– Да, у меня к вам дело. Нет, лучше сказать, просьба… Мне нужны деньги… Вы не могли бы мне ссудить семьдесят тысяч? Мне ненадолго, на месяц, не больше. Но деньги мне нужны срочно, – он глянул на меня умоляющими глазами.
Я помолчала. Вот уж никак не ожидала, что граф приедет ко мне занимать деньги. И почему ко мне? Должно быть, пробовал занять и у других, да видно, отказали. Вряд ли он приехал бы ко мне с такой просьбой, если бы не крайняя нужда… Конечно, мое финансовое положение было прочным, но я все держала в ценных бумагах в государственном банке, поэтому, даже при всем желании не смогла бы ничем помочь нуждающемуся графу. Тем более, срочно. На то, чтобы снять такую сумму, надобно время, возможно несколько дней, но, очень вероятно, что и недели, ведь сумма-то не маленькая. Я вздохнула и развела руками:
– Прошу прощения, Вадим Сергеевич, но боюсь, что ничем не смогу вам помочь, – и объяснила ситуацию с финансами. – Поверьте, – продолжила я, – я бы ссудила вам денег, мне не жаль. И если вы сможете подождать…
– Нет! – воскликнул граф и порывисто встал. – К сожалению, ждать не имею никакой возможности! – горько добавил он. – Простите меня, сударыня, что я вас потревожил. Разрешите удалиться?
– Вадим Сергеевич, мне действительно очень жаль, что не могу вам помочь…
– Пустое, – он махнул рукой. – Я прекрасно понимаю, что сумма большая и просто так ее не достать. Я так, от безвыходности к вам обратился. Можно сказать, с перепуга… – он постарался улыбнуться. – Но ничего. Не волнуйтесь, – он посмотрел на меня, видимо, мое лицо приняло озадаченное выражение. – Ситуация не так страшна, как кажется… Я что-нибудь придумаю. Продам свое имение, например… Давно собирался это сделать. Стоит где-то на краю света, толку от него никакого, – он выразительно поморщился, пытаясь сгладить впечатление от своего неожиданного посещения.
– Это вы об Алексеевке так? – удивленно переспросила я, поскольку знала, что граф давно уже поговаривает о продаже именно этого имения.
Оно действительно располагалось довольно далеко от города, но все же было отменно большим и довольно богатым. Можно сказать, что Алексеевка была настолько же богата, насколько и далека. Стоит она действительно прилично, тысяч шестьдесят, а то и все семьдесят.
– Да, – ответил граф. – Но passons. Я пойду, Екатерина Алексеевна? Только, прошу вас… Большая просьба – не говорите никому о моем визите… Сохраним конфиденциальность. Уж в этом-то вы мне, надеюсь, не откажете? – теперь уже граф вполне владел собой.
– О, конечно, граф, – ответила я. – Можете рассчитывать, все это останется ente nous.
– Я знал, что могу на вас рассчитывать, – поклонился граф и поцеловал мне руку. – Открою вам тайну, вы ведь все равно будете думать, зачем мне этакие деньжищи и так спешно, не так ли? – он лукаво подмигнул. – Карты, – тихо проговорил он, сделав большие глаза.
– Я так и думала. Но вы ведь не банкрот?
– Что вы, сударыня! – воскликнул Вадим Сергеевич. – Ничуть! Графа Успенского невозможно разорить, его возможно только временно поставить в затруднительные обстоятельства… – Он коротко хохотнул и, по-моему, уже в совершенно ином расположении духа, удалился.
Что и говорить, день выдался крайне насыщенный, а потому, легко поужинав, я отправилась в спальню, все еще думая над историей, поведанной мне Лопатиным. Да и самом Серже, положа руку на сердце, тоже…
Понедельник, двадцать четвертое число, выдался пасмурным. Все утро я провела в каком-то странном, не очень приятном состоянии – словно бы в тумане. Я было уже подумала о том, что снова разболелась, однако, часам к двенадцати, чувствовала себя уже довольно неплохо и даже решилась на визит к Селезневым. Хотя Сергей Александрович и говорил вчера, что заедет к ним и сам объяснится, но все же, подумала я, мне тоже следовало бы побеседовать с Елизаветой Михайловной. Да и потом, признаюсь, меня волновало самочувствие маленького Ники, как-то он справился со вчерашним испугом?
Словом, я велела Степану готовить сани часам к трем пополудни, поскольку более ранний визит был бы неуместен, а Алене – готовить мне темно-серое платье из шерсти, я заказывала его до своей болезни, но, получив, еще ни разу не надевала.
Итак, без десяти минут три, я была у дома Селезневых, который располагался на улице Казачьей, практически напротив уездного суда, в доме помещика Калинникова. Сей помещик, сказывали, был большой ценитель архитектуры, а потому дом себе отстроил нарядный, с лепным фасадом, с мраморным крыльцом и даже с дорическими колоннами.
