— Это место вполне подходит, — сказал он. — Дай мне руку, девочка.
Она недоверчиво протянула ладонь. Ее взгляд выразил удивление, когда он положил ей в руку маленький кошелек.
— Что это? — спросила она, но звон монет, когда она встряхнула кошелек, был убедительным ответом.
— Это твое приданое, девочка, — сказал он, улыбаясь.
Она подозрительно смотрела на него, явно не зная, не принять ли это за шутку.
— Такая девушка, как ты, должна выйти замуж, — сказал он. — Но выходить тебе надо не за меня.
— Кто это сказал? — она уставилась на него круглыми глазами.
— Я, — ответил он твердо. — Как и у мерзавца Уилберфорса, у меня есть жена.
Она моргнула.
— Жена? Где она?
Ах, где она, в самом деле?
— Она не могла остаться со мной, когда меня взяли в плен после Куллодена. Но она до сих пор жива.
Господи, храни ее в безопасности…
— Но есть один подходящий человек, девочка, и ты хорошо его знаешь. Джордж Робертс отличный парень, и с этой мелочью, — он кивнул на кошелек в ее руке, — вы сможете построить небольшой дом. — она не отвечала, но поджала губы, и он видел, как она строит расчеты в голове. — У тебя должен быть свой собственный очаг, девочка, и колыбель с ребенком около него.
Она сглотнула, и впервые за то время, что он ее знал, ее взгляд стал нежным и неопределенным.
— Но почему мне? — она покачала кошельком, не предлагая вернуть его обратно. — Вам деньги тоже нужны.
Он покачал головой и решительно отступил на шаг назад.
— Поверь мне, девочка. Это лучший способ их использовать. Прими их с моим благословением, и, если можешь, назови первенца Джейми. — он улыбнулся ей, чувствуя, как в груди поднимается тепло.
Она издала бессвязный звук, шагнула к нему, поднялась на цыпочки и поцеловала в губы.
Хриплый вздох отбросил их друг от друга, Джейми обернулся и увидел, как Крузо смотрит на них выпученными глазами из-за угла сарая.
— На, что, черт возьми, ты уставился? — огрызнулась на него Бетти.
— Ни на что, мисс, — заверил ее Крузо и приложил большую ладонь ко рту.
26 октября 1760
Грей прибыл в Лондон под беспорядочный перезвон колоколов.
— Король умер! — выкрикивали продавцы памфлетов, газет, писаки, уличные мальчишки, и их голосам эхом вторил весь город. — Да здравствует король!
В суматохе яростных дебатов и общественных забот, которыми сопровождаются государственные похороны, последние аресты ирландских якобитов, которые именовали себя «Дикой охотой» прошли почти незаметно. Гарольд, герцог Пардлоу и его брат, почти не спали и не ели в течение нескольких дней, и уже находились в сомнамбулическом состоянии между сном и смертью, когда явились в Вестминстерское аббатство в вечер похорон короля.
Герцог Камберленд выглядел не лучше них. Грей видел, как глаза Хэла остановились на Камберленде со смешанным выражением мрачного удовлетворения и сдержанного сочувствия. После трибунала у Камберленда случился инсульт, и одна половина лица у него странно просела вниз, глаз почти закрылся. Но другой пылал боевым духом и метал молнии в сторону Хэла с противоположной стороны часовни Генриха VII. Временами внимание герцога отвлекал его родной брат, герцог Ньюкасл, который, всхлипывая, поочередно подносил к глазам то платок, то лорнет, высматривая знакомых в толпе. Выражение отвращения появлялось на лице Камберленда и он снова поворачивался к склепу перед которым возвышался задрапированный фиолетовым бархатом гроб, мрачный и величественный в свете шести огромных канделябров.
— Боюсь, Камберленд сам себя доконает в самый краткий срок. — За спиной Грея раздался тихий шепот Горация Уолпола, но он не мог сказать, обращается ли Хорри к нему или просто озвучивает свои наблюдения. Уолпол всегда рассуждал вслух, и его мало заботило, слушают ли его.
Чтобы ни хотелось сказать публике о поведении королевской семьи, а сказать накопилось много чего, они, в основном, проявили стойкость в эти дни скорби. Отпевание Георга II длилось уже два часа, и ноги Грея превратились в ледяные столбы, вросшие в холодный мраморный пол монастырского этажа, хотя Том и заставил его надеть две пары чулок и шерстяной жилет. Голени болели.
Спасаясь от пронзительной стужи, Ньюкасл тайком встал на полу длинного черного плаща Камберленда; Грей надеялся, что он успеет отступить, когда его брат двинется с места. Но Камберленд стоял нерушимо, как скала, несмотря на больную ногу. Бог знает почему, он выбрал темно-каштановый парик в стиле «Адонис», который странно сочетался с его искаженным и раздутым лицом. Может быть, Хорри был прав.
