Вскоре откуда-то появился фотограф с треногой, и наконец еще один извозчик подвез степенного, неторопливого врача. Прибывшие господа, негромко переговариваясь, занялись необходимыми формальностями.
Растерянные циркачи стояли тесной группкой, окружив плачущую мисс Бетси. На них долго не обращали внимания. Наконец молодой красавец, успевший накинуть свой форменный китель, все же подошел к артистам и представился:
— Колычев, судебный следователь. Я желал бы переговорить с барышней, которая обнаружила тело.
Усатый мощный толстяк, отнюдь не являвшийся искомой барышней, выступил вперед. Колычев уже знал, что этот господин — хозяин шапито и иностранный подданный. Говорил толстяк по-русски совершенно свободно, хотя и с небольшим акцентом.
— Я директор цирка, моя фамилия Арнольди. Если вы собираетесь допрашивать мисс Бетси, господин следователь, я буду настаивать, чтобы беседа происходила в моем присутствии. Мы не привыкли давать в обиду своих! Все артисты моей труппы могут выступить свидетелями, и вам не удастся извратить факты…
Колычев с удивлением посмотрел на усача.
— Помилуйте, господин Арнольди, я вовсе не собираюсь ничего извращать, а тем более далек от желания кого-то обидеть. Необходимо лишь соблюсти предписанные формальности. Впрочем, если мадемуазель нервничает, она может ответить лишь на пару дежурных вопросов, и не мне, а кому-нибудь из полицейских. Наш пристав вас устроит? Он добрейший человек, он вас обижать не станет. А подробную беседу под протокол оставим на потом. Это от нас не уйдет. Кстати, пока мы еще можем избежать казенных бесед, не познакомиться ли нам поближе? Вы позволите пригласить вас на ужин, господин Арнольди? Вас и мадемуазель Бетси.
— Благодарю вас, почтем за честь. Только у нас вечернее представление. Наверно, в данных обстоятельствах его следовало бы отменить, но, видите ли, мы не можем позволить себе выплатить неустойку за проданные билеты… У нашей труппы сложное положение.
— Не тревожьтесь. Я встречу вас после представления у цирка, а столик в «Гран-Паризьен» закажу заранее. В ярмарочные дни рестораны открыты всю ночь напролет.
— В таком случае не откажите принять контрамарку на лучшие места. Будем душевно рады видеть вас вечером у нас в цирке. Кстати, у мисс Бетси великолепнейший номер в первом отделении. Не опаздывайте, господин следователь!
— Ну и хитрая лиса этот следователь Колычев, — прошептал Арнольди, когда Дмитрий Степанович отошел. — Нарочно приглашает в ресторан, чтобы подпоить и под шумок выведать все, что ему нужно. Надо вести себя очень осторожно. От подобных господ можно ждать чего угодно! Бетси, дорогая, это хорошо, что мы пойдем на ужин с тобой вдвоем, я не позволю господину Колычеву обвести тебя вокруг пальца и втянуть в неприятности. Но ты, девочка, должна быть сегодня вечером неотразимой. Красивая женщина всегда получает определенные привилегии… Постарайся произвести на этого хлыща впечатление, нам всем это будет только на руку. Ты же знаешь все наши невеселые обстоятельства, дорогая… Я разрешаю тебе сократить время репетиции и поспать днем пару часов. Нам предстоит нелегкая ночь…
Тем временем в полицейский участок пришла заплаканная женщина и заявила об исчезновении дочери.
Мать и дочь Феофановы, кружевницы из маленького городка в пятнадцати верстах от Демьянова, приехали на ярмарку со своим рукоделием и торговали в рядах с «красным товаром», пользовавшимся особым вниманием женского населения города. Их кружева были хорошей работы и расходились довольно бойко, причем многие дамы делали еще и заказы на понравившийся узор. Поздно вечером дочь ушла к одной из заказчиц и не вернулась.
Обычно полицейские чиновники отмахивались от таких заявлений — дело молодое, ну загуляла девка, на ярмарке всякое случается, авось найдется, не иголка.
Но в этот раз все городские полицейские уже знали, что на пустыре возле цирка обнаружен труп молодой девицы с ножевыми ранами, и выслушали кружевницу с большим вниманием. Ее попросили подождать, причем все наперебой старались ей угодить — то воды предложат, то чаю.
Кружевница, не ожидавшая такого внимания от полицейских, стала догадываться, что это неспроста.
От недобрых предчувствий сердце женщины колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Когда ее наконец позвали посмотреть на мертвую девушку, доставленную на подводе с пустыря, кружевница уже все поняла, но на ватных ногах пошла с городовыми, надеясь на чудо.
