Как-то вечером Марта вернулась домой поздно — Митя пригласил ее в театр, а после спектакля они покатались по петербургским улицам в наемном экипаже. Подходила к концу пора белых ночей, темнота уже спускалась на город, но совсем не надолго, часа на полтора. После спектакля на улицах было еще светло. Под серо-розовым небом опустевший ночной Петербург казался в неясном свете призрачным.
Марта с удовольствием мчалась на лихаче по гулкой брусчатке улиц, ставших вдруг неузнаваемыми. От быстрой езды у нее перехватывало дыхание. Митя сидел в пролетке рядом с ней, их плечи соприкасались, и от этих случайных прикосновений у Марты замирало сердце и кружилась голова. Только когда стало наконец смеркаться и в небе появилась бледная летняя луна, пришлось попросить извозчика повернуть к дому.
Швейцар уже успел запереть подъезд и притвориться спящим, дабы внушить запоздавшим жильцам мысль о материальной компенсации за беспокойство, доставленное служивому человеку. Двугривенные, собранные с ночных гулен, были его законным приработком, помогавшим поправить бюджет. С наигранным неудовольствием швейцар после долгих звонков подошел открыть дверь, но, увидев молодую хозяйку с кавалером, мгновенно состроил приветливое выражение на своей красной физиономии. Впрочем, щедрый студент, провожавший барышню до дверей, отвалил-таки швейцару желанные двадцать копеек за позднюю суету.
Дома все уже спали. Марта тихонько прошла в свою комнату, кинула на кресло летнее кружевное пальто, разделась и легла. Спать не хотелось. Какие-то яркие, приятные картины представлялись Марте — залитое светом театральное фойе, бархатный барьер ложи, на который Марта положила подаренный Митей букет, прекрасная музыка вагнеровского «Лоэнгрина»…
«Чудным огнем пылает сердце нежно», — Марта попробовала вполголоса напеть мелодию из оперы. Ее сердце и впрямь пылало чудным огнем. Митя Колычев казался ей прекрасным рыцарем — прекраснее, чем закованный в серебряные латы Лоэнгрин в волшебной, влекомой лебедем, ладье.
Каждое сказанное Колычевым слово было значительным, каждая мелочь наполнена особым смыслом… В антракте Марта уронила футляр от бинокля, они с Дмитрием одновременно нагнулись за ним, коснулись друг друга щеками, и горячая волна залила лицо девушки. «Здесь так жарко», — сказал Митя, тоже мгновенно покрасневший. И они отправились в буфет пить лимонад…
«Чудным огнем пылает сердце нежно», — повторила Марта музыкальную фразу и закрыла глаза. Дремота уже накрывала ее своими мягкими лапками… И вдруг что-то неприятно-тревожное заставило Марту прислушаться.
— Марта! Марта! — глухой, еле слышный голос звал девушку по имени.
Она вздрогнула, подскочила в постели и огляделась.
— Кто здесь? Фиона, это ты?
Но в комнате никого не было. Марта опустилась на подушки. Сердце ее тревожно стучало, от праздничного настроения не осталось и следа. Снова закрыв глаза, Марта пыталась успокоиться. Ей просто померещилось, что кто-то звал ее по имени. Какие-нибудь случайные звуки донеслись с улицы, а ее собственное воображение превратило их в глухой зов. Сейчас она согреется под одеялом, и сон подступит к ней теплой волной…
— Марта! Марта! Марта!
Нет, это не ошибка. Она вскочила и побежала в комнату Фионы. Дойдя до двери спальни компаньонки, Марта остановилась и постучала.
— Фиона, это ты меня звала?
Никто не ответил. Марта приоткрыла дверь и увидела, что Фиона спит, завернувшись в одеяло с головой.
— Фиона!
Компаньонка даже не пошевельнулась. Марта дошла до комнаты Клавдии Тихоновны, откуда доносился громкий храп. Будить старушку не было смысла. Заглянув на кухню, Марта услышала посапывание Маруси. «Все спят. Никого чужого в доме нет. Неужели померещилось?»
Марта вернулась к себе. Вскоре она стала задремывать, но глухой голос разбудил ее снова:
— Марта! Марта! Марта!
Было непонятно, откуда идет звук, казалось, что прямо от стен. И голос был таким мерзким, прямо замогильным. Марте стало страшно. Она помолилась, старательно произнеся «Отче наш», а потом закрыла голову подушкой. Но вскоре ей почудилось, что в комнате кто-то есть. Марта откинула подушку и открыла глаза. В комнате стояла женщина в черном, в шляпе с вуалью. За спиной ее было окно, в которое заглядывала луна, освещая черный силуэт в проеме рамы. Марта вскрикнула. Она испугалась уже по-настоящему. Было темно, но Марта узнала эту даму. В день смерти бабушки дама в черном, в шляпе с густой вуалью приходила к ним в варшавский дом. Марта была уверена, что именно эта женщина тогда принесла несчастье.
