ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой жилище Хаиме Бофранка, покамест хозяина нет дома, наполняется все новыми и новыми людьми, к тому ж не отличающимися особым меж собою дружелюбием.
Хире Базилиус Кнерц, принципиал-ритор в отставке, сидел в уютной, хотя и маленькой кухне хозяйки Бофранка и кушал отменную яичницу с жареной морковью, зеленью и пряностями, запивая ее легким белым вином.
Сама хозяйка, забившись в уголок, взирала на старичка со смесью почтения и боязни, однако же усердно отвечала на его многочисленные вопросы. Гостя между тем интересовало абсолютно все рыночные цены на соль и пряности, часто ли бывал этим летом в здешних местах дождь и часто ли град, какой высоты будут строить колокольню при храме Святого Пикара, продают ли еще рыбаки в своих рядах рыбу-молнию и по какой цене, хороший ли человек нынешний государственный казначей (на сей крамольный вопрос хозяйка убоялась отвечать вовсе, но Кнерц, казалось, и не дожидался ответа, рассуждая скорее сам с собою и заключив свои рассуждения выводом, что казначей, верно, дурной человек) и, наконец, в добром ли здравии был господин Бофранк перед тем, как пропал невесть куда нынешней бесконечной ночью.
– Хире Бофранк был в здравии добром и в последний день собирался на свадьбу хире Жеаля, своего приятеля… - отвечала хозяйка. - До того и в самом деле хворал, и преизрядно, но все обошлось.
– Хире Жеаля, вы говорите? - переспросил старичок. - А где живет сей приятель хире Бофранка?
Хозяйка уже взялась было объяснять, хотя имела об этом самое отдаленное представление, но тут в дверь как раз постучали.
Кнерц насторожился, отложил вилку и взял свою смертоносную тросточку.
– Вы ждете кого-то? - спросил он.
– Может быть, это хире Бофранк вернулся?
– Может, и так. Пойдемте же посмотрим, но осторожнее, милая хириэль, осторожнее…
Однако это был не Бофранк. На ступенях стояли двое, и хозяйка приподняла светильник, чтобы получше разглядеть их.
– Вы, верно, ошиблись домом? - спросил Кнерц довольно грубо.
– Нет, если здесь живет хире Бофранк.
– Его нет, - сказал Кнерц, собираясь закрыть дверь, но один из прибывших - молодой человек вида вполне приличного и вызывающего доверие - остановил его словами:
– Я знаю вас, хире Кнерц. А вы, верно, знаете меня.
– Не уверен, - объявил старичок в некотором, впрочем, сомнении.
– Меня зовут Рос Патс, супруг Гаусберты Патс.
– О! - воскликнул старик. - Прошу меня простить, хире Патс… В самом деле, теперь я припоминаю… я видел вас мельком, потому прошу простить… Но кто это с вами?
– Сейчас ты это увидишь, раздуватель мехов, не то, боюсь, ненароком проткнешь меня своим кривым вертелом, - прошамкал ехидный голос, и второй из прибывших, доселе скрывавший лицо под капюшоном чересчур теплого для нынешней погоды плаща, явил его собравшимся.
Вид его был мерзок и никак не сочетался ни с благообразным Кнерцем, ни с достойным молодым человеком. Грязные космы, омерзительный беззубый рот, источавший слюну, стекавшую по сальной бороде, гноящиеся глазки… к тому же веяло от старого страхолюда козлиным духом, словно он спал в стойле на скотном дворе.
Но Кнерц узнал и его.
– Бальдунг, - пробормотал он, убирая трость за спину. - Не чаял увидеть тебя здесь.
– Кто эти люди, хире Кнерц? - спросила растерянная хозяйка у единственного из присутствовавших, кто внушал ей доверие хотя бы тем, что желал спасти от страшного мертвеца.
– Друзья хире Бофранка. И я полагаю, лучше будет впустить их.
В коридоре Рос Патс наткнулся на тело покойного слуги Бофранка и спросил, морщась:
– Что это?