Особняк был двухэтажным. На первом этаже располагались две комнаты – малая гостиная и большая зала для балов, соединенные между собой створчатыми дверями. Затем, здесь же, была кухня и помещения для слуг. На втором же этаже находились детские, спальни хозяев, комнаты для гостей и кабинет. Лестница, ведущая на второй, этаж была мраморной. Что и говорить, помещик Калинников любил комфорт.
В доме царило оживление, это я поняла сразу же, как только вошла в просторную прихожую, освещенную люстрой. Слуги деловито сновали туда-сюда и я, признаться, почувствовала себя лишней. Было неудобно вот так, без приглашения появиться, но и уходить сейчас, как говорят в нашем народе – несолоно хлебавши, представлялось мне тоже практически невозможным. Я замялась, чувствуя, что пришла не ко времени, правда лакей, открывший мне дверь и принявший мою меховую мантилью, повел меня вглубь дома, в малую гостиную и, когда я оказалась в этой уютной, светлой комнате, я поняла, наконец, причину царившего в доме оживления.
К Селезневым из столицы прибыл гость, который скромно сидел сейчас в одном из кресел, а напротив него, в домашнем халате, восседал сам генерал Селезнев. Елизавета Михайловна, в светлом утреннем платье, сидела на диване, вооружившись пяльцами. Когда я остановилась на пороге комнаты, все трое посмотрели на меня, и на лицах Селезневых тут же появилась искренняя улыбка. Меня сие обстоятельство порадовало, я улыбнулась в ответ и вошла в гостиную. Мужчины поднялись мне на встречу, мы поздоровались, я села на диван рядом с хозяйкой, которая тут же велела горничной подать нам чаю.
Звали молодого человека Аполлинарием Евгеньевичем Гвоздикиным, служил он скромным письмоводителем в небезызвестном Третьем отделении Санкт-Петербурга, имел чин коллежского регистратора, куафюру светло-русого цвета, простое, веснушчатое лицо, яркие синие глаза под бледными бровями, короткий нос, большегубый рот, торчащие уши, фигуру длинную, тощую и нескладную, при разговоре краснел и заикался, а лет ему было едва ли двадцать. Ко всему вышеперечисленному Аполлинарий Евгеньевич был кузеном Елизаветы Михайловны по материнской линии и приехал к родным погостить. Держался он скромно, по всему видно, что робел в присутствии своего сановитого родственника, к тому же, натура у Гвоздикина, по моим наблюдениям, была легковозбудимая и он, скорее всего, склонен был к истериям и необдуманным поступкам.
Мы выпили чаю, и Елизавета Михайловна предложила мне навестить Нику, сославшись на то, что мужчинам, наверное, есть о чем побеседовать наедине. Мы вышли из гостиной, и она, понизив голос, сказала мне о том, что вчера с объяснениями приезжал Лопатин. Теперь, добавила Елизавета Михайловна, ей и самой жаль бедняжку Натали, однако, все равно, Ника вчера был сильно напуган и долго не мог уснуть. Глаше пришлось почти всю ночь рассказывать ему сказки, а когда он заснул, то, верите ли, произошла с ним маленькая неприятность, хотя в последние месяцы это вовсе перестало с ним случаться.
Тем временем, мы поднялись наверх и дошли до детской, из-за двери которой раздавался веселый Никин голос. Мы вошли. Честно признаюсь, я поначалу думала, что мальчик после случившегося и меня станет бояться. Мышление у детей, как я успела заметить, иное, нежели у взрослых, и я была уверена, что пережитое вчера, прочно связывается для Ники с посещением моего дома. Однако он, увидев меня, слез со своей лошадки и бросился ко мне с сияющей улыбкой.
* * *
Следующая неделя оказалась для меня весьма насыщенной. Я получила письма от Шурочки и от Петруши, в которых оба заверяли меня, что вернуться в Саратов на Масленой. Нынче Масленица выпадала по календарю с третьего марта, и я пребывала в приятном ожидании встречи с моими милыми друзьями.
Хотя, как я уже обмолвилось, скучать мне не приходилось. Во-первых, я три раза побывала у Селезневых, теперь они решили устраивать вечера по четвергам и некоторые приготовления в связи с этим, я взяла на себя. Например, я заказала пригласительные билеты, помогала Елизавете Михайловне с оформлением залы и с составлением меню. Подобные приготовления всегда занимают массу времени, однако и дарят немало приятных мгновений.
Во-вторых, Сергей Александрович, кстати, он просил звать его Сержем (вскользь замечу, что имя это ему безумно шло), взял надо мной негласное опекунство. Натали в свете пока не показывалась, поэтому ее брат решил повсюду сопровождать меня, видимо, он уже привык над кем-то, как выражаются англичане, шефствовать. Таким образом, он сопровождал меня дважды к Селезневым, один раз в театр на «Свадьбу Кречинского», которая, к слову, мне очень понравилась, и на прогулки.