— Кто вы? Что вам здесь нужно? — пробормотала девушка, язык которой от страха не слушался.
— Бабушка велела вам кланяться, — сказала дама глухим голосом и расхохоталась жутким, отвратительным смехом.
Перед глазами Марты все закружилось, и она упала на подушки в глубоком обмороке.
Очнулась Марта с компрессом на голове. Вокруг нее суетилась Клавдия Тихоновна. Фиона со строгим лицом стояла у постели. Она уже с утра была, как обычно, сильно напудрена и накрашена, а на шею накинула боа из страусовых перьев. В открытую дверь спальни заглядывала из коридора Маруся.
— Глаза открыла! Слава тебе, Господи! Марточка, детка, как ты нас напугала! Утром пришла тебя будить, и добудиться не могу, — запричитала старушка. — Что с тобой, Марточка? За доктором прикажешь послать?
— Не нужно. Все в порядке.
— Да какой тут порядок, Марточка! Что с тобой случилось?
— Клавдия Тихоновна, ко мне ночью смерть приходила…
— Да ты бредишь! Доктора нужно, доктора.
В разговор вступила Фиона:
— Смерть? Что ты имеешь в виду? Тебе что-то приснилось или привиделось?
Марта молчала. Ей казалось, что страшное, омерзительно хохочущее черное существо в шляпе с вуалью до сих пор где-то в комнате…
К ней привели доктора, высокого рыжеволосого немца, нанимавшего квартиру в этом же доме. Он осмотрел Марту, подробно расспросил Клавдию Тихоновну и Фиону и поставил диагноз: «Расстройство нервов». Выписав рецепт микстуры и порошков, дав рекомендации и получив за визит деньги от Клавдии Тихоновны, доктор удалился. Добросердечная старушка сразу принялась хлопотать. Она мобилизовала дворника и двух горничных из соседних квартир и разослала их с заданиями — дворник, получив на водку, был послан в аптеку, одна из горничных на рынок за молодой курочкой для бульона, другая к Елисееву за отборными фруктами и красным вином. Маруся трудилась на кухне — ей было велено приготовить для больной барышни что-нибудь легкое, но аппетитное. Сама Клавдия Тихоновна не отходила от Марты, придумывая, что бы еще для нее сделать. При этом она не забывала ворчать на Фиону:
— Ну, что стоишь столбом? Толку от тебя никакого тут нет, только мешаешься в проходе. Шла бы уж к себе, чем под ногами путаться. И не трогай ты Марточку, оставь ее с разговорами своими, расстраиваешь впустую!
Когда Фиона вышла, Клавдия Тихоновна прошептала ей вслед: «Ну чисто ворона в вороньих перьях. Метла крашеная!»
Через день Митя, не дождавшись Марту на свидании в условленном месте, пришел к ней домой узнать, в чем дело. Марта, осунувшаяся, побледневшая, сидела в кресле у окна, закутавшись в шаль, и безучастно смотрела на улицу.
— Вы уж, Дмитрий Степанович, развлеките нашу барышню, — сказала Клавдия Тихоновна, вводя его в комнату. — Совсем она заскучала, и кушать ничего не хочет. А вы-то, батюшка, откушать не желаете? Может, хоть кофейку или чаю, глядишь, и Марточка в хорошей компании что-нибудь съест. Доктор сказал — за питанием последить, а как тут последишь, не силком же впихивать…
Продолжая ворчать, старушка ушла в столовую, где занялась сервировкой чайного стола. Митя наконец остался с Мартой наедине, взял ее узкие ладони в свои руки и прошептал: «Что с тобой?»
— Митя, мне никто не верит, ни Клавдия, ни Фиона, ни доктор. Они думают, я больна и мне чудится. Но я ведь не сошла с ума, Митя! Я видела ее! Видела, видела! И даже говорила с ней. Она так жутко хохотала, я думала, у меня сердце разорвется. Я ее видела, Митя!
— Кого — ее, Марта?
— Я даже не знаю, как тебе объяснить. Я назвала ее — женщина-смерть. Она была у нас в Варшаве в тот день, когда умерла бабушка. Она принесла к нам в дом несчастье. А теперь она появилась ночью в моей комнате, — Марта всхлипнула. — Я не могла ошибиться, Митя. Это был не сон и не бред. Я видела ее, как тебя сейчас.
— Успокойся, успокойся, — Митя нежно погладил руки девушки. — Я знаю, что ты не больна. Сейчас ты все мне расскажешь, и очень подробно.
— Прошу к столу! — Клавдия Тихоновна появилась в дверях.
Марта взглянула на Митю с несчастным видом — ей так хотелось поскорее начать свой рассказ. Митя улыбнулся и слегка подмигнул ей.
— Не стоит обижать добрейшую Клавдию Тихоновну, пойдем к столу. Ты что-нибудь съешь, а потом мы отправимся на прогулку и будем долго-долго беседовать.
