– Блоха косоглазая! – выпалил он и осмотрелся.
Просторная кухня, совмещенная с гостиной, старая мебель, печка в углу, два занавешенных окна, третье открыто. В дальнем углу лестница. Куда теперь? Искать командира? Пожалуй.
Поручик подбежал к лестнице, увидел наверху два силуэта, потом услышал звуки выстрелов и, не раздумывая, выпрыгнул в открытое окно. Придется идти в обход.
До склада Гоглидзе и Браун добрались быстро. Но здесь никого не было. Большой сарай с дырявой крышей, полусгнивший навес, куча соломы да старая дырявая сеть. Ворота распахнуты, окна выбиты. Зато на земле хорошо накатанная колея, по которой ездили не только телеги и пролетки, но и автомобили.
– Ушли, – констатировал ротмистр, осматривая сарай. – Недавно шли. Словно почуяли.
Браун молча сидел в пролетке, хмуро глядя по сторонам и трогая рукоятку пистолета. Он уже протрезвел и понимал, что влез в чужое дело. Однако отступать не привык и бросать своих тоже. А своими сейчас были директор Гоглидзе и пропавшие продюсер и оператор. В конце концов, с ними у него бизнес, значит, интересы дела на первом месте.
– Едем обратно, – плюнул под ноги Гоглидзе и сел в пролетку. – Где же теперь их искать?..
Ротмистр мучился от бездействия, к тому же он отлично понимал, что японцы пленников щадить не будут. Как бы еще не убили. Где же они сидят?
На ответ он буквально наткнулся, едва не задавив его. Пролетка уже подъезжала к полицейскому управлению, когда ее перехватил старший филер из группы наблюдения. Увидав Гоглидзе, он бросился наперерез, и ротмистр в последний момент остановил летевших лошадей.
– Ваше высокоблагородие! Слава богу, нашел!
– Кого нашел? – не понял Гоглидзе.
– Да вас! Я в гостиницу своего помощника послал, а сам к складу спешу. Вы ведь оттуда?
– Оттуда.
– Нам в охранном сообщили: японцы намедни дом сняли. Это за бухтой Горностай. Там они могут быть…
Гоглидзе ахнул. Это же совсем в другой стороне от склада. И залив не Амурский, а Уссурийский.
– Точно можешь показать?
– Так там одна дорога! Не собьетесь.
– Ясно… – ротмистр закусил губу, выругался. – Тогда так. Доложи Старшинову, собирайте людей и сразу туда! Только не медлите!
Филер закивал, потом выдохнул:
– Есть, ваше…
– Двигай! – рявкнул Гоглидзе, разворачивая пролетку. – Живо!
Они проскочили пару улиц, едва не сбив нескольких прохожих и одного городового. Тот было засвистел, но Гоглидзе показал ему кулак и крикнул:
– Срочное дело от полицмейстера!
И городовой счел за благо не лезть под колеса бешеной пролетки. Раз так орут, значит, имеют право.
А на следующей улице их самих остановили разбойничьим свистом. Гоглидзе и Браун одновременно обернулись и увидели… довольную и пьяную физиономию Скорина.
– Господин директор! О! Господин Браун! Вы куда так летите? Неужто бабы от вас удирают?
Сам Скорин был на бричке, на козлах сидел здоровенный ражий парень с бледными веснушками на красном лице. Он злорадно оскалил лошадиные зубы и насмешливо посмотрел на знакомцев Скорина.
– Беда, Григорий, – выдохнул Гоглидзе. – Наши к японцам в плен угодили.
Скорин изумленно посмотрел на ротмистра.
– Что значит в плен? Никак война новая? И кто – наши?
– Продюсер Щепкин и оператор Белкин.
С лица Скорина сползла усмешка, хмель разом выветрился. Он совсем по‑другому посмотрел на ротмистра, вдруг прищурил глаз.
– Вот оно как вышло… А что же вы?
– Едем выручать.
Скорин смерил ротмистра оценивающим взглядом и задумался.
Там, у Тимофея Костыля, он здорово загулял. Праздновал новую жизнь и чудесное спасение, поминал родителя и брата. Под это дело выпил почти бутылку водки и едва не сполз под стол.
Костыль уложил его в кровать, велел Анютке покликать подружку Зинку – такую же молоденькую уличную, но чистую, работавшую только с господами – и сунул ее под бок Григорию.
– Стереги, милуй, чтобы был доволен, – погрозил он Зинке пальцем и вышел из спальни.
Так Григорий провел целый день. Зинка приказ исполнила в точности, ублажала Скорина, кормила, поила, а под вечер отвела в баньку, где вместе с Анюткой пропарила хорошенько.
Потом Костыль усадил его за стол и спросил, что тот намерен делать дальше. Как судьбу ломать, чем руки занять? Скорин подумал и ответил, что намерен уехать, пока легавые в столице его ищут. Но прежде отомстить япошкам, которые едва не свели его в могилу, хотя он не раз выручал их. Подлые люди должны ответить за зло.
