еще две — в голову.
Шесть трупов за три года. Шестеро возможно даже не знакомых друг другу вояк. Имена,которые мне не приходилось слышать раньше, и фотографии отвратительного качества — и только в тех случаях, когда вообще удавалось раздобыть фотографии, а не только ссохшиеся от времени страницы архивных документов.
Слишком мало информации, чтобы быть уверенным хоть в чем-то — и ту мне приходилось добывать буквально по капле, щедро разбавляя предположениями и домыслами. Но если хотя бы половина из этих самых домыслов оказались верными, если кто-то действительно решил избавиться…
— Боже, друг мой, как я устал. Вы даже представить себе не можете.
Из скорбных размышлений меня вырвал не менее скорбный голос Вольского. Почтенный Петр Николаевич сердито отбросил в сторону очередную папку с бумагами и грузно плюхнулся на стул, будто разом лишившись всех своих сил, которые еще мгновение назад казались и вовсе неисчерпаемыми.
— Порой мне кажется, что мы так никогда никого и не отыщем, — тоскливо продолжил он. — Признаться, я даже пробовал читать не о знахарях, а о тех, кого называли богатырями. Но это ведь все равно, что искать иголку в стоге сена! В каждом знатном роду есть предки, которые обладали особым Талантом или…
— Так зачем же вам знатные рода, Петр Николаевич? — усмехнулся я. — Если среди нас действительно до сих пор живут былинные герои, они вряд ли так уж сильно жаждут внимания или громких титулов. Такие люди скорее прячутся среди простого народа.
— Поверьте, друг мой, я изучал и подобное. — Вольский протяжно вздохнул и рассеянно закопался пятерней в ворох бумаг. И их куда больше, чем вы можете себе представить. Незаконнорожденные дети, потомки с внезапно проснувшимся Талантом… Сколько угодно случаев — взять хотя бы этот!
По столу в мою сторону скользнула газетная вырезка. Если мне не изменяла память, Вольский уже проверил статью и самолично заявил, что она не стоит ровным счетом никакого внимания. В самом деле, на войне всегда находится место подвигу, а репортеры активно приукрашивают действительность, превращая обычных честных служак в тех, кто мог в одиночку обратить в бегство целое полчище японцев.
Герой этого опуса одолел всего дюжину, а пятерых убил в неравной схватке голыми руками. Однако внезапно свалившаяся на голову слава, похоже, пришлась ему не по нутру. Солдат на слегка размытой фотографии под заголовком позировал на камеру без всякой охоты: зачем-то встал вполоборота, раза в полтора дальше, чем следует, поднял ворот шинели и надвинул фуражку чуть ли до самых глаз. Будто то ли стеснялся собственной внешности, то ли просто не хотел, чтобы его узнали.
Но я все-таки узнал.
Глава 37
Не то, чтобы я так уж сильно нуждался в комфорте. Столетия, проведенные на войне, приучают философски относиться к любым неудобствам. Особенно если обладаешь умением без особого вреда для здоровья ночевать хоть под попоной боевого коня, хоть в траншее, заполненной дождевой водой примерно по щиколотку, хоть прямо на мерзлой земле. Впрочем, именно после таких приключений и начинаешь ценить этот самый комфорт особенно сильно. Спать куда лучше в тепле.
А работать куда лучше там, где светло, много места и не пахнет сыростью. И, что куда важнее — где никто не болтает без умолку и не носится взад-вперед со стремянкой, раз за разом превращая аккуратно разложенные на столе стопки документов в ворох бумаги.
В общем, я сказался больным и отпросился у Геловани. Его сиятельство вряд ли поверил, что наделенный целым ворохом необычных Талантов капитан может вот так просто взять и свалиться самой обычной простудой, однако спорить не стал и выделил мне выходной. Который я, разумеется, тут же принялся тратить на ненароком подсунутую Вольским зацепку.
И теперь передо мной действительно маячило… что-то. Не очередная фронтовая байка или обросшая выдумками городская легенда. Не моя собственная фантазия, кое-как вырезанная в размер и пристроенная по соседству с и без того сомнительными фактами, а истина. Пока еще скрытая под слоем прошедших с войны лет, однако уже готовая отдаться мне в руки… почти готовая.
Я еще не успел вытащить из глубины эту могучую рыбину, но хотя бы видел ее сквозь толщу воды. И чем сильнее натягивал удочку, тем больше убеждался, что на этот раз улов окажется достойным, и коварная леди удача не подсунет мне вместо добычи очередного худосочного малька.
Фотография, имя и номер войсковой части — вполне достаточно, чтобы отыскать человека даже за полвека до изобретения чего-то похожего на Интернет. За прошедшие четыре с половиной года бравый унтер-офицер наверняка успел выйти в отставку и уехать куда-нибудь в глубинку. Или вообще остался на Дальнем Востоке, где выправить новый документ куда проще, чем в столице или губерниях в европейской части страны.
В начале двадцатого века изрядная часть крестьян вообще не имела паспортов, и служащие канцелярий порой заполняли документы со слов просителя, так что поиски героического фельдфебеля Игоря Никитина могли занять не один месяц, но зато теперь я хотя бы не сомневался, что копаю в верном направлении. Да и общая картина если не стала полностью ясной, то уж точно дополнилась.
Итак, что имеем в сухом остатке? Прорывы существовали на земле сотни или даже тысячи лет. Однако когда-то давно, в допетровскую эпоху, а то и вообще еще при Рюриковичах, их количество стало уменьшаться, а примерно в середине позапрошлого столетия и вовсе сошло на нет. Может, это произошло само по себе, а может, постарались древние мудрецы, которые после этого по старой доброй традиции попрятались, вылезая разве что во время очередной войны.
Так продолжалось сто пятьдесят лет, но после русско-японской картина снова круто поменялась. Прорывы начали появляться опять, и не постепенно, а сразу в изрядном количестве, которое еще и прирастало от месяца к месяцу — и прирастает по сей день.
И одновременно кто-то избавлялся… предположительно избавлялся от старшей «когорты». Сначала погиб я, потом еще один, потом еще, и в конце концов страна лишилась всех древних защитников. Будь хоть кто-то из них еще в строю, об этом наверняка знали бы. Если не Геловани, то император уж точно.
