К вечеру солнце скрылось за тучами, излившими на море и на одинокую лодку мелкий теплый дождь. Пресною водою следовало дорожить, но посудины для ее сбора не имелось, и все пятеро пили, подняв лица к небу и широко раскрыв рты.
Ладони, не привыкшие к веслам, покрыли кровавые пузыри, которые тут же полопались и стали причиной невиданных страданий. Держались лишь Оггле Свонк, которому гребля была не в новинку, и монах, много лет изнурявший себя трудами. К темноте гребли лишь они вдвоем, тогда как остальные отдыхали, перемотав ладони кусками платья.
Дождь утих, затем вовсе перестал. Море вокруг стало на диво спокойным и сияло изнутри легким зеленоватым свечением. Вдалеке плескались рыбы или иные морские существа, но сеть снова вернулась пустой.
Бофранк, устроившись на скамье поудобнее, забылся тяжким сном, который был жестоко прерван лавиной воды. Открыв глаза, субкомиссар обнаружил, что хрупкое их суденышко сотрясают набегающие и все усиливающиеся волны.
– Идет буря! - крикнул Альгиус.
Вцепившись в борта и скамьи, беглецы покорно ждали своей участи. Альгиус, правда, и в буре нашел выгоду, сказавши, что она несет их к северу со скоростью гораздо большей, нежели обеспечили бы весла. Радости в том было, однако, мало, а вот страху - предовольно.
Покамест лодка держалась, но волны то и дело перехлестывали через борта. Оггле Свонк вычерпывал воду капюшоном, но она все прибывала, отчего лодка постепенно оседала.
– Я не умею плавать, - поведал в смущении юный Фолькон.
– Я тоже, - отвечал Альгиус. - Но лодка не должна потонуть совсем; коли ее перевернуть, мы можем держаться за нее и плыть рядом!
Перевернуть лодку не решились, положив сделать это, когда иного выхода уже не будет. Над самой головою сверкала молния, вновь обрушился дождь, и Бофранку почудилось, что спасения нет. Разделяли его мрачные мысли и другие; монах усердно молился, взывая к господу, юноша же сидел с лицом печальным, и по щекам его стекали капли дождевой и морской воды, но скорее всего слезы.
Так продолжалось до утра. Чуть только над морем забрезжили первые лучи света, буря поутихла. Беглецы с волнением переглядывались, не веруя в спасение. Лодка почти до середины наполнилась водою, все промокли до нитки, но ужасы прошедшей ночи отступили, дав место слабой надежде на спасение.
Напившись воды из бочонка, Бофранк поблагодарил бога за усмирение вод. Тут Альгиус приметил в небе чаек и спросил, нельзя ли подстрелить одну из пистолета. Фолькон и субкомиссар проверили свои запасы, но, к несчастью, и порох в кисете юноши, и патроны Бофранка насквозь промокли. Птицы словно в насмешку кружились над самой лодкой, пронзительно крича.
– Насколько помнится мне, присутствие птиц предвещает близость суши, - сказал Альгиус, но, как ни тщились беглецы, ни единого признака таковой не увидели.
Монах снова попробовал рыбачить и на сей раз вознагражден был небольшой полосатой рыбкой. Каждый получил кусочек величиною с полмизинца, и эта малость только раздразнила аппетит. Спустя некоторое время неподалеку от лодки вынырнула морская корова, и Бофранк вновь посетовал на негодные патроны. Альгиус утешил его, ибо употребить столь крупное животное в пищу, находясь в полузатопленной лодке, все одно невозможно.
Солнце указывало на то, что путь лежит в верном направлении. Вновь взялись грести. Боль в израненных ладонях притупилась, да и весла оставалось лишь два - другие два оказались утраченными во время ночной бури, - оттого гребли по очереди.
Успокоившееся было море вновь взволновалось, когда светило поднялось в зенит.
– Видно, господь в самом деле прогневался на нас, - сказал смиренно монах. Так или же нет, но в этот раз буря набросилась на суденце с силою, куда как превышающей ночную. Почти сразу потеряны были два других весла, унесло и бочонок с водою. Небо сделалось почти черным, его раздирали вспышки молний, яростно грохотал гром, и приникшие к жалкому куску дерева люди ничего не могли поделать себе во спасение…
– Смотрите! - вскричал в ужасе монах, указывая перстом вдаль. Бофранк повернулся и обомлел, увидев, как на лодку накатывает новая волна - высотою с Фиолетовый Дом, пенная и грозная. Никто не успел более ничего сказать, как чудовищный удар подбросил лодку едва ли не к самым небесам; борт вырвался у Бофранка из рук, и субкомиссар почувствовал, как погружается в морскую бездну. Забив руками и ногами, Бофранк попытался всплыть, и это ему удалось. Средь брызг и клочьев пены разглядел он толкователя - совсем неподалеку тот цеплялся за большую доску, оторванную, верно, ударом волны от утлого суденышка. Альгиус замахал рукою, призывая Бофранка. Сделав несколько отчаянных движений, субкомиссар подплыл к нему и тоже уцепился за спасительный обломок.
