Ознакомительная версия.
И тут Лёшка, неожиданно перемахнув через ограждение, расхлябанной походочкой направился в сторону главного корпуса. Линза уже раскрыла рот, чтобы пресечь своевольное поведение напарника, как вдруг заметила стоявший на углу здания автозаправщик. Это был не просто заправщик — это был четырёхосный подарок судьбы, с двумя тоннами керосина в цистерне.
Заправщик можно было отогнать в любую точку аэродромного поля и поджечь: ни один, даже самый безбашенный пилот, не решится садиться по полосу, где что-то полыхает, а уж пилот президентского «борта» и подавно. И пока керосин не выгорит, потушить заправщик будет трудно, это займёт определённое время. Лайнер не станет столько времени висеть в воздухе и, скорее всего, уйдёт на запасной аэродром.
— Простенько и со вкусом, — с улыбкой произнёс Лёшка, когда они накануне вместе с резидентом обсуждали план операции.
— Что тебе не нравится? — сверкнув зелёными глазами, встряла Линза.
— Мне всё не нравится! Допустим, президентский борт уйдёт на запасной. А что дальше? Пожар потушат, обломки самолёта уберут. полосу расчистят, и на следующий день он прилетит снова.
— Не прилетит, — заверил его резидент. — Продолжения не будет. Впрочем, это не ваша забота. Ваша задача сделать всё, чтобы у заговорщиков первый блин вышел комом. Поверьте старому волку: очень трудно выправить ситуацию, когда с первых минут операции всё идёт кувырком.
Линза видела, как вслед за Бодрым помчались милицейские УАЗики и парочка мощных иномарок с затемнёнными окнами.
— Давай, миленький! Давай! — шептала она, прижав к груди два кулачка. Вопреки её ожиданиям взрыв заправщика получился какой-то глухой и совсем не страшный. Подожжённый Лёшкой заправщик лениво горел посреди взлётной полосы минут пять, потом цистерна лопнула с глухим звуком и выбросила ввысь столб огня.
— Успел! Лёшенька, какой же ты молодец! Успел! — радостно закричала она, даже не задумываясь, уцелел ли при подрыве ее напарник или на этот раз судьба была к нему менее благосклонна.
Заправщик с каждой минутой разгорался всё сильней, и теперь пламя даже невооружённым глазом было видно из любой точки аэродрома. Видимо, пожар заметил и пилот Президентского «ИЛа» и потому, как самолёт покачивая крыльями, стал выполнять разворот, Линза поняла, что «Борт № 1» уходит на запасной аэродром.
— Шиш тебе, а не посадка! — весело закричала девушка и по-детски показала «ИЛу» фигу.
И тут неожиданно среди ясного сентябрьского неба раздался гром. Линза не сразу поняла, что это не гром, а самый настоящий взрыв, а когда подняла голову, то рядом с президентским самолётом увидела багровое облако — всё, что осталось от истребителя сопровождения.
В этот момент что-то чиркнуло по её волосам.
Линза повернулась и увидела, что в середине таблички «Служебный вход» торчит маленькая металлическая иголка с еле заметным оперением на конце. Она перевела взгляд туда, откуда могла прилететь странная иголка и столкнулась взглядом со стюардессой. В руке стюардесса держала короткую, похожую на свирель трубку, а на её щеке белела тоненькая полоска шрама.
— Ветер, — буднично произнесла стюардесса. — Сейчас исправлю!
И стала спокойно вставлять в чудо-свирель другую иголку. Она не извинялась, просто палач объяснял жертве, почему она ещё жива.
После того, как президентский лайнер ушёл из зоны видимости, я понял, что, несмотря на пожар, устроенный на посадочной полосе моим связным, самолёт всё равно сядет. Надо было менять план действий, но как и что делать я не представлял. Запасного варианта у меня не было, а быстро добраться до севшего где-то на дальнем конце аэродрома президентского борта, чтобы выпустить в бетонное покрытие рядом с Президентом несколько трассеров, я физически не успевал.
От безысходности я беспокойно закрутил прицелом, в надежде, что судьба сжалится и даст мне подсказку. Неожиданно в перекрестье прицела попала девушка, одетая в форму стюардессы, которая очень внимательно смотрела на спутницу моего связного. Во всём облике стюардессы было что-то ненатуральное, какая-то фальшь сквозила в её поведении, движениях рук и даже взгляде.
Я перестал бестолково крутить оптикой и присмотрелся к ней внимательней: стюардесса держала в правой руке предмет, напоминающий дудочку, а на её губах играла нехорошая улыбка. Потом она поднесла дудочку к губам, надула щёки и резко выдохнула.
