— Вы пришли из интересу или просто из желания посмотреть на эти негритянские трущобы?
— У меня проблемы с зубами, — ответил Лев Петрович, — и я бы желал поговорить с тем человеком, который решил бы данный вопрос.
— Вы желаете поговорить или поменять зубы? — не понял господин.
— Пожалуй, и то и другое.
— Так давайте разделим ваше желание на две половинки. Сначала вы поговорите со мной, и я расскажу вам такое, что не рассказывала даже родная ваша тетя из Бердичева. А потом пойдете к Зяме, который за сумасшедшие деньги поставит вам в рот то, что вы выплюнете на второй же день.
— Все-таки мне важнее зубы.
— Ну, если вам важнее ваш геморрой, поднимайтесь на второй этаж, там где вывеска, и стучите в обшарпанную дверь, пока Зяма не высунется и не скажет, к какой маме вам нужно сходить.
«Жених» подчинился совету господина, направился на второй этаж, по пути чуть не наступив на кошачье семейство и на малыша, который пытался засунуть голову котенка себе в рот.
Какая-то тетка, видимо его мать, дико заорала:
— Сема, хватит жевать Мурзика, не дай бог подавишься и не выплюнешь!
Дверь зубника Зямы была действительно обшарпанная и почему-то сразу с тремя звонками.
Лев Петрович нажал на средний.
Через несколько секунд из приоткрытой двери высунулась женская голова в бумажных папильотках, недовольно спросила:
— Что вы хотели, мужчина?
— Хотел Зяму.
— Так звоните Зяме и не трогайте больше его несчастную бывшую жену.
«Жених» поколебался, выбирая следующую кнопку. И не ошибся.
В дверях показался сам Зяма, буднично и даже скучно поинтересовался:
— Вы ко мне, уважаемый?
— Вы Зяма?
— А кто вам сказал, что нет?
— Хочу, чтобы вы посмотрели мои зубы.
— Боже, опять зубы, — закатил глаза зубник. — Хоть бы кто пришел с цветами или на крайний случай с ружьем, чтоб пристрелить эту всем надоевшую дамочку. — И довольно раздраженно пригласил: — Если не сильно торопитесь, проходите.
Комната, в которой работал Зяма, была небольшая, заставленная эмалированными тазиками, ведрами с водой. Посредине комнаты стояло большое, сильно обшарпанное кресло для пациентов.
— Устраивайтесь, — кивнул на него Зяма пациенту.
— Если клиент будет орать как резаный, я точно выброшусь в окно и разобьюсь насмерть! — заглянула в дверь женщина, которая открывала дверь на первый звонок.
— И наконец сбудется мечта всей моей жизни, — мрачно заметил Зяма и поинтересовался: — У вас есть жена?
— Есть, в Петербурге.
— Счастливые.
— Кто?
— Не кто, а оба. Она вас не видит, вы — ее. Про такую жизнь бедный Зяма может только мечтать!
Когда клиент уселся в кресло, Зяма накинул на его грудь довольно застиранную тряпку и спросил:
— Так на что больше всего жалуетесь, уважаемый?
— На зубы.
— На зубы? На зубы не жалуются. Их либо сразу вырывают, либо под конец ставят новые. — Зубник залез металлической ложечкой в рот пациенту, приказал: — Рот поширше и никаких слов.
Тот выполнил его приказ. Зяма какое-то время внимательно изучал полость рта, затем с возмущением воскликнул:
— Вы пришли сюда с целью показать, что Зяма полный поц?
— Я пришел показать вам зубы.
— Вашими зубами, уважаемый, можно с одного раза перекусить все портовые канаты, а вы крутите мне мои больные бейцы! — зубник укоризненно покачал головой. — Нет, вы наверняка пришли до моей бывшей жены и решили зубами заморочить мне голову! — И громко позвал: — Сарочка, принимай клиента! Он спутал специально адрес!
— Нет, Зяма, — возразил «жених» с улыбкой, — я пришел именно к вам, потому что имею к вам интерес.
— Интерес ко мне? — изумился тот. — С каких это пор мной стали интересоваться упитанные и немного потные господа?.. Неужели я так плохо выгляжу?
— Выглядите вы замечательно, — продолжал улыбаться пациент, — а интерес у меня к вам особый. — Филер достал из нагрудного кармана коленкоровую книжечку, поднес к глазам Зямы. — Сыскной отдел полиции, Зяма.
Тот отвел его руку, пожал плечами.
— Только не устраивайте мне полный капец, молодой человек! Зяма похож на какого-нибудь сумасшедшего революционера?
— Я хочу задать вам пару вопросов.
— Думаете, я такой умный, что могу ответить хотя бы на один?
— На один точно ответите. — «Жених» теперь уже из внутреннего кармана фланелевого пиджака достал фотографию Михеля, сделанную уже в полиции. Причем Михель на ней неестественно широко улыбался, демонстрируя металлические зубы. — Ваша работа?
