Ребята покивали, и Петер заметил, к своему удивлению, что они действительно прислушались к его словам. Всю жизнь другие ребята смотрели на него либо с завистью, либо презрением. Впервые Петер увидел в чьих-то глазах уважение. Более того: на какое-то время он стал для них предводителем.
И добился этого не криками и кулаками, а исключительно силой слова.
Это было сродни чуду.
* * *
Они разыскали Амалию в церкви Богородицы.
Увидели ее Пауль и Зеппи, уже под самый конец. Амалия как раз выходила из исповедальни. Печальная и сгорбленная, она походила на старуху, да еще повязала на голову платок, так что мальчики с трудом ее узнали. Когда остальные вошли в церковь, Амалия еще сидела на скамье и молилась с закрытыми глазами. В это время народу было не так много, пономарь зажигал свечи в часовнях и боковых нефах. Он смерил ребят недоверчивым взглядом и двинулся в их сторону.
– На скамью, быстро! – скомандовал шепотом Шорш. – Если будем молиться, он не посмеет нас выставить.
Ребята расселись по скамьям и молитвенно сложили руки. Пономарь действительно замедлил шаги и прошел мимо, никого не потревожив.
Краем глаза Петер рассматривал громадный неф, длинный, как деревенская улица. Свет лился сквозь высокие витражи, падал на ромбовидный узор на полу. Многочисленные алтари были украшены резьбой и фресками. Петер решил, что непременно придет сюда еще раз. Может, ему даже удастся порисовать…
– Что теперь? – прошептал Мозер, вернув его к действительности. – Что теперь будем делать?
Петер задумался на мгновение.
– Я подойду к ней и поговорю, – ответил он наконец.
– С благородной дамой? – Зеппи бросил на него удивленный взгляд. – Ты… ты хоть знаешь, как это делается?
– Мой брат знаком с кронпринцем Баварии. Уж с его нянькой он точно сможет поговорить, – прошипел Пауль. – А теперь закройте рты, бестолочи вшивые!
– Сам ты бестолочь вшивая, – пробормотал Зеппи.
Ребята замолчали, и Петер дождался, пока пономарь не повернется к ним спиной. Потом он поднялся и прокрался к скамье, на которой сидела Амалия. Пододвинулся к ней почти вплотную, опустил голову и сложил руки, словно молился. Потом собрался с духом и прошептал:
– Жаль, что так вышло с собакой.
Амалия вздрогнула. Судя по всему, она даже не заметила, что к ней кто-то подсел. Лицо у нее было в слезах, пудра растеклась.
– Что… как вы сказали? – неуверенно спросила женщина. Когда же она увидела перед собой маленького уличного мальчишку, глаза ее превратились в узкие щелки. – Ты кто такой, грязнуля? Ты хоть знаешь, с кем говоришь?
– Вы – Амалия, придворная дама и нянька кронпринца, – спокойно ответил Петер. – И вы украли его собаку.
– Что… что ты себе позволяешь… – возмутилась Амалия.
Залившись краской, она попыталась встать, но Петер мягко удержал ее.
– Отпираться бессмысленно. Мы слышали ваш разговор на пивоварне.
– Вы? – Амалия опасливо огляделась – и только потом догадалась. – Конечно, это вы сегодня убежали от извозчиков! – Она окинула его насмешливым взглядом; к ней, похоже, вернулась былая гордость. – С чего ты взял, что мы говорили про собаку кронпринца? Глупости какие!
– Это не глупости, – настаивал Петер. – Вы перерезали ошейник в саду и отдали Артура этому человеку. А тот передал его кому-то еще. У нас есть доказательства.
– Доказательства… ошейник… сад? – Амалия, очевидно, начинала понимать, что перед ней не простой грязнуля с улицы. – Откуда ты все это знаешь? – выдавила она наконец.
– Послушайте, – проговорил Петер, оставив вопрос без ответа. – Я не хочу, чтобы Макс сердился на вас. Он считает вас довольно милой нянькой.
– Так он считает, значит… Макс, – глухо отозвалась Амалия; казалось, она вот-вот упадет в обморок.
– Да, так он и сказал. Но ему хочется вернуть собаку. Просто скажите, где Артур, и я обещаю, что мы вас не выдадим.
– Но я сама этого не знаю! – посетовала Амалия. – Артур теперь у этого ужасного человека, и…
Тут на них посмотрел пономарь, и она запнулась.
