Он очень хорошо помнил то время, когда бабушка начала показывать своему внуку-подростку нрав живого камня. Одним теплым осенним вечером, когда груды красно-коричневых листьев горели в садах и для вечернего пирога варилось варенье из крыжовника, бабушка отвела его в тихую комнату, находившуюся в северной части дома, и показала, что можно сделать со свечами, чтобы свет исходил из глазниц черепа.
Он практиковался под ее руководством до тех пор, пока не овладел этим умением, радуясь, что может провести столько времени в ее обществе. В конце он едва не направил голубой луч света на бабушку, но она подняла руку и остановила его, заявив, что ее вполне устраивают ее серебристые волосы и она не хочет, чтобы они вновь стали черными. Он решил, что она шутит, и опустил череп, а сам поднял вверх две свечи, озарившие ее лицо. Оно было красивым и умиротворенным.
Позднее, этим же вечером, она описала ему пещеры и рассказала, как найти храм земли. Она не просила Оуэна туда отправиться, лишь объяснила, как их найти. Бабушка считала, что он должен обязательно там побывать, несмотря на свой страх перед замкнутым пространством.
Однако его страх был куда более сильным, чем думала бабушка. Он не пошел в пещеры той осенью, а дождался весны и так и не сумел рассказать ей о той красоте, которую там нашел, — бабушка уже умерла.
В качестве подарка ей он отправился в лабиринт туннелей, а чтобы защититься от страха, прихватил с собой воспоминание о ее прекрасном и мудром лице, озаренном золотым светом свечей.
Лишившись поддержки, которую давал ему голубой камень, он вновь обратился к тому воспоминанию, хотя сейчас это было сложнее, поскольку ее лицо сливалось с лицом Наджакмал. Так или иначе, но он использовал их облик в качестве якоря своего мужества, когда закреплял конец шерстяной нити, чтобы сохранить надежду найти обратный путь к свету.
Марта находилась рядом, наблюдая, как он тщательно завязывает узел вокруг выступа, чтобы кончик не оторвался. Как и все беременные женщины, она держала руку на своем округлившемся животе.
— Если хочешь, можешь остаться здесь, я постараюсь вернуться как можно быстрее.
— Я бы с радостью согласилась, но не могу нарушить обещание, которое дала отцу. Мне необходимо увидеть место, где будет лежать живой камень, — мрачно сказала она. — Мы, ходящие по древним путям, должны подчиняться своей судьбе.
Она была мужественной, как его бабушка. Когда они повернули в темноту, Оуэн заметил, как последнее пятнышко света исчезло с ее щек и резче обозначились морщины вокруг глаз.
Он быстро и целомудренно обнял Марту.
— Это стоит увидеть, — сказал он. — Первая часть путешествия достаточно проста, представь себе, что ты идешь по коридорам своего дома без свечи.
Путь оказался не таким трудным, каким рисовали его детские воспоминания, но ему совсем не хотелось повторять его еще раз.
Наконец они оказались бок о бок на плоском участке земли, потолок терялся где-то в вышине, руки больше не касались стен. Со всех сторон их окружал шум падающей воды, казалось, они попали внутрь водопада.
— Здесь мы можем зажечь свечу и лампу, — сказал Оуэн, а потом, как ребенок, обожающий тайны, добавил: — Ты закроешь глаза?
Он захватил с собой кремень и трут. Даже на того, кто уже видел это зрелище, оно производило ошеломляющее впечатление. Оуэну пришлось напомнить себе, что нужно зажечь лампу и поднять ее над головой. Только после этого он с неожиданным смущением сказал:
— Если ты не против, то можешь открыть глаза.
— О Седрик…
Ради такого зрелища стоило вытерпеть темноту, холод и страх. Марта даже на миг забыла о том, что они должны были прийти сюда втроем. Когда спутница повернулась к Оуэну, он увидел в ее глазах открывшуюся душу.
Он подошел к ней и вновь обнял одной рукой, как это делал Фернандес.
— Не нужно ничего говорить. Достаточно смотреть и запоминать, чтобы и после того, как сменятся поколения, люди знали, что трудный путь до храма земли стоит проделать. — Он передал ей лампу, оставив себе свечу. — Если ты подождешь здесь, я положу живой камень на предназначенное ему место.
— Мне бы следовало пойти с тобой…
— Нет. — На короткое мгновение боль сжала его сердце. — Я должен проделать это сам.
Он зажег еще четыре свечи и поставил их на козырек над входом, чтобы Марта не оставалась в темноте, а потом прошел на восток двадцать шагов, после чего перебрался через реку по камням, опасаясь, что они могут перевернуться под его ногами. Однако они стояли надежно. Снова свернув на запад, он зашагал вдоль берега реки к ошеломляющему своей красотой водопаду.
