Когда Себастьян собрался выпить свежего отвара, то испытал ужасное отвращение. Он заставил себя выпить варево, и его тут же вырвало. С тех пор отвращение при виде любой жидкости только росло. Конечно, предпочтительнее было бы пролежать весь день в постели. Но потом он узнал об умершей вдове Готцендёрфер и, обливаясь потом, отправился на заседание Совета, а после – комиссии по особым делам. В конце концов он едва добрался до своего жилища неподалеку от церкви Святого Мартина. И с той самой минуты лежал, сотрясаемый ознобом и выстукивая зубами.
Харзее сжал кулак и с такой силой ударил по изголовью кровати, что боль в руке хоть ненадолго заглушила головную боль. Как же не вовремя он заболел – это теперь, когда все складывалось как нельзя лучше. Он полжизни ждал этого оборотня! По Бамбергу бесчинствовал дьявол и сеял страх. Именно страх держал жителей города в узде. Наконец-то паства возвращалась к своему пастырю, и в нужде люди вновь обращались к Господу. С помощью этого оборотня Харзее закончил бы то, чего не удалось добиться сорок лет назад: превратить Бамберг в Царство Господне. И теперь эта проклятая болезнь приковала его к постели!
Мало того, завтра вечером в Бамберг заявится сам курфюрст в лице епископа Иоганна Филиппа фон Шёнборна. Вместе с епископом Ринеком они собираются смотреть на это идиотское состязание двух театральных трупп. Его глупейшее сиятельство затеял его в надежде произвести впечатление на могущественного соседа…
Харзее сердито встряхнул головой, и его накрыла новая волна боли. Пора наконец взять бразды правления в свои руки. Учитывая любовь епископа к своему зверинцу, обезьянам, медведям, павлинам и прочим бесполезным занятиям, не исключено, что скоро он переедет в одно из своих поместий и передаст управление соборному капитулу. А соборный капитул Харзее уже подчинил себе путем всевозможных интриг, и там ему доверяли. Наконец-то он, Себастьян Харзее, станет самым преданным служителем Господа, надеждой Бамберга. Могучим борцом против мирских пороков, особенно со стороны соседней епархии Вюрцбурга…
Харзее и тамошний епископ давно питали неприязнь друг к другу. В отличие от бамбергского князя-епископа, Иоганн Филипп фон Шёнборн решительно выступал против любых судов над ведьмами. С некоторых пор в Вюрцбурге были запрещены преследования ведьм. Харзее не сомневался, что Шёнборн сделает все, чтобы ограничить его влияние, добиться которого стоило немалых усилий. Намерение это вполне могло увенчаться успехом, если учитывать, что Шёнборн был не только епископом Вюрцбурга, но также епископом Вормса и архиепископом Майнца. И, будучи курфюрстом и другом кайзера, принадлежал к числу самых могущественных людей Германии…
Харзее стиснул зубы и застонал, сотрясаемый очередным приступом озноба. Нельзя допустить, чтобы этот неженка Шёнборн и епископ Ринек обсуждали историю с оборотнями без его участия. В худшем случае Шёнборн отговорит Ринека продолжать преследования. Весь его план окажется под угрозой, если в ближайшее время не встать на ноги! По крайней мере, ему удалось запретить эту гнусную свадьбу в Банкетном доме. Чтобы палач выплясывал среди порядочных горожан! Это противоречило божественному укладу и всем нормам морали. Давно пора направить этот город на путь истинный.
В дверь постучали, и в спальню вошел и низко поклонился напуганный слуга.
– Что еще? – недовольно спросил Харзее и вытер холодный пот со лба.
– Вы… вы велели позвать лейб-медика, ваше высокопреподобие, – ответил слуга, потупив взор. – Он как раз пришел.
– Ну так впусти этого еврейского шарлатана, иначе за что ему столько платят?
Слуга удалился, и Харзее облизнул пересохшие губы. Он долго не решался звать мастера Самуила. Будучи ярым приверженцем христианства, викарий терпеть не мог еврея, хотя его семья давно сменила веру. Кроме того, епископ Ринек беззаветно доверял доктору. С тех пор как Самуил взялся лечить любовницу епископа от французской болезни, его превосходительство все больше благоволил этому шарлатану. Харзее опасался, что доктор мог нашептать Ринеку дурных советов – все-таки он тоже выступал против преследований. И зачем его только допустили в эту комиссию!
И этот низкорослый ученый, которого Самуил привел на собрание, с самого начала ему не понравился. Кто он вообще такой? Может, мошенник? Что ж, Харзее наведет справки, как только выздоровеет. Возможно, потом этим знакомством удастся попортить репутацию и мастеру Самуилу…
В дверь снова постучали, и в спальню, небрежно поклонившись, вошел лекарь. В руках он держал большую кожаную сумку.
– Ваше преподобие, вы посылали за мной? – спросил Самуил и с беспокойством взглянул на викария. – Вы уже утром, на собрании, выглядели неважно. По-моему, у вас сильная лихорадка.
Харзее кивнул с явным нетерпением.
– Об этом я и без врача могу догадаться, – ответил он с трудом. – Я послал за вами, чтобы вы предприняли что-нибудь, и побыстрее. Можете вы это сделать?
– Все зависит от болезни. Лучше расскажите подробнее, как вы себя чувствуете?
Харзее с недовольным видом рассказал врачу об острых головных болях, тошноте и головокружении. Мастер Самуил молча слушал. Потом он раскрыл свою сумку, поделенную на десятки маленьких кармашков и отделов, порылся немного в содержимом и выудил длинную деревянную палочку.
– Господи, это еще что? – проворчал Харзее. – Поварешка?
– Это лопатка для рта, ваше преподобие. Я хотел бы взглянуть на ваше горло, для этого мне и нужен сей инструмент. Будьте любезны, откройте рот.
Викарий пожал плечами и позволил доктору делать свое дело. Мастер Самуил надавил ему на язык и влез своей лопаткой чуть не в самую глотку.
– И-р-р-бав-р-р-те м-ня… – с трудом проговорил Харзее.
– Что вы сказали? – Самуил вынул лопатку у него изо рта.
– Я говорю, избавьте меня от этих своих новомодных процедур, – прокряхтел викарий. – Лучше пустите кровь, как обычно. И скоро мне станет лучше.
Самуил нахмурился:
– В вашем состоянии это противопоказано. Вы и так слишком слабы. Кровопускание может убить вас.
– Убить? Ха! – Харзее встряхнул головой, и снова лоб пронзила острая боль. – Проклятье, это простая лихорадка, только и всего! Если уж не станете пускать мне кровь, то придумайте какой-нибудь другой способ, чтоб к завтрашнему вечеру поднять меня на ноги. Вы же сами знаете, что к нам приезжает епископ Вюрцбурга. Я должен быть там.
