Ознакомительная версия.
– Схорониться мне надо до поры, – честно ответил я, глядя поверх головы Скобаря. – Придёт время, уйду чисто, по-тихому, тебя и ребятишек твоих под монастырь не подведу. Дальше базара не будет. Сам понимаешь, ты не в теме, и тебе это ни к чему.
Скобарь подумал, пожевал губами, и видимо, решив уладить миром, направил меня в отдел кадров. У самой двери он окликнул меня:
– Слышь, деловой, тебя как зовут-то?
– Николаем кличут, – не поворачиваясь, ответил я.
– Вот что, Коля, ты крепко запомни: до бога и корешей твоих далеко, а до травмпункта близко. Очень близко! – произнёс Скобарь нормальным человеческим голосом, без каких-либо зыковских модуляций и «примочек». – Так что если я чего за тобой замечу…! Сам понимаешь.
– Понимаю! – ответил я и шагнул за порог подсобки.
В отделе кадров работало две женщины: одна молодая, неопытная, но симпатичная, другая пожилая, имевшая приличный трудовой стаж и такой же целлюлит. Получив привет от Скобаря, молоденькая инспекторша сразу приступила к оформлению.
– Паспорт и трудовую книжку, пожалуйста, – попросила она.
– Я от Скобаря, – нагло произнёс я, понимая, что моя трудовая деятельность может закончиться, не начавшись. Молодая кадровичка вопросительно взглянула на более опытную подругу. Народная целлюлительница ощупала меня внимательным взглядом и неожиданно низким голосом произнесла:
– Оформляй! Товарищ документы потерял. Завтра в милиции заявление напишет.
– Напишу! – радостно подтвердил я. – Только я документы не терял. У меня их украли, вместе с деньгами. Так что мне и ночевать негде, – произнёс я с невинным видом и вопросительно глянул на симпатичную кадровичку. Девушка по достоинству оценила мою попытку сблизиться и громко рассмеялась.
– Ночевать будете в общежитии: в этом же здании на третьем этаже, – весело сказала она, сверкнув чёрными цыганскими глазами.
На этом оформление и закончилось. Во всей этой истории для меня осталось загадкой, почему опытный кадровик решилась меня поддержать. Возможно, слово Скобаря действительно имело вес, а может, база просто испытывала дефицит рабочей силы.
Вот так я и легализовался. На базе я проработал ровно двадцать девять дней. На тридцатый день меня нашёл связной, который приехал на базу под видом водителя большегрузной фуры. В этот же день, сказав последнее «прости» родной бригаде, я уволился по собственному желанию, не забыв забрать трудовую книжку.
Я твёрдо помнил правило: никогда не упускать возможность получить подлинные документы, даже если у тебя в кармане надёжная «ксива»[9], сработанная родной конторой.
Рабочий день президента Приволжской Тарской республики[10] Рината Хайруллина начался, как обычно: сначала секретарь доложила о небольших коррективах плана работы на день, потом он провёл с членами правительства расширенное совещание.
В 10 часов возле Дома правительства на зелёную лужайку сел президентский вертолёт. Надо было лететь в область, на открытие очередной ветки нефтепровода, но президент почему-то медлил. Старый лис кожей чувствовал непростое развитие политической ситуации. Нынешний расклад ему не нравился. От его внимания не ускользнуло, что министр внутренних дел в докладе проявил небрежность, а премьер-министр стал излишне многословным и самоуверенным. Раньше члены кабинета себе такого не позволяли. Президент был политическим долгожителем, и хорошо знал, что поведение подчинённых – самый точный политический барометр.
«Где-то я допустил ошибку! – мелькнула мысль. – Может, не надо было вступать в открытое противоборство с Москвой, пытаясь выторговать себе право на третий президентский срок?»
До этого момента он всё делал правильно. Умел договариваться с политическими лидерами, какое бы политическое течение они ни представляли. Однажды, в начале 90-х, к нему в кабинет пришла группа депутатов-националистов и стала настаивать, чтобы он, Президент Тарской республики, взял курс на отделение республики от России.
