Зато во время этих, как он выражался, "перелетов" случались самые разнообразные истории, которые были по душе Александру Васильевичу: в свободную минуту он любил позабавиться.
Как ни старался Суворов проскочить Курск ночью, но попал в него к утру. Станционный смотритель, юркая, продувная бестия, как-то пронюхал, кто едет,- кланялся и обещал немедленно дать лучшую тройку.
– Все будет-с! Стриженая девка косы не заплетет… - уверял он. А через минуту шептал уже кому-то за перегородкой:
– Беги к полицеймейстеру! Сам фельдмаршал!
Суворов понял, что в Курске ему не избежать скучного парадного обеда у губернатора. Лошади у станционного смотрителя не готовы, и он постарается задержать Суворова, чтобы успеть все сделать. Суворов сел со Столыпиным пить чай. Быстро выпив чашку, Суворов, ни слова не говоря Столыпину, вышел из комнаты и незаметно шмыгнул на ямщичью половину.
Изба была пуста. На стенах, на лавках и под лавками висели и лежали дуги, хомуты, седелки, вожжи. Сочно пахло сыромятью, конским потам и дегтем.
Суворов подложил под голову хомут и лег на лавку, оборотившись лицом к раскрытому окну, которое выходило на огород. Он накрыл лицо носовым платком и преспокойно уснул.
Проснулся Суворов от скрипа двери. За его спиной кто-то тихо перешептывался. Немного погодя дверь скрипнула вновь. Шепот смолк.
Суворов снял платок и поворотился на другой бок. Поворачиваясь, успел заметить: у порога стоял в парадном мундире с треуголкой подмышкой полицеймейстер.
Суворов продолжал лежать с закрытыми глазами.
"Вот стоит человек. Клянет, поди, фельдмаршала: из-за него надо было наряжаться, бежать докладывать губернатору, потом разыскивать этого Суворова. Хлопот много, а радости - никакой. А ведь все они будут льстить, притворяться, что им это страсть как приятно!"
Чуть приоткрыл глаза.
Полицеймейстер, тучный мужчина, стоял навытяжку, не смея шевельнуться, не смея дохнуть. Обливался потом.
"Ишь, стойку сделал, помилуй бог!"
Делать нечего - приходилось вставать…
Потому-то губернские города Суворов и старался проскочить ночью. А больше всего любил в пути уездное захолустье, деревенскую глушь. В них меньше важности, меньше притворства, меньше лести…
…На маленькой станции за Курском фельдмаршала Суворова ждали с часу на час. Ямщик, приехавший из города, передал, что в Курске - фельдмаршал Суворов, который едет из Петербурга на юг.
Станционный смотритель, длинный и худой, как оглобля, бегал и суетился: еще бы - едет такой важный барин!
– Смотри же, Оксаночка, чтобы нигде ни пылиночки, ни сориночки,-просил он жену, которая мыла горницу, - ведь едет…
– Одийды! Не мешай! - грозно поднялась с мокрой тряпкой в руке толстощекая чернобровая Оксана. - Сама знаю, что йидэ генерал!
– Не просто генерал, а генерал-фельдмаршал! - робко поправил муж.
– Що я - не бачила проезжающих? Разных було: и генералов, и полковников, и тых, як их, секунд-майоров… Всякого звания. Слава тебе господы! Двадцать пьять рокив ось на тий станции… Светлейшего князя Потемкина видела, як йихав. Восемнадцать коней карету везлы. А сам - в шовковым кафтане и кругом золото и ордена: и тут и ось тут! Знаю!…
И разбитная жинка бойко зашлепала по мокрому полу босыми ногами.
К вечеру комната для проезжающих была готова. Оставалось ждать Суворова.
Фельдмаршал вечером не приехал. Стали ложиться спать.
– Та лягай ты, як следует быть. Що генерал по ночам будэ йиздыть? Що йому дня мало?-уговаривала она мужа.
Но муж не послушался - прилег не раздеваясь. Ночью к почтовому двору кто-то подъехал. Смотритель вскочил с постели.
– Ну и дурный же ты! Як хтось його шилом поре! Чи ж не чуешь подъихалы на паре коней. Який там генерал… - говорила Оксана.
Станционный смотритель выскочил на крыльцо и разочарованно остановился: жинка была права - у крыльца стояла обыкновенная кибитка.
Почесываясь и зевая, он спросил:
– Кого бог несет?
– Передовой графа Суворова, их благородие господин адъютант поручик Столыпин. - весело отозвался какой-то старичок, легко спрыгивая с козел. Не оступитесь, ваше благородие! Извольте сюда! - помогал он молодому офицеру вылезть из кибитки.
"Адъютант с денщиком", - понял станционный смотритель.
– А что ж, их сиятельство когда прибудут? - спросил он, провожая путников в горницу.
– Не скоро, помилуй бог! Не раньше вечера! Он у курского губернатора еще гуляет! - словоохотливо ответил денщик.
