Она тихонько поднялась на второй этаж, осторожно приоткрыла дверь спальни и заглянула внутрь. Годфри храпел на постели Ребекки.
— Годфри? — Графиня вошла в комнату.
— Тихо! — Откуда ни возьмись перед графиней возник мальчик, прижимавший палец к губам. — Вы его разбудите.
— Ты кто? — Графиня посмотрела на лохматого уличного мальчишку. — И что ты делаешь в моем доме?
— Мне показалось, что он очень устал, — ответил мальчик. — Между прочим, я бы сказал, что он здорово нализался.
— Да-да... — Графиня вытащила мальчика на лестницу. — Но повторяю вопрос: кто ты и что делаешь в моем доме?
— Понимаете, старый дурень едва стоял на ногах, поэтому я помог ему подняться сюда и уложил спать. Потом я спустился вниз, развел огонь и сделал себе посеет, без пряной настойки, конечно. Ну, выпил его и пошел спать.
Взяв ребенка за руку, графиня привела его в разгромленную комнату.
— Это тоже ты сделал?
— Нет! — крикнул мальчик. — Честно. Я только помог старикану войти.
— Продолжай...
— Он сидел на ступеньках. С ним был какой-то чудак, но он быстренько смылся, когда я подошел.
— Опиши его.
— Одет убого, повязки на руках и ногах.
— Хорошо. — Графиня приволокла сорванца на кухню. — А теперь можешь рассказать, что ты вообще делаешь в моем доме.
— Хватит, сэр! — Элпью оторвалась от жадных губ Пипса. — Если вы будете слюнявить меня с такой силой...
— Обычное пылкое лобзание! — воскликнул Пипс, вновь припадая к ее губам и позволив своей руке забраться за вырез корсажа.
— Довольно, мистер Пипс! — Элпью убрала его руку и встала, отчего Пипс потерял равновесие и упал в кресло, в котором она сидела. — Давайте соблюдать приличия. Миледи будет здесь с минуты на минуту, и ваша подруга скоро вернется с этой мерзкой собакой.
Хватаясь за ноги и тяжело дыша, Пипс вернулся в свое кресло.
— Вот, опять! — Он схватил телескоп и направил его на реку. — Вы видите?
Элпью посмотрела в окуляр.
— Ничего не вижу, сэр, только черную старую реку.
— Присмотритесь. На стороне Ламбета. На берегу, рядом с лесопильными складами. Вот... сейчас!
Элпью напрягла зрение. Она увидела тусклые вспышки, потом — ничего.
— Это какое-то отражение, сэр.
— В мое время на флоте я часто с этим сталкивался, — сказал Пипс. — Вы правильно назвали это отражением. Кто-то стоит на том пустынном берегу с зеркалом и посылает сигналы на нашу сторону.
— Все это очень интересно, сэр. А теперь, когда вы получили свой поцелуй, соблаговолите высказать ваше мнение относительно значения этих букв.
Пипс без всякого энтузиазма поднял с пола записку.
— Поцелуй-то был совсем короткий.
— Да, сэр, — нависла над ним Элпью. — Вы и просили «один поцелуйчик», поэтому и получили что просили, и даже больше. Всего за несколько букв.
— Герцог Бэкингем, — надувшись, отвечал Пипс. — Он был смертельным врагом миледи Каслмейн, старой соперницы вашей хозяйки. Разумеется, Каслмейн была непревзойденной сладострастницей, гением гениталий. Говорили, что она могла изобразить любую из поз Аретино...
— Значит, Д.Б. означает «герцог Бэкингем», сэр. А остальное?
— Ах да. — Пипс снова прищурился, разглядывая листок. — Д.В. будет «Джордж Вильерс».
— А кто он в жизни-то?
— Герцог Бэкингем.
— Про герцога я уже знаю, а кто такой Джордж Вильерс?
— Литератор, как и вы. Но дело в том, что Джордж Вильерс и герцог Бэкингем — одно и то же лицо.
— И где я могу найти этого Джорджа Вильерса?
— В могиле. Я же сказал вам, что бедняга уже тринадцать лет как умер.
— Так вот, когда мы с этим пьянчужкой были наверху, я услышал внизу шум, а потом хлопнула дверь. Так что нам повезло, что мы вошли, когда вошли. Наверное, кто-то уже был в доме. И я думаю, мы его спугнули, кто бы он ни был.
Графиня, занятая накладыванием румян, посмотрела на мальчика в зеркало. Ребенок сел поближе к огню с кружкой горячего пряного напитка.
— А почему я должна тебе верить? — Графиня лизнула голубой карандаш и принялась прорисовывать вены на груди. — Я даже не знаю, кто ты и зачем здесь.
Не обращая внимания на ее слова, мальчик порылся в кармане куртки.
— Потом пришло вот это. — Он подал графине записку.
