— Вы убили и второго из них?
— В этом не было необходимости. Его мы упрячем в тюрьму — где он, я надеюсь, и подохнет. Мы прямо сегодня начнем его допрашивать.
— Я попрошу всех выйти и оставить меня с ней вдвоем, — вдруг вмешался врач.
Он выпроводил всех присутствующих из комнаты, а сам затем вернулся к Фаустине. Стянув с женщины скрывавшую ее наготу простыню, он стал осматривать ее тело. Он тут же заметил в нижней части ее живота странные красные точки, нанесенные в форме звезды, а еще несколько царапин на руках и различные по величине гематомы на ее бедрах.
— Я не видела, что они со мной делали, однако чувствовала, что они колют меня в живот чем-то острым.
— Похоже, что они попытались изобразить здесь звезду. Не знаю, что могло означать это… — не договорив, врач несколько секунд мялся, прежде чем все-таки решился задать графине волнующий его вопрос. — Я заранее прошу у вас прощения, сеньора, но мне необходимо знать, не пытались ли они вас изнасиловать.
— Я уверена, что они наверняка бы это сделали, но, к счастью, меня вовремя освободили. Незадолго до того, как сюда ворвались мои спасители, один из них начал взывать к самому дьяволу и предлагать ему в качестве жертвы мое тело — чтобы он овладел им. Это было ужасно… — Фаустина зажмурилась и начала всхлипывать.
— Постарайтесь думать о чем-нибудь другом. Теперь все уже позади! — попытался утешить ее врач. — Поскольку я не вижу у вас никаких других серьезных ран, я распоряжусь, чтобы вас отвезли домой. Там вы сможете отдохнуть и вскоре позабудете об этом ужасном происшествии.
Беатрис ждала своих приемных родителей в саду возле их особняка. Сначала она пробыла какое-то время в самом особняке, затем стала бродить по прилегающим улицам и даже хотела сесть в карету и поехать им навстречу, но так и не сделала этого, а решила подождать в саду.
Услышав шум, производимый несколькими приближающимися к особняку каретами, Беатрис побежала к воротам.
Из второй кареты появилась голова графа. Он показал жестом, что Фаустина с ним. Беатрис заметила, что его лицо выражало одновременно и радость, и обеспокоенность. Девушка подбежала к карете, уже подъехавшей к парадной лестнице особняка.
— Как мама себя чувствует?
— Она очень утомлена, но, слава Богу, нам удалось ее спасти. Если бы мы приехали чуть позже, то застали бы ее уже мертвой.
Франсиско с удивлением посмотрел на ладони Беатрис: на них были такие же белые марлевые повязки, как и на руках Фаустины.
— Что с тобой случилось, дочка? — спросил он, показывая на ее руки.
— Ничего особенного, папа. Я просто пыталась себя защитить.
— Защитить от чего?..
Резиденция вдовы герцога де Льянеса
Мадрид. 1751 год
5 октября
Капеллан графа и графини де Бенавенте — отец Парехас — даже не подозревал о той опасности, которая ему угрожала, когда он шел вслед за двумя молодыми женщинами вниз по лестницам по направлению к сырым погребам, расположенным в подвальных помещениях дворца.
Двумя днями раньше Беатрис прислала ему обнадеживающую записку, в которой сообщила, что нуждается в его пасторских советах. В этой записке Беатрис признавалась, что чувствует необходимость получить отпущение своих тяжких грехов, а потому решила покаяться перед Господом и примириться с ним, отцом Парехасом. В первую очередь она хотела как-то загладить вину из-за своего крайне нелюбезного поведения во время их последней встречи.
Когда отец Парехас пришел в дом Беатрис, она очень радушно его встретила и поблагодарила зато, что он счел возможным к ней прийти. Однако затем она сделала предложение, которое показалось священнику излишним: Беатрис хотела в знак благодарности подарить ему несколько бутылок имевшегося у нее прекрасного французского вина. Как Парехас ни отказывался, Беатрис все-таки настояла на своем. Не прошло и пяти минут с момента окончания исповеди Беатрис и десяти минут с момента появления отца Парехаса в этом доме, как они уже шли вниз по лестницам в погреба. Беатрис вела себя довольно странно: опустившись сразу же после прихода священника перед ним на колени и всего лишь за несколько минут излив ему душу, она потащила его за собой в погреба.
— Будьте осторожны, отец, на нижних ступеньках лестницы: они очень скользкие.
Священник приподнял полы своего одеяния, чтобы они не мешали ему спускаться по лестнице вслед за Беатрис.
