Ознакомительная версия.
Я кивнул:
– Уже подписал договор.
– С «Беллом»?
– Нет, с «Эриксоном». Редакция оплачивает половину суммы за установку и половину всех счетов за разговоры.
– Неплохо. Вот и будем перезваниваться. Вы ко мне по делу? Впрочем, конечно, по делу. Разве сюда без дела приходят? Особенно такие либеральные господа, как вы.
– По делу, Захар Борисович, по делу.
– Так… Поскольку вся эта история с телефонизацией моего кабинета закончится еще не скоро, пойдемте разве что в камеру.
– В камеру? – удивился я. – Вот так сразу? Без суда?
– В камере у нас хотя бы прохладно. И никто не помешает. А по результатам разговора я решу, выпускать вас на свободу или оставить за решеткой, благо вы сами явились.
– Ну, в камеру, так в камеру.
Мы прошли по коридору мимо лестницы вниз, мимо дверей других кабинетов – некоторые были распахнуты из-за жары, потом Архипов подвел меня к еще одной двери, которая ничем не выделялась, и постучал.
– Михалыч, открой, это я, Архипов.
Дверь отворил пожилой дядька с пустым рукавом вместо левой руки.
– Здравия желаю, Захар Борисович!
– И тебе. Мы тут с господином репортером потолкуем в камере.
Михалыч смерил меня тяжелым взглядом:
– Что, попался, голубчик? Смотри, какой здоровенный! Убил кого?
– Так точно, дядя, – отрапортовал я. – Вот давеча швейцар в ресторан не пускал, так я его и пришиб.
– Ах, душегубец, – насупился сторож камеры, – вот посидишь у меня, а потом в Сибирь в кандалах потопаешь. Будешь знать, как невинных людей убивать.
– Шутит он, Михалыч, – сказал Архипов, а потом повернулся ко мне: – Или не шутите, Владимир Алексеевич? С вас станется и швейцара пришибить. Не поэтому ли вы ко мне заявились?
– Шучу, шучу, – засмеялся я, – впрочем, дело мое действительно касается одной смерти. Только я в ней не виновен. Ведите в свои прохладные тенета, все расскажу как на духу.
Михалыч посторонился, и мы спустились по полутемной крутой лесенке куда-то ниже первого этажа. Лесенка упиралась в металлическую дверь с обычной тюремной решеткой. Архипов потянул дверь на себя и первым вошел в камеру, а я – следом за ним.
Это была маленькая полуподвальная комната с небольшим зарешеченным окном под самым потолком. Из мебели – только металлическая кровать, табуретка, привинченная скобами к каменному полу, такой же стол со столешницей, обитой старой клеенкой, да ведро в углу, прикрытое куском грязной фанеры.
– Да, – произнес я, оглядевшись, – бедновато, но и вправду прохладно. Для кого это вы держите такие апартаменты?
– Ну уж не для вас, – ответил Архипов, присаживаясь на кровать и указывая мне на табуретку. – Вы тут и так с трудом помещаетесь. Садитесь и рассказывайте. Полчаса у нас есть, а потом мне надо будет идти принимать работу этой телефонной артели.
Я сел на табурет и честно рассказал сыщику все, что со мной произошло за два последних дня. Он выслушал не перебивая, потом задал несколько грамотных уточняющих вопросов и задумался.
– Получается, Владимир Алексеевич, вы были свидетелем происшествия и не уведомили полицию.
– Так Елисеев мне пообещал сделать это!
– Елисеев! Он сейчас небось уже в Петербурге. Да и спросить с него будет нелегко – миллионер все-таки, общественный деятель! К тому же вы совершенно правы, если уже подписан протокол о самоубийстве, то вернуть дело на доследование будет очень трудно. На каких основаниях?
– На основании моих слов.
Сыщик скептически посмотрел на меня.
– Так все-таки вам угодно попасть под статью «недоносительство о преступлении»? К тому же, судя по вашим словам, Теллер, если мы вернем дело на доследование, не погнушается в крайнем случае свалить все на вас. Вы там были? Были. Смерть девушки произошла при вас? При вас. В полицию вы не обращались? Нет. Среди работников магазина Теллер обязательно найдет одного-двух, которые покажут, что это именно вы и столкнули девушку. Может такое быть?
– Может, – признался я. – Так что же делать, Захар Борисович?
– Зная вас, полагаю, вы не отступитесь?
– Не отступлюсь.
– Ну что же, – хлопнул себя по коленям сыщик. – Вам не впервой отнимать хлеб у нашей конторы. Чем могу – помогу. Вы ведь ехали ко мне, зная, что именно этим кончится? Вам просто было нужно мое содействие?
– Вообще-то я надеялся, что вы сами займетесь этим вопросом, – чистосердечно признался я, – какой из меня следователь?
– Уж какой есть, – ответил Архипов. – Что вам нужно? Адрес профессора Мураховского? Сейчас отыщем. Еще что?
– Мне нужны все подробности о кружке студентов – революционеров, собиравшихся в 70–е в подвале этого дома, – сказал я. – Мне нужна подробная история того, прежнего, Красного Призрака. Все, что я слышал об этом до сих пор, – скорее из области легенд. Мне нужен поименный список членов кружка и отчеты о поимке группы.
