Пайпер снова воспроизвел свой отработанный монолог о том, как гнилое яблоко было удалено из кадушки, нарыв вскрыт, авгиевы конюшни очищены и как вследствие этого перед «Галереей Солсбери» засияло новое будущее.
— Утром я встречался с юристами, — сообщил Маккракен. — Эта штука, — он указал на Гейнсборо, скромно дожидающегося на стуле своей участи, — фальшивка.
— Позвольте мне уверить вас, мистер Маккракен, — директор Национальной галереи решил, что миллионер может лучше отнестись к словам человека с чистыми руками, — что, если вы пожелаете аннулировать сделку, мистер Пайпер немедленно вернет все ваши деньги.
— У меня готов чек, мистер Маккракен. Выписанный на ваше имя. — Пайпер выудил из кармана чек на пятнадцать тысяч фунтов и положил его на стол.
— Подумаешь, мелочь, — огрызнулся Уильям Маккракен. — Вы содрали с меня восемьдесят пять тысяч фунтов за другую подделку, которую состряпал по вашему заказу тот художник в Норфолке.
— Этот Рафаэль — не подделка, мистер Маккракен. Он настоящий, — сказал Уильям Аларик Пайпер.
— После того что мы услышали за последние несколько дней в суде, джентльмены, — голос Маккракена звучал презрительно, — ни одно жюри присяжных в мире невозможно будет убедить, что он настоящий.
— Я не стал бы утверждать это так категорически, — осторожно заметил Пайпер. — В любом случае я подготовил и другой чек — на восемьдесят пять тысяч фунтов. — Точно банкомет, сдающий карты, Пайпер положил второй чек рядом с первым.
— Это вполне разумное предложение, — сказал Грегори Хопкин. — Что касается подлинности вашего Рафаэля, мистер Маккракен, то я уверен, что ни один квалифицированный эксперт в ней не усомнится. Мистер Джонстон, который сидит слева от меня, считается самым лучшим знатоком ренессансной живописи в Британии, если не во всей Европе. Он считает эту картину подлинной. С ним согласны и все остальные специалисты из нашей галереи, включая меня. Мы все засвидетельствуем в суде, что этот Рафаэль — отнюдь не фальшивка. Вы должны будете найти свидетелей, которые придерживаются другого мнения. Это может оказаться нелегко.
Что-то вдруг словно оборвалось в душе Уильяма Маккракена. Он устал от вежливых речей, от аристократического лоска всех этих проклятых англичан. Ему вдруг страшно захотелось обратно в Нью-Йорк и Бостон, где все гораздо понятнее, захотелось к простым и честным жителям его родного Конкорда, штат Массачусетс. Он-то думал, что искусство можно скупать, как дома, или лошадей, или яхты. А сам будто очутился в зеркальном лабиринте, полном этих скользких людишек, которые так и норовят надуть его на каждом шагу.
— Ладно, я возьму чеки, джентльмены, — сказал он. — Надоели вы мне все — дальше некуда. Я возвращаюсь в Штаты. А со своими паршивыми картинами можете делать что хотите. Мне плевать.
С этими словами Уильям Маккракен взял чеки и вышел из комнаты, сердито хлопнув дверью.
— Мистер Пайпер, — сказал директор Национальной галереи. Ему в голову только что пришли две ужасные мысли. — Этот Рафаэль — подлинник или фальшивка?
— Подлинник, — сказал Пайпер.
— А чек, — продолжал Грегори Хопкин, — чек на восемьдесят пять тысяч фунтов — он подлинный? Или тоже… как бы это поудачнее выразиться…
— Чек, господин директор… — Пайпер подумал, что на его банковском счету едва ли что-нибудь осталось. — Чек, как и Рафаэль, безусловно, подлинный.
— Не снимай пальто, Фрэнсис. — Леди Люси ждала Пауэрскорта у парадных дверей дома на Маркем-сквер. — Как только ты ушел из конторы мистера Пью, тебе принесли письмо. От премьер-министра.
Леди Люси не стала рассказывать мужу, какого труда ей стоило удержаться и не заглянуть внутрь. Пауэрскорт взял нож для разрезания бумаг и вскрыл конверт. Затем прочел письмо вслух.
— «Уважаемый лорд Пауэрскорт, — начал он, — премьер-министр срочно хочет Вас видеть, желательно нынче же вечером. У него есть для Вас чрезвычайно ответственное поручение. Надеюсь, что мы с Вами встретимся в ближайшее время. Шомберг Макдоннел, личный секретарь премьер-министра».
Пауэрскорт побледнел. Он крепко обнял леди Люси и долго не отпускал ее. После того как он ушел, леди Люси стала рассеянно просматривать вечерние газеты. Они были полны отчетов о сегодняшнем драматическом заседании в суде. Ее взгляд случайно упал на заголовок на соседней странице. «Новые поражения в Южной Африке», — гласил он.