– Может, ещё дань с Москвы потребуем за триста лет… с процентами? – невесело пошутил тогда Хайруллин, хотя было не до шуток. Надо было удержать республику от братоубийственной гражданской войны, не допустить возникновения второй Чечни. Как назло, ситуация стремительно развивалась по чеченскому сценарию: взрыв национального самосознания, призывы к образованию Исламской Тарской республики, агитация народных масс за отделение от России. Но за всем этим Хайруллин видел главное, а главным была нефть! Много нефти! Нефть – кровь и золото республики, её дар и проклятье. Он знал, что за политической мишурой скрывается группа конкретных политических деятелей, желающих стать владельцами нефтяной трубы. Нет, не руководителями республики, а именно хозяевами трубы. На республику им наплевать. Республику можно отдать на растерзание полевым командирам. Это неизбежно приведёт к войне с Федеральным центром. Ну и пусть! Пока не рассеялся пороховой дым, надо качать и качать нефть, можно на Восток, но лучше на Запад. Запад любит, когда в России начинается свара, Западу это нравится! Так что вместе со звонкой монетой можно заработать и политические дивиденды. Надо только разок-другой прокричать с газетных полос о том, как Россия душит маленький свободолюбивый народ и кованым солдатским сапогом топчет ростки демократии. Запад это одобрит и поддержит. А когда пороховой дым развеется и Федеральный центр возьмёт мятежную республику под свой контроль, Запад распахнёт объятия и с радостью примет отважных борцов с российским тоталитаризмом.
Обо всём этом Хайруллин знал. Тогда ему удалось уберечь республику от войны. С теневыми политиками удалось договориться, уступив им часть доходов от продажи нефти. После этого волна национализма в республике пошла на спад. Более того, у Москвы удалось выторговать выгодные для себя условия. Федеральный центр, напуганный провалом первой Чеченской кампании, легко пошёл на уступки, и в бюджете республики появились деньги. Дефицит денежных знаков исчез, после чего Приволжская Тарская республика на фоне всеобщего обнищания стала выглядеть островком благополучия.
Когда в Кремле старого президента сменил молодой и энергичный преемник, диалог с Центром стал конструктивным и двусторонним. Новый президент умел слушать, и тихо, без кампанейщины и газетной шумихи, добиваться реализации поставленных перед правительством и регионами задач. Сказывался опыт работы в силовых структурах.
Не сразу, преодолевая скрытое противодействие на местах и откровенный саботаж чиновников в Москве и республиканских центрах, была восстановлена вертикаль власти. Заржавевший за годы безвластия механизм державной власти заскрипел, провернулся и нехотя стал набирать обороты. Униженная и обесчещенная Россия стала подниматься с колен.
Новый президент импонировал Хайруллину. Он смело летал на боевом истребителе в Чечню, наплевав на реальную опасность быть сбитым первым же «Стингером»[11], уходил на глубину вместе с экипажем атомной субмарины, где в кают-компании наряду с новичками проходил посвящение в подводники и смело глотал из плафона забортную морскую воду, а во время отпуска, вместо того, чтобы сидя в шезлонге на берегу Чёрного моря, нежиться под ласковыми лучами южного солнца, предпочитал лихо спускался с заснеженных склонов на горных лыжах. Хайруллин верил Президенту, Президент верил ему. Политическое будущее обоих лидеров казалось ясным и безоблачным: нефть поднималась в цене, появились первые признаки оздоровления экономики, проводя политику «кнута и пряника», почти удалось загасить в Чечне пламя гражданской войны.
Никто не мог предугадать, что здоровый образ жизни пойдёт Президенту во вред. Подвели горные лыжи. Интересы государства требовали довести до логического конца все начинания, и Президент решил баллотироваться на второй срок. Накануне предвыборной компании он вместе с семьёй и верными соратниками улетел на недельку в Домбай. Вечером, поужинав вместе с представителями краевой Администрации и местными воротилами бизнеса, Президент лёг спать пораньше. Наутро следующего дня были запланированы лыжи.
Ему нравились утренние часы, когда первые лучи солнца несмело касаясь заснеженных горных склонов, окрашивали их белоснежные шапки в нежно-розовый цвет, когда в розовой утренней дымке можно, забыв обо всём, азартно нестись вниз по снежному склону.
В то злопамятное утро всё было именно так: рассвет, розовая предутренняя дымка, хорошо накатанная и проверенная охраной трасса… И было падение – досадное падение в конце спуска. Скорость была велика, когда он услышал хруст сломанной лыжи. Президента с силой бросило вперёд и ударило о твёрдый наст. За время занятия дзюдо он пережил сотни падений, но горный склон – не татами, и падение оказалось для него роковым.
Ознакомительная версия.
