Вошла улыбающаяся Шарлотта. Глаза ее радостно засияли при виде мужа, но в них мелькнул и беспокойный вопрос. Они были женаты давно и хорошо понимали друг друга. Томас не скрыл от жены, куда и зачем его вызвали ночью и насколько это его расстроило. Однако он не считал возможным посвящать супругу в неприглядные детали нового дела.
Миссис Питт бросила внимательный взгляд на мужа. Ее беспокоил его вид: усталые глаза, небритые щеки и горькие складки у рта.
– Ты будешь завтракать? – спросила она. – Тебе обязательно надо поесть.
Глава семейства и сам это знал.
– Да, только что-нибудь полегче, – попросил он.
– Овсянку?
– Да, пожалуй.
Томас сел на твердый, с прямой спинкой стул. Джемайма, сбегав в кладовую, принесла кувшин с молоком, бережно держа его обеими руками. Кувшин был голубым в белую полоску, с надписью крупными буквами: «Молоко».
С шумом распахнулась дверь, и в кухню, победоносно размахивая найденными чулками, вошел шестилетний Дэниел.
– Нашел! – радостно показал он чулки отцу, который слишком редко видел детей за завтраком. – Папа, что случилось? Ты не идешь сегодня на работу? – Мальчик осуждающе посмотрел на мать. – Значит, сегодня день отдыха? А ты велела мне идти в школу!
– Ты пойдешь в школу, – быстро сказал Томас. – Я только что пришел с работы. Зашел домой, чтобы позавтракать, потому что еще рано навещать тех, с кем мне необходимо повидаться. А теперь надевай-ка чулки и башмаки и садись за стол. Грейси сейчас подаст нам овсянку.
Сев на пол, Дэниел натянул чулки, затем внимательно проверил, какой башмак правый, а какой левый, и застегнул их. Наконец он взобрался на стул и снова посмотрел на отца:
– А кого ты навестишь, папа?
Шарлотта тоже смотрела на мужа в ожидании.
– Человека по имени Фитцджеймс, – ответил тот сыну, а заодно и жене. – Он завтракает не так рано, как мы.
– Почему? – с любопытством спросил мальчик.
Питт улыбнулся. «Почему» было любимым словом этого ребенка.
– Я спрошу его, если хочешь, – пообещал мальчику полицейский.
Полосатый рыжий котенок, выскочивший из кладовой, испуганно остановился, выгнул спинку и боком сделал несколько неуверенных шагов. Шерсть на его хвосте стала дыбом. Непонятно откуда появившийся его черный друг набросился на рыжего, и между ними завязалась шумная драка. Овсянка стояла на столе забытой, но никто этого не замечал.
Томас отодвинул свой стул, давая Джемайме возможность заглянуть под стол, где отчаянно сражались котята. Дэниел тоже отодвинулся от стола. Это был удивительно спокойный и добрый мир, так сильно отличающийся от того, в котором рождались и умирали люди, живущие в переулке Пентекост-элли…
Было почти девять часов утра, когда Питт вышел из кеба на Девоншир-стрит и поднялся по ступеням крыльца дома № 38. Адрес ему прислали с нарочным из участка на Боу-стрит. Вместе с адресом там была и записка от инспектора Юарта, который сообщал, что будет держать напарника в курсе, если появятся новые улики. Юарт собирался допросить сутенера убитой Ады Маккинли, а заодно разузнать о ее клиентах, посетивших женщину в вечер убийства, но суперинтендант особых надежд на это не возлагал.
Постучав в дверь, Томас отошел на шаг. Восточный ветер крепчал и уже почти разогнал тучи. Стало теплее, и небо прояснилось. По тихой улице лишь изредка проезжали экипажи. Было еще слишком рано для леди наносить визиты – даже к портнихам. Мимо прошел мальчишка-посыльный, довольно насвистывая и подбрасывая на ходу шестипенсовик – награду за хорошо выполненную работу.
Наконец дверь открылась, и длинноносый дворецкий с удивительно дружелюбным выражением лица приветствовал раннего гостя:
– Доброе утро, сэр. Чем могу быть полезен?
– Доброе утро, – быстро ответил Томас, несколько удивленный такой любезностью. Вынув визитную карточку, он протянул ее дворецкому. Эта визитка была новехонькой и более приглядной, чем старая, и на ней указывалась только фамилия. Полицейских нигде не жаловали, каких бы чинов они ни достигли. – Боюсь, возникли обстоятельства, в силу которых я должен видеть мистера Финли Фитцджеймса. Это безотлагательно, – пояснил он.
– Понимаю, сэр, – ответил дворецкий, протягивая ему серебряный, удивительно тонкой работы поднос. Питт положил на него свою карточку.