Костыль долго молчал, потом вздохнул. Такого парня, как сын Паши‑Гуся, он бы пристроил к делу. Забрал бы под себя других деловых да навел порядок в квартале. Но раз тот хочет слинять – дай ему бог легкой дороги. И в мести помочь надо, дело верное и благое.
Выспрашивать, что да как Григорий намерен делать, он не стал. Отрядил в его распоряжение Николу‑Морду и пообещал помочь, чем сможет.
На следующее утро Скорин на подаренной бричке в сопровождении Николы поехал в гостиницу, где не застал никого. Зинштейн с группой уехал к порту снимать очередные эпизоды, а Щепкина и его людей просто не было. Скорин завернул в трактир перекусить и выпить, а заодно подумать, как именно он будет мстить японцам за предательство. Но пока ничего путного в голову не лезло. И он решил поехать в порт. Посмотреть, как идут съемки. Может, там что надумает.
На полпути бричка пересеклась с пролеткой, и Скорин с удивлением обнаружил в ней Гоглидзе и Брауна. Недолго думая, он свистнул так, как учили его в детстве отец и дядя. От такого свиста у лошадей закладывало уши и они приседали от страха. Как и люди.
Но Гоглидзе и Браун не присели. И на веселые слова Скорина не отреагировали. Через минуту Григорий знал почему. Весть о том, что натворили японцы, заставила его мрачно улыбнуться. Как все вышло‑то ладно. И легавые там, и япошки. Разом можно заплатить всем по счетам. И думать долго нечего.
– Показывай дорогу, Георгий Дмитриевич, – принял решение Скорин. – Мы за вами.
– Там могут стрелять, – предупредил Гоглидзе.
– Ништо. Мы тоже умеем. Поехали!
Пролетка и бричка сорвались с места и помчались по улице, заставляя прохожих с удивлением смотреть на эти скачки, а детвору отчаянно свистеть.
Услышав выстрелы, Щепкин довольно улыбнулся. Жив поручик и уже начал прорыв. Пора его поддержать. Капитан хотел было встать со скамейки, но расслышал шаги за дверью и чей‑то жесткий голос:
– Этого русского вниз! И быстрее!
Щепкин сел обратно, привалился к стене и поник головой. По срокам яд должен был уже начать действовать, можно и сыграть слабость.
Дверь открылась, внутрь заглянул один из помощников Идзуми. Внимательно посмотрел на Щепкина, подошел ближе, толкнул в плечо. Капитан застонал, стал падать вбок. Японец подхватил его, ударил по щеке.
– Рёсьа. Стань!
Щепкин сделал вид, что очнулся, опять застонал. Японец попробовал его поднять, но понял, что один не сладит. Он отошел к двери, хотел позвать кого‑то. Но услышал слабый шорох за спиной. А потом мощный удар чуть выше поясницы выбил из него дух и бросил на стену. Сильные руки сдавили шею, нащупали сонную артерию.
Руки и ноги разом отнялись, японец попробовал крикнуть, но из пережатого горла вырвался сдавленный сип.
Щепкин быстро обыскал убитого, нашел револьвер наган и несколько патронов в карманах. Отбросил труп в сторону, выглянул в коридор. Пусто. Он осторожно прошел к лестнице, выглянул в окно. Внизу несколько экипажей, под навесом у сарая автомобиль. Возле него два японца. Идзуми, Дианы и Акины нигде не видно. Белкина тоже. Но внизу шум, беготня, значит, поручик на свободе. И он будет искать своего командира. Надо спешить.
– Рёсьа! Сюко! – вдруг завопил кто‑то снаружи.
И тут же ударили вразнобой несколько стволов. Им ответили. На первом этаже кто‑то застучал каблуками.
«Русские, там!» – это крикнул японец. Подмога пришла? Ну, если Гоглидзе приехал, да не один – совсем другой расклад. Можно жить!
Щепкин бросился к лестнице, держа револьвер наготове.
Большой двухэтажный дом Гоглидзе увидел издалека. И направил пролетку по дороге прямо к нему. Следом спешила бричка Скорина. Они миновали чахлый кустарник и выскочили к невысокой насыпи, возле которой лежали бревна.
К дому примыкал сарай, а рядом с ним был навес, под которым стоял автомобиль «Руссо‑Балт» двадцать четвертой модели. Чуть в стороне были экипажи.
У экипажей ротмистр увидел японцев. Кто‑то из них заметил пролетку и что‑то крикнул. Почти сразу японцы открыли стрельбу. Пули засвистели рядом с пролеткой, и Гоглидзе, выругавшись, крикнул:
– Прыгаем! Джек, за бревна!
Дважды просить Брауна не пришлось. Тот соскочил с подножки, упал, перекатился, вскочил на четвереньки и добежал до насыпи. Гоглидзе последовал за ним.
Скорин тоже услышал пение пуль и резко остановил бричку.
– Никола, слезай!
