— Между Питером и Баку летали шифрограммы. А я их читал. Есть у меня на спецтелеграфе человечек… — Голос был задумчив. Дятел осмыслял услышанное. — Да, ловко вы меня с дневником проверили, ваше покойное превосходительство.
А вот теперь нужно было говорить очень быстро, потому что после этих слов должен был последовать выстрел. Всё, что ему было нужно, Дятел уже выяснил.
— Вам будет любопытно узнать еще кое-что… — сказал Эраст Петрович и запнулся.
На всем белом свете не найти человека, который убил бы того, кто начал фразу подобным образом.
— Что же?
«А ничего. Зубы заговариваю».
С этого момента Фандорин запретил мозгу всякую мыслительную работу. Сейчас следовало всецело довериться телу, в такой ситуации могло спасти только оно. Естественные рефлексы спонтаннее и быстрее любых сознательных действий.
Прямо с колен он кувыркнулся вперед через голову. Пуля с визгом рассекла воздух чуть выше.
Потом — прокатился боком и вскочил. Фонтанчик ударил у самых ног.
Настало время «карусели». Эраст Петрович с короткого разбега закрутил по земле колесо, отталкиваясь руками и переворачиваясь. Противник успел выпалить еще три раза, прежде чем Фандорин оказался в мертвой зоне — прижался к углу дома.
В «веблее» семь зарядов. Значит, придется подставляться еще дважды.
Бесшумно переступая, Эраст Петрович обогнул постройку с тыла, чтобы отрезать врагу путь к отступлению. С такого небольшого расстояния он услышал бы малейший шорох и определил бы движения противника. Но в доме было тихо. Дятел не трогался с места. Ждал.
«Хладнокровный господин, ничего не скажешь. Хорошо, что у него осталось две пули, а не одна. Последнюю он, чего доброго, потратил бы на себя, а так у человека иллюзия, что он еще может взять верх. Как же его там взять? Домишко маленький. Если ворваться через дверь или прыгнуть в окно, в упор он не промажет».
Наука «крадущихся» учит: если ты безоружен, как следует оглядись, и ты обязательно найдешь оружие.
Фандорин как следует огляделся. Никакого оружия не обнаружил. Зато увидел матово поблескивающую нефтяную лужу, каких в Черным Городе великое множество.
Снял тесные штаны и остался в одной набедренной повязке. Он надевал ее в предвидении бурных событий не из любви к экзотике. Затянутая особенным образом полоса ткани правильно стимулировал тандэн — точку силы, расположенную на один сяку ниже пупа.
Японские панталоны Эраст Петрович окунул в черную пахучую жижу. Поморщился. Какая все-таки гадость эта нефть! Никуда от нее, паскудной, не деться.
Протерся с макушки до пят и весь почернел, снова слился с ночью. Но и после этого не выкинул мокрые штаны, а скрутил их в жгут.
Под мышкой прямо к телу был приклеен специальным пластырем минимальный набор ниндзя: гибкий и узкий клинок с пилообразным лезвием (не понадобится); трубка с ядовитыми шипами (тоже); а вот непромокаемый трут с огнивом пригодится в самый раз.
Из дома донесся смешок.
— Что вы там возитесь, Фандорин? Заходите на огонек.
«Он напротив двери. Спиной к окну между центральным и левым окнами… Сейчас будет тебе огонек, погоди».
Эраст Петрович смотрел на луну, к которой медленно, но верно подбиралось качественное, плотное облако. Минуты полторы оставалось ждать.
— Вы случайно не знаете, кого мы прошлой ночью ухлопали вместо вас? — попробовал Фандорин вытянуть из противника еще немного информации. Но тот не клюнул.
— Правила игры поменялись. Больше никаких откровенностей. Если дадите себя подстрелить, так и быть, перед смертью удовлетворю ваше любопытство.
«Уже кое-что. Значит, человек с отрубленными руками ему известен».
Свет начал стремительно меркнуть. Погас совсем. Черный Город окончательно почернел.
В тот же миг Фандорин высек искру и запалил пропитанную нефтью ткань.
Зажмурился, чтобы не видеть яркого пламени. Подбежал к зияющей дыре окна, бросил факел внутрь.
«Ниндзя за работой». ХокусайКак тому и следовало, Дятел обернулся, инстинктивно нажал спуск. Фандорин же отбежал к следующему окну, нырнул через подоконник, распластался, застыл.
Человек с пистолетом, отчетливо видный на фоне огня, быстро поворачивался вокруг собственной оси, но увидеть слившуюся с земляным полом черную фигуру не мог.
«Только бы не застрелился!»
Эраст Петрович прибег к уловке совсем детской, в науке ниндзюцу не прописанной. Громко сказал: «Гав!» и откатился в сторону.