— От кого она? — Графиня, видя, что напортила с венами, стирала голубую краску. Теперь казалось, что вся грудь у нее в синяках.
— Откуда я знаю? — Мальчик нахмурился. — Я ее не открывал, и даже если бы и открыл, читать я не умею, поэтому и не понял бы. Меня зовут Тим. Сокращенно от Тимоти.
Глянув на него, графиня оторвала кусочек испанской шерсти и принялась натирать щеки.
— Если вы наложите столько красного, миссис, то будет похоже, словно вас хватил удар. Дайте-ка...
Он забрал у нее шерсть и стал осторожно натирать румянами щеки.
— Нужно красить повыше, чтобы приподнять скулы.
— Откуда ты столько знаешь о дамском гриме, скажи, Тим?
— У меня есть сестра.
Черным карандашом он начал подводить ей глаза. Графиня вскрыла записку. Почерк показался ей знакомым.
«Помогите мне. Рейкуэлл запер меня в Тауэре.
Ребекка.
Йомен Партридж доставит вам эту записку. Он сделал все, что мог».
Графиня лихорадочно думала. Что все это значит? Выходит, Элпью была права, и Ребекка жива. Но тогда... Мысли разбегались. От этой женщины одни неприятности... Ну а если письмо настоящее и она действительно в опасности? Рейкуэлл, бесспорно, умеет нагнать на человека страха. Откуда она может знать, что в письме говорится неправда? И если так, а она его проигнорирует, а с Ребеккой потом произойдет что-то ужасное, как она сможет с этим жить?
Графиня положила записку на стол и взяла мальчика за плечи.
— Кто дал тебе записку?
— Мужчина.
— Он был в красном костюме с желтыми ленточками?
— Варфоломеевская ярмарка еще не скоро, миссис. — Мальчик стал аккуратно приглаживать торчащие во все стороны космы графининого парика. — Это был обычный человек. В простой одежде.
— Высокий, низкий, толстый, с бакенбардами?
— Самый обычный. Не богатый джентльмен из дворца, но и не рыночный торговец. Просто мужчина.
— Ты не заметил, Тим, в его речи не было ничего странного?
— Когда вы так сказали, миссис, он ко всем словам прибавлял «э».
Йомен Партридж! Графиня поднялась.
— Быстро! Я должна уехать.
— Эй! — Мальчик бросил карандаш. — Я еще не накрасил вам губы.
— Давай скорее. — Она наклонилась и твердо с ним заговорила: — Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал. Ты отнесешь записку моей служанке Элпью. Потом ты должен вернуться сюда и проследить, чтобы Годфри, старый шельмец наверху, не попал ни в какую передрягу. Ты понял?
Мальчик кивнул. Графиня взъерошила ему волосы.
— Вот тебе пенни. И если ты сделаешь то, о чем я тебя прошу, получишь еще шиллинг, когда я вернусь.
Мальчик взял монету, попробовал на зуб и засунул в чулок.
— Вы пишите записку, а я пригоню вам экипаж, миссис.
— Но...
— Никаких возражений. После того как я поработал над вашим лицом, вы поедете в экипаже. Такая очаровательная старушка, как вы, не должна ходить пешком в такой ненастный вечер.
— Разумеется, сейчас мужеложство распространено среди нашего благородного сословия так же, как и в Италии. — Пипс сделал глоток вина. — Городские слуги сплошь и рядом жалуются на своих господ. Но я на моду внимания не обращаю, я по-прежнему предпочитаю девиц.
— Ваша домоправительница что-то долго гуляет...
— Да, и, кстати, о живности — я слышал, что во время долгих плаваний даже куры не ограждены от амурных посягательств команды.
Элпью вздохнула, сожалея, что нет никакой возможности увести беседу от непристойной темы.
Хлопнула входная дверь. Элпью вскочила.
— Надеюсь, что привели собаку.
Пипс покачал головой.
— Судя по неровным шагам на лестнице, я бы сказал, что это вернулся с работы Уилл Хьюэр.
В дверь просунулась голова.
— Все в порядке, старина?
— Выпьешь с нами вина, Уилл?
— Боюсь, не могу. Сегодня днем много работы. Кажется, еще одна «Розамунда». На сей раз большая партия бренди, еще шелк и пара ящиков чая.
Розамунда! Элпью открыла рот, но Хьюэр исчез так же внезапно, как и появился.
— О чем он болтал?
Пипс приложил палец к губам и прошептал:
— Он большой человек в Ост-Индской компании. «Розамунда» была у них. Пострадала несколько недель назад. Да еще прямо перед таможней.
— А сильно пострадала? — Элпью лихорадочно пыталась сообразить, о чем идет речь.
— Ну, если вы об ущербе, то нет, не очень. Опоры поломались, несколько царапин по средней линии, ну и что торчало — снесло.
— Я бы сказала, что страшно пострадала, если бы у меня что-то снесло, как вы выражаетесь! — вскричала Элпью.