Архипов задумчиво почесал висок.
– Вы хотите, чтобы я зашел на чужую территорию, Владимир Алексеевич? Это вам надо не в Сыскной обращаться, а в жандармерию.
– А там у меня друзей нет, – беспечно ответил я.
Архипов посмотрел на меня удивленно – я впервые назвал его другом. Хотя мы находились по разные стороны баррикад, однако события последних трех лет сблизили нас – мы вполне могли бы стать друзьями. Хотя… конечно, не прилюдно.
– Ладно, – сказал сыщик после неловкой паузы – вероятно, и ему в голову пришли те же мысли, что и мне. – Что смогу, то сделаю. Постараюсь успеть к вечеру. Сам приеду к вам в Столешников с этими списками. Не почтой же их отправлять!
– Спасибо, – поблагодарил я. – А теперь выпустите меня отсюда, а то я уже озяб в вашем узилище.
Архипов, не вставая с койки, посмотрел на меня внимательно.
– Я вот думаю, – произнес он, – а не оставить ли вас тут, Владимир Алексеевич, действительно под замком? Чую я, с моей стороны это было бы более благоразумно, чем ввязываться с вами в очередную авантюру.
Сидеть и ждать у моря погоды – нет, такого никогда не было в моей натуре. Выйдя, наконец, на улицу из камеры Сыскного отделения, я отпустил Ивана на вольные хлеба до вечера, а сам пешком пошел к Козицкому переулку, чтобы поговорить с Теллером. Я был уверен, что именно он предложил избавиться от тела девушки, инсценировав ее самоубийство – вряд ли Елисееву хватило бы на это порочной фантазии.
Как я и предполагал, на мой стук в дверь охраны никто не ответил – видимо, сторожа получили категорический приказ не пропускать репортера Гиляровского. Да только от меня так просто не отделаешься – уж если я решил сегодня же поговорить с Теллером, так сделаю это, чего бы мне ни стоило! Я вернулся на Тверскую и огляделся – ага! Неподалеку ошивался мальчишка лет четырнадцати – в дырявых штанах и почти черной от грязи рубахе, подпоясанной куском бечевки. Он приставал к редким прохожим, выпрашивая милостыньку – по копеечке.
– Эй! Хочешь заработать, парень? – крикнул я ему.
Попрошайка недоверчиво приблизился.
– А че делать-то? – спросил он ломающимся голосом.
– На тебе рубль. Беги на Тверскую площадь к пожарной части и кричи, что вот за этим забором – пожар.
– Так меня прибьют, если поймают потом.
– А ты не попадайся. Придешь вечером в Столешников переулок, спросишь, где живет репортер Гиляровский. Или просто – Гиляй. Получишь еще рубль. Понял?
– Понял, – кивнул мальчишка. – Ты, что ли, будешь Гиляй?
– Я.
– Не забудь. А то расскажу, что это ты меня подучил.
– Беги, беги, уж не забуду, не сомневайся!
Мое поручение паренек выполнил в точности. Конечно, пожарный экипаж с грохотом и колокольным тревожным звоном не подкатил к забору – я на это и не рассчитывал. Зато не прошло и четверти часа, как подошел пожарный инспектор – проверить, на всякий случай, – правду ли кричал мой артист. Он долго ходил вдоль забора, принюхиваясь, пока я не указал ему на дверь, встав сбоку так, чтобы охрана меня не заметила. Инспектору на его стук открыли, и он потребовал впустить его для проверки информации о возгорании огня. Поскольку никакого пожара на самом деле не было, охранник начал препираться с инспектором, но тот был тертый калач и пригрозил вызвать прямо сейчас пожарную команду, которая топорами и баграми разберет весь этот чертов забор по досточке. Тут-то охранник и понял, что спорить дальше становится опасно. Он попросил подождать, пока сбегает за старшим. Воспользовавшись его отсутствием, я подошел к инспектору, предъявил ему свой билет добровольного помощника пожарной охраны, выданный мне главным брандмейстером Москвы. Этот билет, впрочем, почти не пригодился – мое имя было хорошо известно московским пожарным, с которыми я не раз выезжал по тревоге. Инспектор, представившийся в ответ Петром Никитичем, охотно согласился, чтобы я сопровождал его в качестве помощника. Так что, когда явился Теллер, я уже стоял с самым невинным видом за плечом инспектора. Теллер заметил меня, но сделал вид, будто ему совершенно все равно – есть я или меня нет. Он заявил, что никакого пожара в здании не существует и что он вообще не понимает, отчего это инспектору вздумалось проводить проверку. Но Петр Никитич был из старых служак – если уж он получил задание, то намеревался выполнить его во чтобы то ни стало. Кроме того, как я начал подозревать, ему и самому было любопытно, что же за такое архитектурное чудо, о котором все говорят, скрывается за забором. Поэтому он пригладил свои седые усы и снова пригрозил вызовом пожарной команды, если его не впустят. Тут Теллер, кажется, догадался, чьих рук это дело. Он прожег меня яростным взглядом и посторонился, пропуская инспектора, но стараясь при этом не дать пройти мне. Однако Петр Никитич не оплошал. Он повернулся и позвал меня к себе.
Ознакомительная версия.
