– От него всякого можно ожидать, – ответил Йосси. – Хорошо, что…
Он вдруг замолчал. На мосту перед ними словно из-под земли вырос человек. Вероятно, он поджидал внизу у реки и потом перескочил через перила, как рассерженный призрак.
Это был Рябой Ханнес.
В руке он держал прут из свежего орешника, каким обычно пользовался на занятиях. Ханнес рассек им воздух и торжествующе ухмыльнулся:
– Ха, так я и знал, что вы рано или поздно вернетесь из леса, засранцы мелкие! – сказал он и согнул прут, словно проверял на прочность. – А тогда придется-таки пройти по мосту, верно? Другой дороги нет. – Он щелкнул прутом, и улыбка его неожиданно померкла. – Я кому сказал, чтобы к четырем были у меня, а? Нам вечером еще работенка предстоит, остальные уже ждут…
Максль побледнел. Дрожащей рукой показал в небо, на сгущавшиеся тучи.
– Но вечером, наверное, гроза будет, – возразил он робко. – В такую погоду мы…
– Заткни пасть! – прошипел Ханнес и недвусмысленно провел прутом по горлу; оспины на его лице вспыхнули красным. Он нетерпеливо показал на Петера: – Проваливай, говнюк! Или задницу так надеру, что неделю сесть не сможешь. А вы двое – за мной. Живо!
Он схватил Максля за волосы и потащил через мост в сторону болот. Йосси постоял в нерешительности, потом уныло побрел следом. Оглянулся на ходу и печально посмотрел на друга. Петер беззвучно открыл рот.
Почему?
Но Йосси не ответил. Он отвернулся и побежал вслед за Макслем и Ханнесом – через болота и к горам, над которыми исполинскими черными грибами вырастали тучи.
* * *
В Обераммергау ветер рвал ставни, словно их трясли маленькие домовые.
Симон шагал по безлюдной улице. Ветер закручивал листву и пыль, где-то скрипела незапертая калитка, и в отдалении стонали сосны, раскачиваясь под шквалистыми порывами. Симон посмотрел на небо и увидел те же черные тучи. Он придержал шляпу и поспешил дальше.
Цирюльник по-прежнему сомневался, верно ли поступил, ослушавшись Лехнера и оставшись в Обераммергау. С другой стороны – он был нужен здесь. Симон как раз побывал у Вайдингеров, бедной батрацкой семьи, живущей чуть в стороне от деревни; Петер говорил, что их дочь серьезно пострадала в несчастном случае в лесу. Чтобы не разочаровывать в очередной раз сына, Симон отправился к ним. Но, когда он постучался к ним, ему сказали, что девочке теперь гораздо лучше и она уже играет с другими ребятами. При этом лица родителей говорили об обратном. Они были бледны и замкнуты, в их глазах читалась тревога, даже страх.
Симон задумался, действительно ли Куизль отправится в такую погоду на поиски Ксавера. Быть может, палач уже вернулся в цирюльню и дожидался его? Сам Фронвизер намеревался еще заглянуть к Конраду Файстенмантелю. Им было что обсудить. Ведь Симон должен был оставаться в Обераммергау до представления. А раз представление отменили, то и он со своей задачей справился. Возможно, удастся получить хотя бы часть вознаграждения… Кроме того, Симон надеялся узнать что-нибудь об угрозах, которые Файстенмантель высказывал утром на репетиции.
Цирюльник свернул на главную улицу, совершенно безлюдную, подобно всем остальным переулкам. Близился вечер, и Фронвизер решил, что люди в такую погоду укрылись по домам. Связки зверобоя, привязанные у дверей, метались на ветру, некоторые из них отрывались и улетали прочь. Оставалось только надеяться, что непогода не уничтожит ранние посевы, иначе крестьянам придется голодать.
В трактире не горело ни единого огонька. Очевидно, хозяин решил на сегодня закрыться. Симон повернул направо и вскоре оказался перед домом Файстенмантелей; в окнах еще горел свет. Цирюльник осторожно постучал в дверь. Долго ждать не пришлось – почти сразу послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась. Каспар, старший из сыновей Файстенмантеля, озадаченно взглянул на Симона.
– А, это вы, – произнес он с явным разочарованием. – Я думал, отец наконец-то вернулся…
– Жаль. Именно с ним я и хотел поговорить, – ответил Фронвизер. – А ты не знаешь, где он?
Каспар помотал головой, он был не на шутку встревожен.