— Если бы вы, мужчина, были не из полиции, вы бы сейчас уже выбирали себе место на кладбище. А так отвечаю — да, это работа Зямы Шнеерзона.
— Этот господин приходил к вам один?
— Вы имеете в виду — без полиции?
— Я имею в виду — без женщин.
— Женщины были, — кивнул Зяма. — Сидели в экипаже и очень радовались моей работе.
«Жених» достал фотографии Соньки и Михелины.
— Эти?
— Физиономий не помню, а зубы я бы им точно повставлял. Видать, дамочки долго кушали не то, что надо, и жили не там, где нужно. Особенно пожилая… А не подскажете по секрету, что за интерес у вас к этим двум прошмандовкам?
— Подскажу, только не сегодня, — засмеялся Лев Петрович.
— Это не те самые дамочки, о которых шумит весь город и из-за которых полиция гоняет своих поцев по дворам с фотоснимками?
— Какие дамочки?
— Вы заплатите или я скажу это бесплатно?
Жених достал из кармана три рубля. Зубник оценил подачку, презрительно пожал плечами:
— Совсем поганые дела в полиции, если дают деньги за сплетни, — однако сунул деньги в карман и сообщил: — В городе говорят за Соньку и за ее дочку. А ихнего мужа, говорят, уже повязали.
Почти в то же самое время в похожем одесском дворе Яша Иловайский сидел на скамейке под виноградной лозой, растирал в небольшом казанке черную краску, внимательно слушал Груню Гудзенко.
— Бежала из Сахалина. С каторги, — горячо рассказывала она. — Почти полгода на пароходе. Все пришлось пережить — жару, голод, измывательства. И все это ради чего?.. Ради того, чтобы вырваться на волю. Почувствовать себя человеком. И вот вырвалась. И что?.. Хожу по чужому городу, без денег, без родных, никого не знаю… Слезы душат, ноги не держат, руки опускаются…
— Послушайте, мадам, — не выдержал наконец Яша. — Какая мне оттого польза, что я вас так внимательно слушаю? Что вы хотите своей историей мне сообщить? Что у вас нет денег?.. Так скажите прямо и идите своей дорогой!
— Деньги есть, — Груня стала суетливо развязывать узелок. — Только совсем немного. Сколько возьмете за паспорт?
— Возьму столько, чтоб мне не было обидно, а вас не торкала полиция.
— Сколько?
— С вас полкатьки, мадам.
Гудзенко достала из узелка свернутые деньги, пересчитала их.
— Не хватает.
— Хорошо, — согласился Иловайский. — Приходите, когда удачно кого обворуете, або нахально станете плакать где-нибудь на Дерибасовской.
— А как за меня заплатит сестра?
— Какая сестра? — удивился Яша. — Вы в этом городе имеете такую сумасшедшую сестру, которая платит за фуфло?
— Мы бежали вместе… На одном пароходе!
Иловайский перестал мешать краску, уставился на женщину.
— И где же она теперь?
— Здесь, в Одессе… Она была у вас! С дочкой! — Груня достала из-за пазухи две фотографии, показала Яше. — Помните?.. Тоже заказывали документы!
— Мадам!.. Если вы имеете меня за полного поца, то я имею вас за идиотку. Кому вы парите мозги, мадам?.. Если вы из полиции, то прямо так Яше и скажите. И я по-скорому пошлю вас если не на Дерибасовскую, то совсем в обратном направлении.
— Клянусь, сестра, — перекрестилась Груня. — Сонькой зовут… Сонька Золотая Ручка!.. Воровка! А дочка Михелина!.. Они уже забрали паспорта?.. На какую фамилию?
Иловайский поднялся.
— Я вас больше не держу, мадам… Идите своей дорогой, пока вам не помогли другие! — взял казанок с краской, двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж. Оглянулся, предупредил: — И не говорите больше за Соньку в Одессе. Иначе вам или голову проломят, или в другое место что-то засунут!
Поднялся наверх, неожиданно позвал визитершу:
— Мадам!.. Станьте внизу, прямо подо мной!
— Зачем? — не поняла Груня.
— Хочу выбрать подходящий ракурс, чтобы сделать вам снимок на память!
Женщина с недоумением подошла поближе к стене, задрала голову.
— Так годится?
— В самый раз! — Яша взял тазик с грязной водой, поднес его к перилам и вылил прямо на Груню. — Это чтоб вам, мадам, не сильно жарко было-таки шагать по Молдаванке в такую погоду!
Допрос Константина Кудеярова вели двое — сам князь Икрамов и следователь Потапов. Граф был растерян, подавлен, от волнения лицо его постоянно потело, что вынуждало Кудеярова постоянно извлекать из кармана носовой платок и промокать пот.