– Возьмите меня за руку, будто вы моя мать или тетя, – велел Петер. – Пусть думает, будто я вас слушаю.
Точно под гипнозом, нянька взяла Петера за руку. Пономарь смерил их недоверчивым взглядом и отвернулся.
– Я… я этого не хотела, – продолжила Амалия, запинаясь. – Но, Господь свидетель, у меня не было выбора!
– Почему? – с любопытством спросил Петер.
– Мы… мы с Маркусом вот уже полгода любим друг друга. Но нельзя, чтобы об этом узнали при дворе, – стала объяснять Амалия. – Все-таки я придворная дама, а Маркус простой подмастерье у пивовара. Однако Керль, видимо, прознал об этом.
– Учитель Макса по скрипке, – кивнул Петер.
– Да, так и есть, – Амалия вздохнула. – А ты и впрямь обо всем осведомлен… Так вот, Керль загнал меня в угол и велел мне избавиться от собаки. В противном случае он все рассказал бы курфюрсту. Тогда я потеряла бы место, а Маркуса, наверное, отправили бы в какую-нибудь баварскую глушь, в Штраубинг или еще дальше.
– Но почему Керлю хотелось избавиться от собаки? – спросил Петер. – Что она ему сделала?
– Артур постоянно тявкал и выл, когда кронпринц играл на скрипке, – прошептала Амалия. – Это и впрямь было невыносимо! И собачий лай, и эта игра принца… – Она печально рассмеялась. – Керль просто с ума сходил. Но его высочество настоял на том, чтобы во время занятий Артур был рядом. Вот Керль и решил избавиться от пса. Я… я должна была утопить его. Но у меня не поднялась рука, поэтому я отнесла его к Маркусу на пивоварню. Он хорошо о нем заботился.
– Но потом Маркус отдал Артура кому-то другому, – проговорил Петер, испытывая дурное предчувствие. – И тот оказался не таким заботливым.
Амалия кивнула.
– Этот мерзавец иногда ворует собак у знатных горожан и перепродает. Так рассказывал Маркус. Он, наверное, надеялся, что так Артур найдет новый дом. Только вот я боюсь, что этот мерзкий тип просто избавится от него. Кому понравится, если собака будет без конца выть? Он, наверное, прибьет ее, если уже не прибил. Ему ничего не стоит. Это жуткий человек.
– И как зовут этого жуткого человека? – спросил Петер.
Амалия назвала ему имя.
11
Ангерплац,
вечер 7 февраля 1672 года от Рождества Христова
Артист жонглировал тремя золотыми яблоками и насвистывал при этом задорную солдатскую песенку.
На голове у него был облезлый парик, который выглядел так, будто птицы высиживали в нем птенцов. Поверх парика была нахлобучена деревянная корона. Мантией служил рваный плащ, который едва ли защищал от холода. Юный жонглер дрожал, но на губах его играла озорная улыбка. Барбара присмотрелась и только теперь заметила, что золотые яблоки тоже сделаны из дерева и покрашены.
– Посмотрите на кайзера Леопольда, как он играет со своими землями! – голосил бородатый мужчина с барабаном, стоявший рядом с жонглером на сцене. – Богемия, Венгрия, Германская империя! И с каждым годом их прибавляется. – Бородач ударил в барабан и сообщил громким басом: – Хорватия! Словения! И с Божьей помощью другие земли!
С каждым ударом кто-то подбрасывал жонглеру новые яблоки. Люди смеялись и хлопали. Потом бородач забарабанил мелкую дробь.
– Но что это! – воскликнул он театрально. – Смотрите! Приближаются грозные мусульмане!
Барбара затаила дыхание. На сцену вышел еще один артист, в турецком халате, вооруженный саблей.
Они с Валентином стояли в толпе перед Ангерским монастырем и следили за увлекательным представлением. Сначала артисты развлекали народ шутками и мусульманскими танцами: в тесных брюках и с бубенцами в руках танцоры, как дикие мавры, скакали по сцене. И теперь они показывали спектакль об опасностях, грозивших со стороны Османской империи. Свирепый турок взмахнул деревянной саблей и ударил жонглера. То покачнулся и едва не уронил шары. Зрители вскрикнули – и Барбара вместе с ними. Валентин улыбнулся и поспешил ее успокоить:
