Ему сегодня многое предстоит прочитать.
Я не помню, когда в первый раз услышал о Куизлях. Мне, наверное, было лет пять или шесть, когда моя бабушка впервые испытующе стала меня разглядывать – тем разборчивым взглядом, которым она до сих пор делит все наше семейство из двадцати отпрысков на Куизлей и не-Куизлей. Я не знал тогда, был ли этот Куизль чем-то хорошим или не очень. Мне оно казалось неким свойством, редким цветом волос или другим определением, о котором я доселе не ведал.
Куизльскими в нашей семье с давних пор считаются такие внешние признаки, как вздернутый нос, густые темные брови, могучее телосложение и буйнорастущие волосы. А кроме этого, еще и музыкальные или творческие способности, а также чувствительность или даже нервозность. К ним же относят замкнутость, склонность к выпивке и известная доля меланхоличности. Описание Куизлей, оставленное кузеном моей бабушки, страстно увлеченным генеалогией, звучит немного иначе: «скривленные ногти (как когти)» и «сентиментален, хотя и грубоват временами». В целом не очень-то приятный образ, но семью, как известно, не выбирают.
Именно кузен бабушки много позже посвятил меня в тему казней и пыток. Мне исполнилось двадцать, когда на столе у нас дома оказалась стопка пожелтевших бумаг. По этим потрепанным, пропечатанным мелким шрифтом документам Фритц Куизль и собрал данные о наших предках. Среди них нашлись черно-белые фотографии орудий для пыток и меча Куизлей (его в 70-е украли из краеведческого музея Шонгау, и больше о нем никто не слышал), мастерское свидетельство двухсотлетней давности, выданное моему предку, последнему шонгаускому палачу Иоганну Михаэлю Куизлю, а также перепечатанная на машинке газетная статья и родословное древо в метр длиной. Я услышал, что в государственной библиотеке Баварии сохранились магические книги моего далекого прародителя Йорга Абриля, и узнал, что династия Куизлей была известнейшей династией палачей Баварии. По одному только процессу над ведьмами в Шонгау в 1589 году на совести моего грозного предка было, предположительно, более шестидесяти казненных женщин.
С тех пор меня не переставала занимать история моей семьи. Когда Фритц Куизль умер, его жена допустила меня в его сокровищницу: в тесный кабинет, до потолка заваленный пыльными папками и книгами о палачах. В маленькой комнатке стопками стояли ящики, набитые родословными и копиями церковных книг, некоторые из них датировались шестнадцатым веком. По стенам висели фотографии и портреты давно почивших предков. Фритц Куизль создал картотеку родственников в тысячи записей! Имена, род деятельности, даты рождения и смерти…
На одной карточке значилось мое имя, на другой – имя моей дочери, которая появилась на свет годом раньше. Рита Куизль вписала имя уже после смерти своего мужа.
На этом родословная пока прерывалась.
При взгляде на все это меня пробирала легкая дрожь, но при этом я чувствовал что-то родное. Словно меня приняли своим в некое большое сообщество. Изучение родословных в последнее время становится все более популярным. Причина, возможно, лежит в том, что в этом все усложняющемся мире мы пытаемся создать некую видимость родного очага. Ведь семьи наши уже не такие большие. Человек все чаще чувствует себя отчужденным, чем-то преходящим, что несложно потом заменить. Изучение родословной дает ему ощущение бессмертия. Умирает один, но род продолжает существовать.
Временами я рассказываю моему семилетнему сыну о его необычных предках. При этом кровавые подробности я опускаю. Для него они своего рода рыцари, что звучит, в общем-то, лучше, нежели палачи. На стене в его детской висит коллаж из фотографий давно почивших родственников. Прародители, прапрадеды, дяди, тети, их племянники и племянницы… Иногда по вечерам он просит рассказать о ком-нибудь из них, и я рассказываю ему истории, какие знаю. Красивые, грустные, жуткие. Для него семья – это надежный оплот, союз, который связывает его со множеством людей, которых он любит, которые любят его. Я слышал, что в седьмом колене все люди на земле родственники. Отрадное в чем-то предположение.
Данная книга является романом, а не научным исследованием. По возможности я старался опираться на достоверные источники. Тем не менее для сюжета многое приходилось упрощать. Для пытки даже в те тяжелые времена требовалось несколько больше документов, и никто, скорее всего, не позволил бы судебному секретарю вроде Иоганна Лехнера господствовать в Шонгау. В действительности городскими делами управляли члены совета и бургомистр, а вовсе не представитель курфюрста.
В окрестностях Шонгау нет так называемых катакомб, хотя в Баварии таковые есть повсеместно. Их предназначение так и не выяснили.
В отличие от лекаря Симона Фронвизера, персонаж Якоба Куизля исторически достоверен, так же, как и его жена Анна Мария и дети: Магдалена, Барбара и Георг. Большинство Куизлей слыли начитанными людьми, и даже за пределами города были известными врачевателями. По этой же причине многие ученые доктора вставляли им палки в колеса и постоянно на них доносили. Один из моих прародителей жалуется в письме, что ему не позволили сдавать медицинский экзамен. Одно это показывало, что о нем думали врачи в академиях!
Все, что написано в этой книге о пытках, соответствует современным научным исследованиям и положениям. Не берусь утверждать, что мой предок мог подобным образом вступиться за знахарку. В любом случае, так я это себе представил. Он все-таки мой прапрадед, а яблоко от яблони, как известно, недалеко падает.
Множество людей внесли свой вклад, чтобы эта книга увидела свет. Прежде всего хотел бы поблагодарить управляющего округа Шонгау Гельмута Шмидбауэра, который предоставил необходимые данные, Франца Грунднера из городского музея Шонгау, профессора фрау Кристу Хабрих из Немецкого музея истории медицины, Риту Куизль, которая любезно пропустила меня в архив мужа, моего брата Мариана, вдохновителя и первого корректора, моего отца за советы в области медицины и латинского языка. И в заключение, хотя и не в последнюю очередь, мою жену Катрин, которая вечерами смело продиралась по этим страницам – и зарабатывала на пропитание, чтобы я смог осуществить мечту своей молодости.
Оливер Пётч, май 2007
Брыжи – воротник, манжеты или некоторые другие детали мужской и женской одежды в густую сборку или в частую складку, обычно служившие украшением.
Санторио (1561–1636) – итальянский врач, анатом и физиолог, изобретатель ртутного термометра; Амбруаз Паре (ок. 1510–1590) – французский хирург, считающийся одним из отцов современной медицины.
Речь идет о традиционном весеннем праздновании (Maifeiertag), издревле проводившемся в германских землях.
