Третий выстрел - Саша Виленский

— А чем вы ее кормили? Она же крохотная совсем была!

— Деточка, в кибуце-то? Какая проблема? Молоко коровье, козье, все свежее, никакой химии, как сейчас. Да и дети в кибуце практически общие. У нас и ясли были, и детский сад. Правда, чуть позже, когда девочки рожать стали одна за другой. А так — кто свободен, тот и сидит с детьми. Идея была хорошая, жалко, что недолговечная.

— Какая идея? Кибуцы?

— Именно. Идея коммуны, где все общее и все равны — идея великая. Но только до тех пор, пока живы те, кто этой идеей горит, кто ради нее на все готов, даже на смерть. Именно поэтому из кибуцев выходили лучшие воины: они боролись за идею, потому что для них еврейское государство — это и был кибуц. А потом подросли их дети…

— И что? Их же воспитывали эти же энтузиасты.

— Но росли они уже в другое время. Михаль не было и девятнадцати, когда началась Война за Независимость. Она, как и другие дети идеалистов-первопроходцев, сразу же ушла в армию, которая тогда только создавалась. А после войны многие в кибуц не вернулись. А внуки и правнуки отцов-основателей чуть ли не бегом бежали от идеи и практики всеобщего равенства. Идеалы генетически не передаются. И слава богу, наверное.

— А вы так и остались там?

— Не совсем. Меня выгнали. Но об этом в другой раз. Я устала.

Еще бы она не устала от таких воспоминаний! С арабом-насильником — это, конечно, жесть. Меня прямо распирало от любопытства узнать, что же случилось с Михаль. Надо же, она тоже воевала! Вот эта полная пожилая женщина… Наверное, тогда не полная и, конечно, не пожилая. И еще двух детей родила. Вот это были люди! Честное слово, снимаю шляпу. Ведь война — это страшно. Страшно и за свою жизнь, и за жизнь близких. Дочь за независимость воевала, мать из пулемета стреляла, кибуц обороняла. Это сколько же Фане было в 1948? Да 48 и было, Татьяна Константиновна, что с вами?! Она ж ровесница века! Вполне еще молодая, можно сказать, женщина, ненамного старше меня сегодняшней. Погоди, так ведь получается, что и Томер воевал. Если он родился в начале 50-х, то на на Войну Судного дня — вполне мог попасть. Надо будет его расспросить. Если захочет рассказать, понятное дело. Боже мой, какие они все боевые, оказывается. А так и не скажешь.

Стою на кухне, готовлю очередную кашку и думаю: вот ты, Таня, так смогла бы? А кто ж его знает? Если бы сильно прижало, наверное смогла. Но пока не прижмет — не узнаешь. Так у Фани и произошло, если бы не цепь случайностей… Впрочем, почему «случайностей»? Может, судьба? А верим ли мы, современные образованные люди в некую таинственную судьбу, в мистику и прочие глупости? Нет, не верим. Я, например, со школы конченая материалистка, нам же это вбивали в голову, как «Отче наш». Хм, какое забавное сравнение. Я и в училище застала это промывание мозгов атеизмом, а в конце восьмидесятых наблюдала повальное увлечение религией. Народ ринулся креститься, по улицам бродили кришнаиты или как их там, раздавали Бхагавад-Гиту, крупный дядька, похожий на начальника отдела кадров, делал пассы перед телевизором, «заряжая» энергией трехлитровые банки с водой. Я тогда думала: интересно, а если поставить перед телевизором не воду, а бутылку водки? Она зарядится невероятной энергией тоже? Неплохое производство можно было бы открыть! И ведь верили люди. Как верили и в другого дядьку, что «излечивал» — опять же по телевизору — все болезни, доводя людей до истерических припадков. Причем, одно другому не мешало: утром гражданин разваливающегося Союза мог установить «на зарядку» банку с водой, потом сходить в церковь — поставить свечку, а вечером впитывать мудрость философской беседы Кришны с Арджуной на поле битвы Курукшетра. И как-то это все сочеталось с «ленинским зачетом» и четверкой по научному атеизму.

Так верю ли я в судьбу? Или верю в цепь случайностей, определяющих жизнь человека? Не знаю. Зато знаю, что если сейчас кашку не убрать с огня, то она подгорит, и будет это не случайность, а закономерность. Вы философские ваши размышления оставьте, Татьяна Константиновна. В данный момент они совершенно не релевантны. Вот так.

Поели мы с Фанечкой кашку, сделала я ей «шоко» — так здесь называют какао, дети его очень любят, вкусно и питательно. Только приготовила для Фани не на молоке, как для детей, а по-стариковски на воде, нельзя с ее желудком много лактозы. Себе налила кипяточку в стакан, бросила пакетик зеленого чая. От шоко этого может так разнести, что не обрадуешься. Не надо мне питательного.

— Таня, пойдем погуляем? Уж больно погода хорошая. Жалко дома сидеть.

«Пойдем погуляем» — это значит: одеться, обуться, взять с собой ходунки, на иврите «алихон». Удобная, кстати, штука на четырех ножках, две из которых на колесиках, а две — на теннисных мячиках, чтобы не скользили. Так вот, потом надо аккуратно спуститься с нашего высокого первого этажа, выйти на улицу, пройти несколько десятков метров, сесть на лавочку и отдышаться. И тут мне пришла в голову гениальная мысль!

— Фаня, а хотите мы с вами на море поедем?

— На такси?

Я замялась.

— Зачем на такси? У моего знакомого есть машина, сегодня суббота, пробок нет, он нас отвезет.

Тут я помолчала, вспомнив, как мы с Лехой расстались, и добавила:

— Надеюсь.

— Это было бы прекрасно! — улыбнулась моя бабуля. — А кто этот знакомый с личным транспортом?

— Помните, тот, кто лекарства приносил, с кем я в кафе сидела. Где-то у меня был его телефон…

— Ну, звони своему кавалеру.

Ведь как чувствовала, не выбросила ту салфетку! Правда, не помню, куда ее задевала. А, вот она. Набрала номер. Длинные гудки, наконец, ответили.

— Але! Будьте добры, позовите Алекса!

— Ма? [65] — изумленно спросил заспанный голос на другом конце провода. Вот черт, это его сожитель. То есть, не сожитель, а напарник. Блин, как по-русски это называется?! Не сосед же? Да нет, сосед и есть. Пришлось перейти на иврит, вежливо поинтересоваться, могу ли я переговорить с Алексом? Тот хмыкнул, крикнул куда-то вглубь квартиры, что с Алексом желает побеседовать какая-то девушка. Впрочем, девушками в Израиле называют всех женщин, это даже не комплимент. Несколько порадовало то, что, видно, не часто девушки зовут