– Мы сами не знаем. Еще днем он получил от кого-то записку и неожиданно ушел.
Симон насторожился:
– Получил записку? И от кого же?
– Подмастерье сказал, что ее передал какой-то ученик резчика. Но он скорее всего только посредник, а от кого она, понятия не имею. Мы уже начинаем волноваться. – Каспар с беспокойством посмотрел на затянутое тучами небо. – Только б он в горы по такой погоде не отправился.
– И он ничего не сказал?
– Я что, неясно выразился? – Каспар с досадой взглянул на Симона. – Нет, он ничего не сказал. И я не понимаю, какое вам до этого дело.
– Ну, хотелось бы получить свое вознаграждение. Это…
Дверь с грохотом захлопнулась, и цирюльник остался стоять с раскрытым ртом. Он рассердился и хотел было снова постучать, но потом все же передумал. Бессмысленно связываться с этими упрямцами. Хоть кости целее будут. Как бы то ни было, интересно, что сразу после своих угроз Файстенмантель получил анонимную записку. А если с ним что-нибудь случилось? С другой стороны, какое ему, Симону, дело до раздоров этого упрямого горного народца? Пусть хоть головы друг другу поотрывают! В самом деле, не лучше ли собрать вещи и отправиться в Шонгау? К Магдалене, Барбаре и маленькому Паулю… Симон задумчиво покивал. Сегодня же вечером нужно будет поговорить с Петером. По крайней мере, мальчик был под надежным присмотром у Георга Кайзера. Оставалось надеяться, что он не слоняется где-нибудь в лесу в такую погоду. Если ветер усилится, запросто может убить сломанной веткой.
Погруженный в раздумья, Симон шагал к себе в цирюльню – и тут услышал знакомый голос. Это был Петер, взволнованно бежавший навстречу. Видимо, он все же играл где-то на улице.
– Ты посмотри на него! – воскликнул Симон и погрозил пальцем: – В такую погоду следует…
– Пап, я тебя всюду ищу! – выпалил Петер. – Мы… мы разыскали Вюрмзеера! И он говорил, что… что… – Он совсем запыхался, не смог даже договорить.
Фронвизер-старший усмехнулся и обнял сына:
– Успокойся для начала, совсем ведь задохнулся.
Он был счастлив прижать сына к груди и почувствовать, как бьется его сердце. Когда все это останется позади, они вдвоем отправятся гулять в горы. Будут удить рыбу в Аммере, вырезать лук и стрелы и делать все то, что обычно делали отцы с сыновьями. «И уж точно не отправлять их на поиски убийц, – подумал Симон. – Хотя семью нашу нормальной не назовешь…»
– Ну? – спросил он. – Что вы видели?
Все так же взволнованно Петер рассказал о Вюрмзеере и его разговоре с жутким извозчиком.
– После заката они собираются встретиться на Жертвенном холме! – закончил он заходящимся голосом. – И вели они себя очень скрытно. Говорили, что никто не должен об этом узнать!
Симон взглянул на Кофель, чья вершина уже скрывалась во мраке. Над ним сверкнула первая молния, предвещая надвигающуюся грозу.
– Закат совсем скоро, – пробормотал он задумчиво. – А Вюрмзеер говорил, что ему там понадобилось?
Петер помотал головой. Но потом, похоже, вспомнил еще что-то, и лицо его просияло.
– Тот, другой, говорил, что с радостью придет, чтобы еще раз плюнуть в лицо жирному ублюдку.
– Жирному ублюдку? – Симон втянул воздух сквозь зубы, и у него мороз пробежал по коже. – Черт, я даже догадываюсь, кто этот жирный ублюдок…
Он принялся лихорадочно размышлять. Если речь действительно шла о Файстенмантеле, то толстяк был в большой опасности, а то и вовсе мертв. Нужно, чтобы кто-нибудь отравился туда и узнал, что там происходит! Но кому вообще можно доверять в этой деревне? По сути, никому, кроме Георга Кайзера, его старого друга, и, конечно же, Куизля. Но Кайзер был старым и больным, а тесть бродил где-то в долине. Симон не собирался ждать его возвращения – могло стать слишком поздно. Поэтому хочет он этого или нет, а придется отправляться туда одному. Цирюльник уже не думал, оставаться ли ему в деревне, – человеку, возможно, нужна была его помощь! Кроме того, Симона разбирало любопытство. Он чувствовал, что получит там ответы хотя бы на часть вопросов.