– Где же остальные?! - возопил он, выплевывая жгуче-соленую воду.
– Нас разбросало в стороны! - крикнул в ответ Альгиус. - Лодка рассыпалась, но мне кажется, берег совсем недалеко! Слышите, как шумит о скалы прибой?
Однако в сплошном грохоте Бофранк не слышал ничего.
– Скиньте сапоги! - посоветовал Альгиус. - Они тянут вас вниз! Скиньте все, что есть на вас!
Бофранк попытался снять один сапог, но сорвался с доски и едва не утерял ее из виду. Альгиус, ухватив за ворот, вернул его назад. С горем пополам субкомиссар освободился наконец от обуви и куртки, штанов же с поясом снимать не стал. С особенным сожалением расстался он с тяжелым пистолетом; кошель же с подарком Гаусберты остался висеть на поясе.
Тщетно надрывали глотку Бофранк и Альгиус, пытаясь разыскать своих спутников. Ни юный Фолькон, ни Оггле Свонк, ни монах не показались среди волн. Бофранк терял силы, ибо крепость телесная еще не вполне вернулась к нему. Толкователь поддерживал его, как мог, и даже стихами:
– Ладно бы нам спастись, да поудачней! А то ведь бывает, что:
…тем я полностью задрочен,
Что, в дом войдя, насквозь промочен
Дождем, узнал, что корм был сочен
Коню, но весь свиньей проглочен;
Вконец же душу извело
С ослабшим ленчиком седло,
Без дырки пряжка и трепло,
Чьи речи сеют только зло!
– Вы хотите сказать, что желаете не просто спасения, а спасения самого удачного? - удивился Бофранк.
– А что нам проку, попади мы в безлюдное место, откуда до первого дому десять дней пути? Слыхал я, что некий капитан, потеряв в шторм судно, попал на остров сродни Брос-де-Эльде, но без единого обитателя. Там он прожил ни много ни мало двадцать лет, и только потом обнаружили его рыбаки. Сей капитан, ранее человек весьма образованный и воспитанный, к тому времени разучился говорить, только прыгал и скакал, крича бессвязно, и даже самые простые навыки людские утратил, так что совсем не мог себя обиходить. Посему я и хотел бы, коли уж спасаться, то быть выброшенным волнами прямо напротив прибрежной харчевни либо у домика рыбацкой вдовушки!
Бофранк слабо улыбнулся в ответ, ибо был премного опечален потерею спутников своих. Поудобнее перехватил он доску, дабы не соскользнуть ненароком, и тут почувствовал под ногами песчаное дно.
– Хире Дивор! - вскричал он с необычайной радостью. - Берег уж близко!
– В самом деле, - сказал Альгиус, отпуская спасительную доску. - Вот и скалы; однако место неприглядное, насколько могу я судить…
И они побрели к черневшим в отдалении утесам. Обессилевший Бофранк несколько раз падал, и толкователь хватал его за пояс и весьма неучтиво волок. Выползши на каменистый берег, оба упали и лежали рядом, тяжело дыша и не веря в спасение.
По-прежнему было темно, словно ночью, бушевал ветер, волны дробились о скалы с пушечным грохотом, но самое страшное было уже позади.
– Где мы оказались? - спросил Бофранк.
– Не могу даже предположить, - отвечал Альгиус, помогая субкомиссару подняться. - Всякое видал я в жизни, но ни разу не сносил такого… Дрянной упырь, ведь это он виноват! Его милостью сел я на корабль, его милостью обретался - пусть и недолго - в подземелье монашеском, его милостью едва не утоп во время бури! Отплачу же я ему!
– Попервоначалу нам бы добраться до жилья, - сказал Бофранк. О жилье тем временем вокруг ничего не напоминало. Отвесной стеной вставали впереди скалы, все так же грохотал прибой, и не было ни малейшего суждения в голосе, в которую сторону идти?
– Пойдемте вправо, - решил Альгиус. - В самом деле, чем это направление хуже иного другого?
И, поддерживая друг друга, давешние беглецы побрели навстречу судьбе.
И стали они искать воспомоществования, и было им сказано: «Обрящете, но не ранее того, как будет вам знак».
Отард де ла Овъен
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,
в которой наши герои обретают кров и стол, а еще повествуется об их возвращении в столицу и событиях, там происшедших
