числа тех, участники коих устраивают покушения на особу государя императора.
— Что это ещё за записка такая? — чуть слышно вопросил Валерьян, который тоже выцепил главное слово из тех, что произнес исправник.
Но Ивану было не до того, чтобы ему отвечать. Да и не знал он точного ответа на этот вопрос, хоть кое-какие догадки у него имелись.
— Тише.. — Иван произнес это едва слышно, а потом ещё и прижал к своим губам палец. — Они слишком близко.
И Огурцов с городовым находились не просто близко. Судя по влажному шелесту травы, они шли прямехонько к ним с Валерьяном. Шли они молча, никакого источника света при себе не имели. И, если бы до этого исправник с городовым не выдали своего местоположения короткими переговорами, беглецы вполне могли и не заметить в темноте их приближения.
"Повезло", — подумал Иван, отлично понимая, что это их Валерьяном везение грозит закончиться в один момент.
Однако тут на небольшом отдалении от беглецов послышалась тихое хлопанье крыльев: всего в паре саженей находилась Иванушкина голубятня — о которой купеческий сын ухитрился почти позабыть. Но этот тихий звук, который произвела в полусне какая-то из его птиц, тут же навел его на мысль. Иван поставил на траву свою незажженную лампу и, опираясь оземь рукоятью косы, опустился на клеточки. После чего пошарил свободной рукой по земле, подобрал одно из попадавших наземь по время грозы яблок и снова встал на ноги. А потом с размаху швырнул яблоко в стену голубятни.
Звук удара почти потерялся в громком, словно мельтешение ветряной мельницы, хлопанье голубиных крыльев: все птицы пробудились разом и заполошно заметались по своему жилищу.
— Он там — на голубятне своей! — громко, уже ничуть не таясь, возгласил исправник. — Быстро — туда!
И вместе с городовым Денис Иванович Огурцов устремился к птичьему дому. А Иван Алтынов, не теряя ни секунды, крепко ухватил Валерьяна за локоть — повлёк его к той калитке, которая выводила на улицу. И на сей раз его дядя-кузен уже никакого сопротивления оказать не пытался.
2
По Губернской они пробежали саженей с полста — и только после этого перешли на быстрый шаг. Причем замедлить ход им пришлось не только из-за того, что оба запыхались. Зажигать взятую из дому лампу Иван не решался, так что бежали они в полной темноте. А в этой своей части Губернская улица была не мощеной. Так что лишь по счастливому стечению обстоятельств ни сам Иван, ни его родственник не поскользнулись на мокрой земле и не растянулись на ней во весь рост. Что грозило им не только опасностью расквасить себе носы — с учётом того, что Иван во время бега держал наперевес бритвенно острую косу. Да и Валерьян размахивал на бегу той самой масляной лампой — передоверенной ему Иваном. Однако — им обоим фортуна снова благоволила. Так что, когда беглецы поспешным шагом приблизились к дому священника Александра Тихомирова, оба физически были в полном порядке.
— Мы должны заглянуть к отцу Александру, — сказал Иван. — Сообщить, что его помощь пока не понадобится.
На деле-то, конечно, Иван хотел в первую очередь проверить, всё ли в порядке с Зиной. Ему ещё памятны были события, связанные с девицей-куклой. И, хотя для него самого с того времени минуло уже десять лет, для самой-то Зины — ещё и одного дня не прошло.
Они с Валерьяном молча взошли на крыльцо отца Александра, и купеческий сын приткнул свою косу возле самых дверей — не хотел напугать священника. Но, едва только они переступили порог и вошли в сенцы, освещенные единственной тусклой лампой по потолком, как столкнулись с Зиной, которая уже выглядела насмерть перепуганной.
— Слава Богу! — вскричала она. — Какое счастье, что вы пришли! Я собиралась бежать за помощью, но боялась надолго оставить папеньку одного.
— А что — ваш папенька пребывает в таком состоянии, что нуждается в безотлучном присмотре? — с неуместной ехидцей вопросил Валерьян.
Однако Зина даже не уловила его сарказма.
— Он решил выбросить сундук моей бабки Агриппины — вместе со всеми её вещами! — произнесла девушка и залилась слезами.
3
Иван догадался, что со священником приключился несчастный случай, но какой именно — со слов поповский дочки понять было невозможно: в её рассказе всхлипываний оказалось куда больше, чем слов.
— Идём! — велел он Валерьяну, и следом за Зиной они поспешно вошли в дом; при этом под ноги им откуда-то выметнулся Эрик, так что Иван Алтынов едва не упал, споткнувшись о собственного кота.
Протоиерей Александр Тихомиров лежал в дальней от входа части сенцев, под распахнутым чердачным люком, к которому была приставлена лестница. Бедный священник громко и протяжно стонал, а поперек его туловища, придавив его к полу, боком лежал здоровенный сундук, запертый на висячий замок. Поразительно, но при падении — а сундук явно свалился с чердака — дужка замка не отвалилась, равно как и петли, сквозь которые она была продета.
— Отец Александр! — Иван кинулся к священнику, который поглядел на него, запрокинув голову и страдальчески закатив глаза. — Потерпите, сейчас мы вас освободим!..
И — да: вдвоём с Валерьяном они и вправду сумели приподнять тяжёлый сундук и переставить его на пол. При этом про себя Иван даже подивился: как после такого происшествия священник вообще остался жив? И даже сознания не потерял!
— Она своё обещание исполнила, — пробормотал несчастный священник. — Поквиталась со мной за то, что я посягнул на её имущество...
Странное дело, но замок сундука, до перестановки державшийся крепко, теперь вдруг взял, да и отвалился! При этом наружу будто само собой выкатился какой-то предмет, в котором Иван Алтынов даже не сразу распознал глиняную миску с высокими бортами. При падении она не разбилась, но из неё на пол выпала какая-то разноцветная тряпица, вся утыканная иголками. Зина тихонько ахнула, наклонилась и подобрала всё это с полу — положила на стоявший рядом табурет, под которым уже устроился Эрик Рыжий, жёлтые глазищи которого ярко вспыхивали в полумраке.
Иван хотел было спросить у Зины, что это за вещи выпали из сундука, но — решил, что сейчас девушке не до того, чтобы опускаться в объяснения. Её отец явно мог лишиться чувств в любой момент. Даже при том скудном освещении которое имелось в сенцах, Иван видел, каким синюшно-бледным сделалось лицо отца Александра, и