В этот момент моя зеленоглазая знакомая обернулась и непонимающим взглядом уставилась на стюардессу. По движениям губ женщины я понял, что незнакомка в форме стюардессы что-то сказала, и я заметил, как на её щеке в такт лицевым мышцам задвигалась тонкая полоска белёсого шрама.
После этого стюардесса что-то выдернула у себя из воротника и стала производить какие-то манипуляции с дудочкой. На мгновенье из-за набежавших туч выглянуло солнце, и в руке стюардессы блеснул маленький металлический предмет. Если бы не хорошая оптика, то я бы его и не заметил, но, вопреки всем законам физики, я заметил и не только заметил, но и рассмотрел.
Недрогнувшей рукой стюардесса вставила металлическую иголку в свою дудочку и вновь поднесла её к губам. Дальше медлить было нельзя, и я выстрелил. Можно было попытаться пулей выбить трубку из её руки или хотя бы ранить в руку, но в этот момент я испугался. Очень испугался! Испугался, что промахнусь, и через мгновенье отравленная иголка вонзится в шею моей знакомой.
Поэтому я выстрелил в голову. Пуля пробила ей щёку и вышла в основании шеи. Так как я стрелял сверху, раневой канал был направлен сверху вниз под углом примерно в сорок пять градусов и, по всей вероятности, прошёл через жизненно важные органы, возможно, через сонную артерию. Это было смертельное ранение и, несмотря на то, что упавшая на тротуарную плитку женщина ещё подавала признаки жизни, я знал, что через минуту-другую она умрёт.
Этого не знал невесть откуда появившийся незнакомец — неприметный с виду мужчина средних лет, который, игнорируя грозящую ему опасность, попытался вынести раненую из зоны поражения. Видит бог, я этого не хотел, но классический сюжет из жизни снайперов нарисовался сам собой: сначала снайпер не убивает, а специально ранит попавшую на мушку жертву, и ждёт, когда раненого попытаются вытащить с поля боя. После того, как в зоне поражения появляется храбрец, снайпер хладнокровно расстреливает обоих — и раненого и несостоявшегося спасителя. Повторяю, я этого не хотел, он сам подставился под выстрел.
Я повторно нажал курок, но за мгновенье до того, как боёк ударил по капсюлю, успел сменить точку прицеливания, и пуля пробила незнакомцу голень правой ноги — очень болезненно, но не смертельно.
Закинув винтовку за спину и достав из кобуры старый, но надёжный «ТТ», я стал спускаться по крутой лестнице. Можно было и не покидать укрытие, но что-то подсказывало мне, что следует вмешаться и довести работу до логического конца.
Я осторожно приоткрыл дверь и выставил щуп с укреплённым на конце металлическим зеркальцем. Приём простой, но эффективный, позволяет не подставлять лишний раз голову под выстрел или удар тяжёлым тупым предметом, что согласитесь не маловажно. Покрутив щупом и убедившись, что кроме двух «снятых» мной «целей», во дворе никого нет, я выскользнул за дверь и, пригибаясь, короткими перебежками устремился к поверженным противникам.
Женщина, как я и ожидал, к моменту моего появления была мертва, а мужчина находился без сознания.
— Болевой шок. — решил я и с треском разорвал перевязочный пакет. Когда я заканчивал перевязку, раненый враг зашевелился и застонал. Чтобы облегчить ему страдания я стал искать шприц-тюбик с промедолом, но так и не нашёл. Тогда я стал обыскивать раненого и нашёл две занимательные вещи: пятнадцатизарядный пистолет «Beretta-92» — любимое оружие спецагентов, и так необходимый шприц-тюбик. Не раздумывая, я вколол промедол раненому в вену и стал ждать. Через несколько минут гримаса боли на его лице сменилась недоумением, и он открыл глаза.
— Что Вы мне вкололи? — спросил незнакомец, с трудом выговаривая слова, и, словно пытаясь стряхнуть остатки беспамятства, закрутил головой.
— То, что нашёл у Вас в боковом кармане — промедол, — ответил я и бросил ему на грудь пустой шприц-тюбик.
— Это не промедол, это…, это…, нет, это невозможно! — запаниковал и задёргался раненый и взвыл от боли: простреленная нога давала о себе знать.
— Значит, это не обезболивающее! — догадался я. — Что же тогда было в тюбике?
— Нет! Зачем Вы сделали это? Я же теперь…
— Что было в шприц-тюбике? — повысил я голос и для большей доходчивости ткнул в лоб пистолетом.
— Это был пентотал натрия, так называемая «сыворотка правды» — сдался мой раненый собеседник и закрыл глаза.
Ознакомительная версия.