Когда откинули полотнище, закрывавшее лицо покойницы, бедная мать упала наземь и завыла так страшно, что сразу стало понятно — тело убитой она опознала.
Пристав Задорожный попросил земского врача найти для обезумевшей от горя женщины место в больнице и оказать ей помощь, хотя ясно было, что матери, потерявшей единственную дочь, медицина не помощница.
Днем Колычев навестил кружевницу Меланью Феофанову в больнице. Женщина лежала на койке, застеленной больничным застиранным бельем. Заострившееся лицо кружевницы казалось более серым, чем старая наволочка с клеймом. По ее лицу беспрестанно текли слезы. Она плохо понимала, о чем ее спрашивают, но Дмитрию Степановичу все же удалось выведать адрес родственников, у которых кружевница с дочерью остановились в Демьянове. Они жили в собственном доме в Кукуевской слободе. Из больницы Колычев направился в слободу.
Слобода гудела, как растревоженный улей. Слободские стояли кучками по всей улице и эмоционально обсуждали случившееся. Следователя провожали из-за заборов недобрыми взглядами и шушукались вслед. Ишь, господин следователь пожаловали… Много ли он выследил, следователь этот? Ведь было уже одно убийство, совсем недавно Авдотью-молочницу из оврага вынули мертвую, так теперь еще и вторую девку не уберегли — вот они, власти-то, не больно о горожанах пекутся, хоть всех баб загуби, им и горя мало. А теперь, глядите-ка, следователь этот как ни в чем не бывало в гости заявился.
В просторной избе-пятистенке Меланьиных родственников царил траур. Заплаканные женщины ходили в черных платках, на столе стоял штоф самогона, которым хозяин и пришедшие с соболезнованиями соседи угощались «на помин души убиенной рабы божией Антонины».
Дмитрий хотел было отказаться от поднесенной ему чарки, но потом решил, что хозяев обижать нельзя, и выпил рюмку первача под молодой малосольный огурчик.
— Вот вы, господин следователь, человек большой умственности, так объясните мне, что это за порядки такие — девиц убивать? Племяшке моей только-только восемнадцать исполнилось, красавица, характер ангельский — за что ее убивать? И что за ирод-душегуб в городе завелся? Надысь Авдотью-молочницу насмерть зарезали, а теперь вот Тоню нашу… И куда власти смотрят? Ждут, когда всех баб в городе, как курей, перережут? Если б барыню какую из благородных прикончили, вся полиция бы забегала и вмиг душегуба нашли бы, а раз наших, кукуевских режут — так туда, дескать, и дорога. Так, что ли, понимать нужно? Мы с мужиками покумекали, и такое у нас решение вышло: если нам полиция да суд не защита, так мы сами убивца ловить будем. И уж если отловим ирода — не взыщите. Мы его на каторгу отправлять не будем, путь туда больно дальний, — сами вспорем брюхо да на ближнем дереве вздернем…
Дмитрию с трудом удалось отвлечь хозяина дома от кровожадных планов возмездия неведомому душегубу. Следователь все пытался задать хозяину нужные вопросы, а тот, почти не слушая, говорил о своем.
В конце концов Колычев смог выяснить следующее — по рассказам кружевниц, к Меланье и Антонине на ярмарке подошла хорошо одетая дама, восхитилась их работой, кое-что купила и решила сделать богатый заказ — кружевную пелеринку и тридцать аршин узкого бельевого кружева.
Рисунки, по которым надо было плести сложный узор, дама хотела взять из модного журнала и попросила Антонину зайти к ней домой. Девушка, помявшись, объяснила, что торгуют они с матерью на ярмарке дотемна, торговля идет бойко и мать одна не справится, поэтому и Тоне сложно уйти с базара.
— Это ничего, милая, приходи затемно, когда расторгуетесь. Я тебе заказ по журналу сделаю и еще подарю журналов по рукоделию, у меня их много. Только зайди в дом с пустыря, через калитку в саду, ворота-то уличные мы, как стемнеет, запираем. Ярмарка в городе как-никак, шелупони много бродит…
Ну и дала ей адрес, куда нужно прийти.
— Вы знаете этот адрес? — быстро спросил Колычев.
Родные Антонины смущенно переглянулись.
— Да бумажку-то с адресом она с собой взяла. Ненадолго зашла домой после торговли, молока стакан выпила и говорит: «Мне еще к заказчице сбегать надо, она меня пригласила». Ну и все, больше уж не видели мы девку живой… А куда пошла — бог знает. Куда-то к Царицынской улице, только пройти к дому надо было кругом, через сад, с пустыря за пристанью. Говорят, там Тоню и нашли, на задворках царицынских садов. Там, несчастная, и смерть свою нашла, будь этот заказ проклят!