Зрелище открытого склепа было впечатляющим, Грей признавал эффектность этой сцены. Теперь Георг II раз и навсегда избавился от «Дикой охоты» и прочих земных неприятностей. Трое офицеров Ирландской бригады были тихо осуждены трибуналом и приговорены к казни. Повесят их тоже без излишнего шума. Монархия была в безопасности, общество пребывало в блаженном неведении.
Это сделал ты, Чарли, подумал Грей, прощай.
Через завесу внезапных слез огни свечей показались огромными и слепяще-яркими. Никто не заметил; немало людей в толпе молча утирали слезы. Чарльз Карруотерс умер в Канаде на чердаке и не имел последнего пристанища. Грей знал, что тело Чарли сожгли, а прах рассеяли; пакет тщательно подобранных документов был его единственным памятником.
— Так печально, мой дорогой, — говорил Уолпол Гренвиллу. — Я в последний раз был здесь десятилетним мальчиком, если не младше.
Огромный резной купол аббатства отражал шепоты и щебетанье, словно стал обиталищем стаи ночных мышей, в этот равномерный шум контрапунктом вторгался звон колоколов и залпы мелкокалиберных орудий снаружи. Кто-то застонал совсем близко, и Грей увидел, как Хэл прикрыл глаза от внезапной боли; брата настиг один из его приступов и ему трудно было оставаться на ногах. Если бы здесь курили ладан, это, вероятно, прикончило бы его; ему показалось, что Хэла вырвет, когда мимо прошел Ньюкасл, обдав их густой волной бергамота и ветивера. [56]Для всех, кто не привык к мессе, клубам ладана и процессиям священников, церемония казалась достаточно пышной, даже если учесть отсутствие архиепископа. Правда, епископ оплошал, перепутав молитвы, но никто не заметил. Теперь под сводами все гудел и гудел бесконечный гимн, невыразимо утомительный. Грей подумал, не лучше ли было ему, как Джейми Фрейзеру, потерять способность слышать музыку? Просто ритмичный шум, не более того. Но Хэлу это не принесло бы никакой пользы, он издал сдавленный стон.
Он поспешно отогнал свои мысли о Фрейзере и придвинулся ближе к Хэлу, на случай, если он упадет. Непослушные мысли перекинулись на Перси Уэнрайта. Он так же вставал в церкви рядом с Перси — его новым сводным братом по браку матери Грея с отцом Перси. Достаточно близко, чтобы их руки могли найти друг друга в широких складках пальто.
Он не хотел думать о Перси. Поэтому его мысли услужливо вернулись к Джейми Фрейзеру.
Да отвяжитесь от меня, подумал он раздраженно и внимательно уставился на толпу перед собой: люди заполняли каждую щель часовни, сидя на всем, что только могли найти. Клубы пара от дыхания толпы смешивались с чадом факелов в нефе. Если Хэл уже в обмороке, подумал Грей, ему некуда упасть, места не было совсем. Тем не менее, он подошел еще ближе, коснувшись Хэла локтем.
— По крайней мере, теперь у нас будет король, говорящий по-английски. Более или менее. — циничное замечание Уолпола обратило блуждающий взгляд Грея к наследнику короля. Новый Георг выглядит так же, как все Ганноверы, подумал он, разглядывая клювообразный нос, тяжелые веки и студенистые глаза, не облагороженные никаким материнскими чертами; без сомнения, они выглядели так тысячу лет назад и будут так же выглядеть еще через тысячу. Георгу III было всего двадцать два, и Грей задавался вопросом, как хорошо сможет он противостоять влиянию своего дяди Камберленда, если последний решит обратить его интересы от скачек к политике.
Хотя, может быть, здоровье герцога недостаточно восстановилось, чтобы вновь бросаться в политические битвы. Он выглядел почти таким же больным, как Хэл. Грей не предполагал, что исход военно-полевого суда над Сиверли вызовет у Камберленда паралитический удар, скоре всего, это было случайностью.
Гимн начал стихать, люди зашевелились с облегчением, но это была ложное облегчение; тяжеловесный рефрен начался снова, на этот раз в исполнении стайки мальчиков с ангельскими лицами, и зрители покорно оцепенели. Возможно, долгие и утомительные похороны исчерпали их скорбь, уступив место более требовательным чувствам.
Несмотря на скуку, Грей находил нечто обнадеживающее в службе, с ее прямолинейной солидностью, настойчивым напоминанием о быстротечности жизни и крушении надежд. Жизнь была хрупка, но жизнь продолжалась. От короля к королю, от отца к сыну.