Вскинув руку, Дятел выпустил седьмую пулю — от стены полетели крошки.
— Ну вот. — Фандорин неторопливо поднялся. — Зря колебались. Нужно было сразу застрелиться, как только остался последний патрон. Драться будем или так сдадитесь?
Прикрывая ладонью глаза, побежденный противник вглядывался во тьму и по-прежнему ничего не видел.
Эраст Петрович приблизился.
— Не приближайтесь, ваше превосходительство. Вы грязный, как свинья. Одежду мне запачкаете, — с поразительным спокойствием сказал Одиссей-Дятел. — Нет, драться я с вами не стану. И стреляться мне незачем. Большевики не истеричные барышни, рук на себя не накладывают. Диалектика учит: каждое поражение — ступенька к победе.
Хотелось рассмотреть лицо этого философа, но он стоял спиной к огню. Ладно, успеется.
— Снимите китель. Без резких движений, а то сломаю руки. На всякий с-случай.
С похвальной медлительностью Дятел снял офицерский китель. Повернулся, демонстрируя, что другого оружия нет.
Спросил вполголоса:
— Что, ушастый? Спасся? Торжествуешь?
— П-почему это я ушастый? — удивился Фандорин.
Кажется, арестованный был немного не в себе. Начинал заговариваться.
— Слон так или иначе сдохнет, — сказал он. — А вы, фокусник японский, только сделали хуже. Революция все равно грянет. Только сначала придется пройти через мировую войну. Вместо нефти на растопку пойдут миллионы жизней. И будет Тьма, а за нею — Свет.
«Все пламенные революционеры, в сущности, психически больные люди, — подумал Эраст Петрович. — Их бы не на виселицу и не на каторгу, а в лечебницу».
— Не будет никакой мировой войны, — уверил он Дятла, ощупывая швы на одежде. — Уж можете мне поверить… Повернитесь лицом к свету. Хочу на вас посмотреть.
Несколько мгновений заклятые враги смотрели друг на друга.
«Похож на черта. Глаза будто из жидкого пламени — но это огонь отражается. Багровые тени — по той же причине. Вот и всё объяснение инфернальности».
Японские штаны догорели, свет погас.
Но мрак длился недолго. Почти сразу же, выбравшись из-за облака, засияла луна.
Давным-давно Фандорин открыл одну важную истину. Человека встречают не по одежке, но по иным параметрам: выражению глаз, манере говорить, движениям, а одежки может и вовсе не быть.
Что, казалось бы, должен сделать дежурный полицейского околотка, когда посреди ночи вваливается голый, покрытый липкой грязью субъект и втаскивает за шиворот другого человека, куда более приличного вида? Ответ вроде бы ясен: вызвать свистком наряд и тут же задержать черномазого, а приличного господина немедленно освободить. Но в голосе, каким нежданный визитер приказал: «Сменного н-начальника сюда. Живо!», было нечто такое, отчего служивый вскочил, застегнул ворот и опрометью кинулся за помощником квартального, сладко храпевшим в кабинете.
Через пять минут арестованный находился за решеткой, под неусыпным наблюдением двух городовых с револьверами наготове, а Эраст Петрович разговаривал по телефону с директором Департамента полиции. Тот уже знал, что на станции произошла попытка диверсии, офицер и три нижних чина убиты, взрывное устройство обезврежено.
— Конвой за Одиссеем немедленно вышлю, — сказал Сент-Эстеф. — Давно мечтаю познакомиться. Отличная работа, Эраст Петрович. Имею также сообщить, что поезд готов и ждет. Ваши вещи сложены, адъютант Владимира Федоровича выехал за вами на Керосинопровод, чтобы сразу везти на железную дорогу. Сейчас протелефонирую капитану Васильеву, чтобы автомобиль перенаправили к полицейскому участку. Не позднее часа ночи вы будете на вокзале. Как раз у господина Жуковского будут все бумаги.
— Скажите Владимиру Федоровичу, чтобы не т-торопился. Мне еще нужно закончить некоторые дела. Это займет два-три часа.
Эммануил Карлович вздохнул:
— Вам теперь всё можно. Даже заставить ждать командующего Жандармским корпусом.
Не прошло четверти часа, как прибыл адъютант Жуковского. За это время Фандорин кое-как помылся, вернее отскребся. Водопровода в околотке не было, горячей воды тем более. Брезгливо к себе принюхиваясь, Фандорин надел что попроще (ничего проще песочного костюма «гольф» в чемодане не нашлось). Сунул в карман разряженный «веблей» и «дерринджер», тоже пустой. Грозный мандат остался на станции, но он теперь был уже не нужен.
