«Наконец-то! – с облегчением вздохнул Карл Вульф. – Цел. И минута в минуту!»
Небольшой десантный самолет летел без опознавательных знаков. Десять бойцов отряда особого назначения войск НКВД сидели у круглых иллюминаторов, за которыми плыла тоже круглая луна с прозрачным левым краем. Возле задраенного люка стоял мотоцикл с коляской с символикой дорожной полиции германского рейха.
Третьим от люка с левой стороны сидел Глеб Кузьмич Забродин; из-под шлема выбилась кудрявая прядь седых волос. Остальные девять были молоды. Рядом с Забродиным сидел младший лейтенант Вдовенко, смуглый, с густыми черными бровями, с пристальным, немигающим взглядом. Собственно, он был командиром отряда, а Глебу Кузьмичу предстояло осуществлять общее руководство операцией «Захват», он теперь был персонально ответствен за судьбу второй половины сервиза «Золотая братина», находящейся в замке Вайбер.
Открылась дверь кабины самолета, выглянул молодой пилот, крикнул, сверкая белозубой улыбкой:
– Есть! Сейчас сделаем круг. Приготовьтесь!
Забродин взглянул на часы – было два часа пятьдесят семь минут ночи.
Легко поднялся со своего места младший лейтенант Вдовенко, крикнул, перекрывая гул моторов:
– Приготовиться! Первым – мотоцикл. За ним – Никифоров. Николай! За мотоцикл отвечаешь головой. Долидзе и Семин! Люк!
Два бойца со скрежетом отодвинули болты, рванули скобы дверцы люка, она отвалилась в сторону, обозначился черный зияюший квадрат. В самолет ворвался ледяной обжигающий ветер. Командир отряда нагнулся к уху Забродина:
– Вы идете третьим, товарищ старший лейтенант! Я сразу за вами. Почти без интервала, не соблюдая дистанции. Страховка. Таков приказ товарища полковника. Он сказал: у вас давно не было тренировок по прыжкам в ночных условиях.
Глеб Кузьмич невольно улыбнулся. Открылась дверца кабины, выглянул пилот, энергично махнул рукой.
– Пошел! – радостно и победно заорал младший лейтенант Вдовенко.
Самолет, снижаясь, сделал круг над плато, прошел почти над головой Карла Вульфа, опять, кренясь на правое крыло, стал разворачиваться по дуге. Карл увидел, как от самолета отделилась черная точка, и через несколько мгновений над ней раскрылся купол парашюта. Потом черные точки посыпались одна за другой. И одна за другой вспыхивали над ними белые медузы…
Один из коттеджей в замке Вайбер был отведен под небольшой отель для знатных посетителей: две спальни, гостиная, ванная комната, туалет. В этом отеле и разместились бригаденфюрер Иоганн Вайтер и его адъютант Томас, которого товарищ Фарзус звал «человеком-машиной»: казалось, Томасу неведомы никакие чувства и эмоции. Он был механизмом для отправления физиологических функций, одушевленным предметом для четкого выполнения приказов и инструкций, мозговой субстанцией, действующей только в рамках военного устава. Томас попал в адъютанты к бригаденфюреру со стороны, по высокой протекции из окружения рейхсканцлера Геринга (так предполагал товарищ Фарзус). И это обстоятельство наводило на определенные мысли…
Иоганн Вайтер проснулся ровно в десять минут четвертого, как и приказал своему внутреннему «будильнику», поднялся с кровати, стал одеваться, стараясь не производить шума. Прислушался. За дверью спальни, где «принимал сон» его адъютант, было абсолютно тихо. Томас никогда не храпел, сон этого воина рейха был настолько глубок, что, глядя на него, могло показаться: человек не дышит. Надев кожаное пальто, товарищ Фарзус вышел на крыльцо коттеджа. В небе на западе стояла полная луна с прозрачным левым краем. Звезды в посветлевшем небе исчезли, только яркая розоватая Венера запуталась в ветвях старой яблони, росшей возле отеля.
Первый предутренний ветерок овеял лицо. Бригаденфюрер Иоганн Вайтер взглянул на часы со светящимся циферблатом – семнадцать минут четвертого. «Пора!» Он вышел на главную аллею. Потом по широкой тропе вернулся в сад и оказался у второго коттеджа, если смотреть на маленький поселок от ворот замка Вайбер.
«С левой стороны».
Окна были плотно закрыты – светомаскировка. Но за одним из них… Товарищ Фарзус подошел к этому окну вплотную. Приложил к окну ухо. Впрочем, можно было и не прикладывать: кабинет-спальня Мартина Сарканиса наполняли раскаты могучей, даже грозной музыки. Звучала Девятая симфония Людвига ван Бетховена.