Приветливый домоправитель отступил, давая гостю возможность пройти в холл с деревянными панелями и фамильными портретами. На большинстве из них были изображены строгие джентльмены в одежде прошлых столетий. Были среди картин и несколько сельских пейзажей с фермами и коровами, пасущимися под тяжелым низким небом. Если это оригиналы, то стоят они, должно быть, целое состояние, подумал Томас.
– Кажется, мистер Фитцджеймс изволят завтракать, – заметил дворецкий. – Если угодно, я проведу вас в утреннюю гостиную, окнами она выходит в сад, и там приятный вид. Вы знакомы с мистером Фитцджеймсом, сэр?
Так слуга вежливо попытался удостовериться, знает ли его господин незваного гостя.
– Нет, – честно признался суперинтендант. – К несчастью, дело срочное и неприятное, иначе я не пришел бы без уведомления. Мне очень жаль, но оно не терпит отлагательств.
– Я понимаю, сэр. Сейчас доложу мистеру Фитцджеймсу. – Дворецкий оставил Питта одного в прохладной гостиной, оформленной в голубых и коричневых тонах с приглушенным освещением.
Суперинтендант огляделся вокруг. Он знал – уже до того, как пришел в этот дом, – что живущее здесь семейство очень богато. Основу этому богатству заложил Огастес Фитцджеймс, удачно пустив в ход деньги жены, доставшиеся той по наследству от крестной матери. Томас узнал это от Эмили, младшей сестры Шарлотты, которая до замужества с Джеком Рэдли была женой покойного лорда Эшворда. Эмили после смерти первого мужа достались его деньги и аристократические связи и знакомства, а также укоренившаяся привычка знать все обо всем, и чем подробнее, тем лучше.
Гостиная в доме Фитцджеймса была очень уютной, хотя и несколько холодной. В ней не было столь модных в свете горок с трофеями на полках, композиций из засушенных цветов и вышитых салфеток, чем так любят украшать комнаты для приема гостей хозяева, которые сами в них почти не бывают. Но зато Питт полюбовался бронзовыми статуэтками: одна изображала льва, приготовившегося к прыжку, другая – оленя. Задняя стена была уставлена шкафами с книгами. Косые полосы солнечного света, падавшие сквозь неплотно задернутые гардины, позволяли убедиться в том, что на полированной поверхности мебели из красного дерева нет ни пылинки.
Томас подошел к шкафам, прочесть названия на книжных корешках. Очевидно, книги, которые читает хозяин, находятся в библиотеке, но полицейскому было любопытно узнать, что Огастес предлагает вниманию своих гостей. Он увидел несколько книг по истории стран Европы и Британской империи, политические мемуары, религиозные трактаты ортодоксального направления и переплетенное в кожу собрание сочинений Шекспира. Были на полках также переводы трудов Цицерона и Юлия Цезаря. Ни стихов, ни литературной прозы Питт не нашел. На лице его невольно появилась улыбка. Вот каким должен был предстать перед всеми Огастес Фитцджеймс – хорошо начитанным человеком, но без капли легкомыслия и фантазии.
Прошло не более десяти минут, как вернулся дворецкий. Он по-прежнему улыбался:
– Мистер Фитцджеймс сожалеет, утром он очень занят, но если дело столь неотложное, возможно, вы присоединитесь к нему в столовой.
Это не входило в планы Томаса, но у него не было выбора. Возможно, если Финли узнает, зачем полицейский нанес ему визит, он соизволит поговорить с ним наедине.
– Благодарю, – неохотно согласился Питт.
Роскошная столовая была рассчитана на большие приемы. Бархатные гардины обрамляли три окна в эркерах, выходившие в небольшой английский сад с аккуратно подстриженными кустами и деревьями и строго распланированными аллеями. Стол для завтрака был сервирован парадно: дорогой фаянс, серебро и хрустящая крахмальная скатерть. Рядом на одном из специальных столиков стояли горячие блюда, а на другом – бекон, колбаса, соте из почек и яйца. Всем этим можно было накормить полдюжины человек. Аромат щекотал ноздри, но суперинтендант помнил о Пентекост-элли и бедной Аде Маккинли. Видала ли она в своей жизни такие яства, да еще в таком изобилии? И все же он не должен был забывать, что виновность Финли Фитцджеймса еще не доказана.
За столом сидела семья из четырех человек, и все свое внимание Питт должен был уделить только им. Во главе стола устроился мужчина с узким лицом и удлиненным черепом. Черты его лица были жесткими и волевыми. Это было лицо человека, который всего добился сам и который считал, что у него нет обязательств перед прошлым и очень мало перед будущим. В нем чувствовались смелость и нетерпимость. Огастес с недовольством посмотрел на Томаса, прервавшего спокойный ритуал его семейного завтрака.