— Амалия, пройди вперед и зажги в той комнате все свечи. — Беатрис прижалась к стене, давая проход своей служанке. — Тут под дворцом полно всяких ходов и коридоров, — сказала она священнику.
Беатрис взяла горящий факел, который распространял вокруг себя мерцающий свет и при этом коптил так, что вскоре густой черный дым стал накапливаться у стен и под потолком, а его терпкий запах впитался в одежду.
— Мы пройдем по этому первому коридору, который доведет нас до самой старой галереи, — ее называют старой, потому что позади нее расположены еще пять галерей, которые по приказу моего мужа постепенно выкапывали в земле в течение нескольких лет.
— Твое решение наполнило меня радостью, Беатрис. Я уверен, что ты теперь чувствуешь себя намного лучше, так ведь?
— Ну конечно. Однако мне требуется от вас еще кое-что, чтобы мое покаяние считалось полным.
Священник не понял смысла ее слов, однако бодро шагал вперед, больше думая о том, как бы ему не потеряться в этих темных коридорах, чем о том, как истолковать слова Беатрис.
Повернув за угол, они увидели три входа, за которыми простирались еще три коридора. Беатрис повела священника в средний из них.
В течение нескольких минут они шли по узкому туннелю, пока в конце концов не добрались до просторного и хорошо освещенного помещения, где их уже ждала Амалия. Это помещение было неправильной формы, и в нем стояло множество деревянных стеллажей, на которых хранились тысячи бутылок.
— Ну вот мы и пришли, отец. Если не возражаете, мы могли бы присесть за этот стол и попробовать старейшие из вин, хранящихся в этом погребе. Какое вино вам больше всего понравится, такого и возьмите себе бутылочку-другую. Как вам мое предложение?
— Я не привык пить много вина, однако сейчас выпью, чтобы отпраздновать твое возвращение на праведный путь, указанный Господом.
Отец Парехас сел на стул напротив Беатрис и положил руки на стол, на котором рядом с огромным подсвечником с горящими свечами стояло несколько стаканов.
Амалия нырнула в проход между стеллажами и вскоре вернулась оттуда с четырьмя бутылками, покрытыми пылью. Она откупорила одну из них и налила вина в два стакана. Беатрис затем взяла эту бутылку и прочла на этикетке, откуда она привезена и какого года содержащееся в ней вино.
— Мы сейчас попробуем бургундское тысяча семьсот сорок второго года, доставленное сюда из погребов славного барона де Гренобля. Надеюсь, оно вам понравится.
И Беатрис, и отец Парехас сделали по большому глотку и, не проглатывая вино, пытались оценить возникшие вкусовые ощущения.
— Восхитительно!.. — Сделав глоток, священник причмокнул, ощущая послевкусие напитка. — Оно обладает богатой вкусовой гаммой, но при этом без излишеств. — Отец Парехас сделал еще глоток, чтобы получше распробовать вино.
— Вы со мной, наверное, согласитесь, — сказала Беатрис, — что даже одно и то же вино каждый раз воспринимается по-другому — когда вы снова пьете его по прошествии некоторого времени, и даже при последующем глотке. — Она отставила свой стакан в сторону и наполнила два других стакана, попросив при этом Амалию открыть еще одну бутылку. — То же самое относится и к людям. Мы видим в людях определенные качества, за которыми, однако, скрываются такие черты их характера, которые порою удается обнаружить только по прошествии долгого времени или же только при определенных обстоятельствах, — как, например, в вашем случае… — Беатрис сделала знак Азалии.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Беатрис.
Отец Парехас почувствовал, как нечто странное мелькнуло в ее только что ласковом взгляде.
— Я имею в виду кое-какие дела, о которых мне, по-видимому, не следовало бы знать, но я, тем не менее, волею случая о них узнала. Вы догадываетесь, о чем я говорю?
— Думаю, что нет… — На самом деле священник уже догадался, но ему очень не хотелось верить в то, что Беатрис стало известно, что он, отец Парехас, когда-то давно донес на ее отца.
И вдруг Амалия набросила на его туловище сзади толстую цепь и с силой прижала его к спинке тяжелого стула, на котором он сидел. Он попытался вырваться, но у него ничего не получилось.
— Что вы делаете? — взволнованно воскликнул он.
— Хочу расплатиться с вами за все страдания, которые вы мне причинили. — Беатрис достала острый кинжал и, подавшись вперед, решительно приставила его лезвие к горлу священника. — Стоит вам пошевелиться — и вы мертвец!