Станционный смотритель, успокоенный, вернулся к жене.
– Суворов приедет завтра к вечеру, а это его адъютант и денщик.
– А я тоби, дурню, що говорила? Кажу: лягай, спы!
В горнице же для проезжающих фельдмаршал Суворов шептал своему адъютанту поручику Столыпину:
– Ты, Сашенька, ложись на лавке, а я на полу, на сене. Мне ямщик клок сенца дал.
И немного погодя на почтовом дворе все уснуло.
Наутро Оксана, приоткрыв дверь, заглянула в горницу своим бойким карим глазом.
Офицер, видимо, вышел - на лавке лежали его плащ и шпага. Зато на полу, в уголочке, похрапывал старик солдат. Спал он на сене, прикрывшись плащом.
– Ишь, трасца його матеры! Я мыла-мыла, а он туточки сена натрес! вспылила Оксана.- А мой же дурень не мог солдата до ямщиков в хату отвести!
Оксана подошла и потянула старика за ногу.
Старик дрыгнул ногой и спрятал ее под шинель.
Оксана дернула его за другую.
Старик поджал и другую.
Тогда Оксана подошла и сердито потрясла его за плечо:
– Эй, диду, вставай!
Старик проснулся и сел, протирая глаза.. - А? Что?
– Вставай, диду! Тут тоби не место!
– Почему?
– Тут будэ великий генерал…
– Какой генерал?
– Та ваш же, Суворов!
– А-а, ежели Суворов, тогда надо уступить!
Старик вскочил и, отойдя в сторонку, стал обуваться.
– Я мыла-мыла, а ты взяв и сена натрес, - недовольно говорила баба, собирая сено. - Чи ж тоби тут полагается? Старый солдат, а политыки не знаешь: твое место ось где, иди сюды! - строго сказала она.
"Занозистая жинка. Но молодец: субординацию понимает!"-весело подумал Суворов, идучи за Оксаной на кухню.
– Коли ты денщик, то ось где твое место. Сиди тут, не мешайся полоник миж ложками!
И она вышла.
Суворов умылся и сел на лавку ждать, что будет дальше. Все это забавляло его. Суворов любил ездить вот так, чтобы его не узнавали, принимали за другого.
В горнице стукнула дверь - видимо, вернулся адъютант Столыпин.
Суворов подбежал к двери.
– Сашенька, я здесь, меня хозяйка на кухню вытурила,- смеясь сказал он адъютанту.- Гляди не проговорясь, не выдай меня.
– Слушаю-с, ваше сиятельство!
– А лошади скоро?
– Позавтракаем и можем ехать.
– Ну так помни же: я - твой денщик!
Суворов закрыл дверь и сел на прежнее место, на лавку.
– Что, выспался, старинушка? - спросил у него станционный смотритель, входя на кухню.
– Выспался, милый человек.
– Тогда снеси их благородию самоварчик - уже готов, там, в сенях, стоит.
– Сейчас!
Суворов вскочил и побежал в сени, где шумел самовар. Открывая ногой двери, он понес самовар в горницу.
– Пожалуйте, ваше благородие, самоварчик! - сказал он, ставя самовар на стол.
Поручик Столыпин не мог смотреть на проказы Суворова - давился от смеха.
– Александр Васильевич, куда же вы? Садитесь пить чай! - зашептал он, видя, что Суворов собирается уходить.
– Пей один, а я - там. Надо хозяина угостить, - подмигнул Суворов и, взяв свою походную флягу, вышел.
Станционный смотритель хлопотал у стола.
– Вот снеси-ка их благородию чайник и чашку. А мы с тобой, служивенький, молочка покушаем, сейчас хозяйка принесет.
Суворов отнес в горницу чайник и чашку.
– А что, мил человек, не выпить ли нам молочка от бешеной коровушки? спросил Суворов, доставая флягу.
Он сам пил всегда очень мало и никогда не пил с утра, но хотел угостить человека - знал, что каждый станционный смотритель - выпивоха.
– А ладно ли это будет - с утра? - боязливо оглянулся на дверь станционный смотритель. - Да и Суворов приедет. Фельдмаршал никак. Нехорошо!
– Суворов когда еще приедет! Мы по единой!
– Ну, разве что по единой, - успокоился он, ставя на стол чарки. Жинка моя - хорошая хозяйка, у нее все есть, да для порядку запирает на замок, - смущенно говорил станционный смотритель, шаря на полице.- Вот только что есть для закуски: хлеб, лук да огурцы…
– А нет ли редьки?
– Редька есть.
– Помилуй бог, да это первейшая закуска!
Суворов налил из фляги. Они чокнулись. В это время дверь отворилась, и на пороге стала Оксана.
– Ось, бачтэ! Не ивши, не снидавши - за горилочку?
– Оксаночка, погоди, послушай!
– И слухать не хочу!
– Надо ж уважить человека. Денщик адъютанта генерал-фельдмаршала графа Суворова…