Пойманная слабым светом лампы вода, словно жидкое золото, низвергалась в широкий каменный плавильный тигель, где на воде белой скалы золото превращалось в ртуть.
Бабушка описывала это место, назвав его колодцем живой воды, и он не сумел придумать лучших слов.
Пристроив лампу на колене, Оуэн, не обращая внимания на брызги, присел на край и вытащил живой камень из сумки, с которой пропутешествовал через половину мира.
Камень отдыхал под его руками, теперь, когда конец был близок, он молчал. Оуэн ощущал его горечь как тяжесть на сердце. Потом он опустился на колени на холодном полу пещеры.
Возбуждение исчезло, пропали красота и даже радость от успеха. В сердце пещеры его мир лишился света и цвета, запаха и осязания, песни и любви. И в наступившем мертвящем оцепенении он впервые ощутил, что его жизнь закончится, когда из нее уйдет живой камень. Он не мог этого перенести.
— Но почему так должно быть? — крикнул он, и его вопрос упал в колодец живой воды и исчез.
Больше Оуэн не говорил, он замер в темном пространстве своей души и смотрел на собственную жизнь с горьким удивлением — ну почему он не задавал этот вопрос раньше?
В далеком детстве бабушка рассказала ему об этом месте отдохновения камня, и он принял ее слова без всяких вопросов, как и все, что она ему говорила. Когда Оуэн был еще молод, Нострадамус говорил о его предназначении, а он лишь удивлялся, откуда тот мог это знать. То же самое повторила Наджакмал, только она выражалась яснее. Он прожил рядом с ней тридцать лет в раю и ежедневно благодарил ее за это, а потом приплыл в Англию, чтобы оставить здесь свои записи для тех, кто придет через многие годы.
Более того, Фернандес де Агилар, человек, которому было ради чего жить, отдал свою жизнь для того, чтобы череп попал сюда, в это безопасное место. И чтобы его смогли найти будущие поколения, когда в нем возникнет нужда.
Седрика Оуэна не интересовали нужды мира. Он плакал от собственной боли, плакал о Фернандесе, Марте и о камне.
«Ты готов уничтожить все, что сделано нами?»
Он прекрасно знал этот голос, в противном случае не поднял бы глаз. Внутри водопада стояла Наджакмал. Она протянула к нему руку.
«Если я скажу тебе, что камень будет там, где нахожусь я, это облегчит тебе горечь расставания? Тебе предстоит обходиться без него совсем недолго».
Легчайшая струйка воды коснулась Оуэна.
«А ты спрашивал камень, чего он от тебя хочет?» — сказала Наджакмал.
Он не задавал камню этот вопрос. Оуэн думал, что их желания совпадают, что сердце камня принадлежит ему. Тихая голубизна, идущая из недр его души, потянулась к нему. Камень скорбел. Однако он не ставил под сомнение свою судьбу или судьбу Оуэна. И он подтверждал правоту Наджакмал.
Сквозь каскады падающей воды она заговорила снова.
«Отдай его живой воде, сын моего сердца. Работа твоей жизни почти завершена».
«Сын моего сердца». Так Наджакмал называла его в последние дни своей жизни. Именно эти слова дали Оуэну мужество встать и поднять живой камень вверх, чтобы он в последний раз насладился светом свечей и видом серебряных каскадов воды.
Колодец белой воды кипел внизу, он открылся, как открывается сердце, чтобы показать неподвижную черноту внутри.
— Седрик!
Яркий желтый свет полоснул сознание Оуэна, голос Марты доносился из дальнего конца пещеры. На противоположном берегу пещеры, в свете четырех пылающих свечей, он увидел, как Марта борется с одним или двумя противниками.
И вновь он балансировал на самом краю, два долга пришли в противоречие. Проявив ни с чем не сравнимое мужество, Седрик Оуэн бросил камень, несущий его душу, в чашу колодца. Белая вода поднялась вокруг него, точно корона. Последняя голубая вспышка еще долго стояла у него перед глазами, после того как камень исчез.
А он уже бежал с лампой в одной руке и столовым ножом — совершенно бесполезным — в другой. Бежал к реке, на противоположном берегу которой Марта Уэйнрайт билась с двумя мужчинами за свою жизнь и за жизнь своего нерожденного ребенка.
Кузница Виланда, Оксфордшир, Англия 21 июня 2007 года, 5 часов утраВ Оксфордшире рассвет наступает медленно. Первыми обрели цвет камни кургана; участки серого мха на глазах у Стеллы начали приобретать зеленый оттенок. Петух в долине запел увереннее. С высокой ветви бука прокаркал ворон. Через мгновение ему ответил вьюрок.