В пять часов десять минут утра, отдав распоряжения охране открыть боковой – служебный – вход, комендант замка Вайбер обер-лейтенант войск СС Пауль Кауфман (в левой руке его был небольшой чемоданчик) вошел в дверь первым, остановился и пропустил вперед странное шествие: четверо эсэсовцев попарно (в одной паре был фельдфебель Адольф Штольц) несли двое носилок – по напряженным лицам было видно, что груз, накрытый мешковиной, чрезвычайно тяжелый. На каждых носилках лежало по длинному деревянному ящику. Замыкал шествие пятый эсэсовец с большим мешком на плече, по виду туго набитым чем-то, но не очень тяжелым.
Когда дверь закрылась, Кауфман скомандовал:
– Следовать за мной!
Никита Никитович Толмачев был собран, четок, сосредоточен. Только, пожалуй, чрезмерная бледность лица и подрагивающий уголок рта выдавали его крайнее напряжение.
Залы и комнаты замка были освещены только контрольными лампочками, но уже начиналось весеннее утро, его свет через длинные стрельчатые окна смешивался с мертвенным освещением ламп – и в результате возникали ирреальные, заставляющие оглядываться картины: казалось, что лица людей на портретах, украшавших стены, живые – мерцают глаза, шевелятся губы; вроде бы слышится шелест одежд… Метнулась серая тень, и рука, без труда проникающая через стекло, переставила в витрине чашку из тонкого фарфора. Вроде бы впереди чьи-то легкие шаги… Или шелест крыльев? И возникла впереди, в небольшом зале, витрина, в которой замерцали яркими желтыми бликами предметы «Золотой братины».
Два эсэсовца, стоявших по бокам витрины, при появлении коменданта замка оберста Кауфмана и начальника охраны фельдфебеля Штольца замерли по стойке смирно.
– Вольно, ребята! – Толмачев сделал знак носильщикам: опустить груз.
Те с облегчением грохнули носилки на пол. Пятый эсэсовец сбросил с плеча мешок, который упал почти бесшумно.
– Вы свободны, – объявил обер-лейтенант Пауль Кауфман стражникам. – Отдыхайте.
Те, отдав честь, удалились. Никита Никитович подошел к двери из мореного дуба, что была в нескольких метрах от витрины с «Золотой братиной», открыл ее ключом, распахнул.
– Вносите сюда! – приказал он.
Носилки с грузом, длинные ящики и мешок оказались в библиотеке с картинами на стенах и бюстами Гейне и Гёте в нишах. В библиотеке было темновато, и Толмачев щелкнул выключателем. Загорелись плафоны на стенах и яркая лампа под зеленым абажуром на круглом столе. Комендант крепости Вайбер запер ключом дверь и, быстро скользнув взглядом по лицам пятерых эсэсовцев, сказал, глядя на часы:
– В нашем распоряжении сорок минут. В шесть пятнадцать в замке начнутся работы. Мы всё должны закончить за десять минут до этого срока. Задача: в ящики, завернув в вату, уложить кирпичи и надежно заколотить гвоздями. – Он открыл чемоданчик. В нем оказалось несколько молотков и крупные гвозди. – Приступайте!
С носилок сняли мешковину – под ней были аккуратно уложены кирпичи. В мешке оказалась вата, спрессованная в рулон. Работали споро и молча. Лишь один раз рядовой Карл Адлер, скорее всего самому себе, сказал тихо, с какой-то первобытной задумчивостью:
– Ничего не понимаю!.. Зачем…
– Вопросов не задавать! – оборвал его фельдфебель Адольф Штольц.
И опять работали молча. Застучали молотки, заколачивая первый ящик.
– Господин обер-лейтенант, – сказал один из эсэсовцев, – останутся и кирпичи, и вата.
– Неважно, лишь бы хватило.
Наконец все было готово. Справились за тридцать пять минут.
– Молодцы! – похвалил комендант крепости Вайбер Пауль Кауфман. – Выпивка за мной. И вот что, ребята… Все, что сейчас мы с вами сделали… этот факт вы забудете навсегда. Понятно?
– Факт умрет вместе с нами, господин обер-лейтенант! – рявкнул фельдфебель Адольф Штольц.
Все вышли из библиотеки. Толмачев запер ключом дверь из мореного дуба, подергал бронзовую ручку – в пасти льва зажато кольцо. Замок держал дверь мертвой хваткой. Когда шли через залы, уже освещенные боковым светом солнца, фельдфебель Штольц спросил:
– Как здоровье супруги, господин обер-лейтенант?
– Слава богу, – тут же ответил Пауль Кауфман. – Обошлось. Приняла снотворное, сейчас спит.
«Что-то здесь не так… – думал фельдфебель Адольф Штольц. – Все-таки надо доложить бригаденфюреру». – «Странно… – думал Никита Никитович Толмачев. – Никогда фельдфебель не интересовался моей личной жизнью».
К двенадцати часам дня закончились работы по подготовке ценностей, хранящихся в замке, к эвакуации (так это было объяснено охране и четырем хранителям музейных ценностей, штатским людям, которые трудились здесь по договору). Были упакованы в ящики сервизы из фарфора и хрусталя, изделия из бронзы и серебра, уложены в специальные деревянные формы картины и иконы, скатаны рулонами гобелены и ковры.