Только не это, сказала себе леди Люси. Пожалуйста, не надо! Все что угодно, только не это!
— Давайте сразу перейдем к делу, Пауэрскорт. — Премьер-министр сидел за огромным столом в своем кабинете, на втором этаже дома номер 10 по Даунинг-стрит. Шомберг Макдоннел устроился в кресле у камина. — Черт побери, уважаемый, — продолжал премьер, как следует приглядевшись к Пауэрскорту, — мы ведь уже встречались. В этом самом доме, если не ошибаюсь, — когда вы разобрались с теми проклятыми немцами, которые хотели разнести город в день юбилея королевы.
— Я действительно имел это удовольствие, премьер-министр, — ответил Пауэрскорт, гадая про себя, уж не является ли причиной его вызова какой-нибудь очередной финансовый скандал.
— Но в этот раз меня волнуют не немцы, Пауэрскорт, — продолжал премьер. — Нет. В этот раз меня волнуют буры. Чертовы буры! — сердито добавил он. — Беда вот в чем. — В голосе премьера прозвучала нотка истинной тревоги. — Вся система военной разведки в Южной Африке никуда не годится. Военное министерство не способно ее наладить. Чертовы генералы, эти тупицы, — тоже. Они думают, что знают, где буры. Но нет. Они в другом месте. Генералы отправляются туда. Но прежде чем они доберутся, мистер чертов бур уже успевает исчезнуть. Сложный рельеф местности, твердят генералы. Чушь. Просто провальная разведка, а может, и вовсе никакой.
Теперь Пауэрскорт начал догадываться, зачем его вызвали.
— С меня довольно, Пауэрскорт. Если не наладим разведку, мы вполне можем проиграть эту войну. Проиграть войну паре крошечных южноафриканских республик, населенных длиннобородыми фанатиками-протестантами, у которых даже нет регулярной армии! Представляете, что это значит? Наш авторитет на мировой арене летит к черту. Я не против того, чтобы французы и немцы завидовали нашей стране. Не против того, чтобы они нас боялись. Но я категорически возражаю против того, чтобы они смеялись над нами. Стать посмешищем в глазах великих европейских наций — это невыносимо!
Премьер-министр замолчал. Пауэрскорт видел, что тот самый портрет Дизраэли, который так вдохновил его во время предыдущего визита на Даунинг-стрит, по-прежнему висит на стене. С другой стены на него смотрел Веллингтон. Несомненно, подумал Пауэрскорт, Веллингтон здорово разозлился бы, узнай он о нынешнем военном и политическом провале. Впрочем, Веллингтон всегда считал разведку делом первостепенной важности.
— Я попросил Макдоннела, — продолжал премьер, — чтобы он нашел мне лучшего офицера разведки в стране, независимо от того, находится он в настоящее время на действительной службе или нет. И его поиски привели прямиком к вам, мой дорогой Пауэрскорт. Возьметесь ли вы исполнить мое поручение? Выясните, что там не так с этой чертовой разведкой. Составьте план ее обновления. О результатах доложите мне лично. Я хочу, чтобы вы отправились туда немедленно. В четверг из Портсмута отплывает быстроходный миноносец. Успеете?
Пауэрскорт медлил с ответом. Он не хотел ехать. Не хотел оставлять семью на долгие месяцы, а быть может, и годы.
— Вообще-то я служил почти исключительно в Индии, премьер-министр. В Африке я побывал только раз, и то совсем в других краях.
— Чепуха, дорогой мой, — сказал премьер. — Какая разница, где вы бывали? Нам нужна умная голова. А она у вас есть. Да о чем тут говорить! Макдоннел сообщил мне, что как раз сегодня вы раскрыли тайну очередного загадочного убийства в нашем чертовом Лондоне.
Пауэрскорт понял, что окружен. Он понял, что выбора нет. Впрочем, он знал это с самого начала.
— Я согласен, премьер-министр. Надеюсь, что смогу быть вам полезен. Вы позволите мне высказать одну маленькую просьбу?
— Прошу вас, — отозвался премьер.
— Я хотел бы взять с собой двоих-троих сослуживцев из тех, что были со мной в Индии.
— Пауэрскорт, — улыбнулся премьер, — вы можете взять с собой кого хотите. Оставьте Мак-доннелу инструкции, и он обо всем позаботится. Если вы решите, что это принесет пользу делу, можете взять с собой хоть лэндсировских львов[45] с Трафальгарской площади.
Два дня спустя Пауэрскорт снова привез детей в Челси — в Дом ветеранов. Старшина Коллинз, который служил с ним в Индии, уже ждал их.
— Значит, ваш папа едет на войну, — сказал он, присев на корточки. Накануне Пауэрскорт прислал ему записку.