– Незваный гость, - сказал Кнерц. - Ходячий покойник, поджидавший нас в комнате хире Бофранка. А если учесть, что я, покуда добрался, видел на улице еще четверых, все ведет к одному: пророчество исполняется. Сам же хире Бофранк отсутствует. Как сказала милая хириэль, рано утром он ушел куда-то с друзьями. Знать бы, куда и с кем…
– Проходите уж в комнату хире Бофранка, коли так, - вздохнув, сказала хозяйка. - Ежели что, я буду на кухне…
– Принесите немного вина и что-нибудь из еды, хириэль, - попросил Патс. - Я вам заплачу.
На столе в комнате Бофранка появились вино, сыр, ветчина и соленые овощи, после чего хозяйка удалилась, а Рос Патс спросил:
– Насколько я понимаю, вы знаете друг друга?
– Некоторым образом, - буркнул Кнерц. - Но когда ваша супруга, хире Патс, просила меня приехать сюда, она не упоминала о возможности лицезреть хире Бальдунга. Только некоторые обязательства, кои имею я перед дражайшим отцом хириэль Гаусберты, толкнули меня на это опаснейшее и, не сомневаюсь, бессмысленное путешествие из Гвальве.
– Вот ведь! - каркнул нюклиет, размазывая прямо пальцами мягкий сыр по куску хлеба. - Давненько никто не называл меня «хире», и от кого я слышу это? От дряхлого раздувателя мехов, который всю жизнь тщится превратить камни и песок в рубины и злато.
– Вы алхимик? - удивленно спросил Патс. - Я полагал, вы ученый…
– И вы туда же! - обиделся старичок. - Алхимик, таким образом, нисколько не ученый? Извольте, а кто же тогда этот вонючий окорок, что сидит рядом с вами, набивая пасть едою? Или его бессмысленные причитания, рассчитанные на наивных глупцов, кажутся вам наукою? У алхимика же, коли вам неведомо, есть свой кодекс, каковой мы исправно соблюдаем.
– Алхимик должен быть молчалив и осторожен? - хихикнув, спросил Бальдунг.
– Именно так, мой дурнопахнущий друг! Он не должен никому открывать результатов своих операций. Ему следует жить в уединении, вдали от людей. Пусть в его доме будут две или три комнаты, предназначенные только для работы. Ему следует выбирать правильный час для своих операций. Он должен быть терпелив и настойчив. Пусть он действует в согласии с правилами: тритурация - растирание в порошок, сублимация - возгонка, фиксация - закрепление, кальцинация - прокаливание, дистилляция - перегонка и коагуляция - сгущение. Пусть использует он только стеклянные сосуды или глазурованную глиняную посуду. Он должен быть достаточно богат, чтобы покрывать расходы на такую работу. И, наконец, да избегает он всяких сношений с князьями и правителями.
Произнося это, старичок даже привстал с кресла; закончив речь, он гордо осмотрелся по сторонам и не без важности сел, негодующе пыхтя и отдуваясь.
– Слова, слова… - сказал нюклиет, громко чавкая. - Коагуляция и тритурация… «Алхимик не должен никому открывать результатов» - что еще тут сказать? Вы вот покажите мне результаты, ежели вам есть что показать, - вот как скажу я и тебе, Кнерц, и Шлику, и коротышке Палдрусу, коего вы так почитаете невесть за что… Где золото ваше? Где эфирное летание? Где хоть одно достижение, что можно подержать в руках? Ничего нет, кроме ваших безумных трактатов?
– Истинные алхимики не гонятся за мирскими богатствами и почестями. Их настоящая цель - привести человека к совершенству или, по меньшей мере, облагородить его, - с гордостию сказал Кнерц.
– Оставим спор, а то ты зачитаешь нам еще один кодекс или катехизис. Скажи лучше, кого ты видел, когда шел сюда?
– Четверых покойников, кои отнюдь не лежали в своих гробах, как то велено природою и господом, а шастали по темным переулкам, - с неохотою отвечал алхимик. - Здесь я обнаружил еще одного; не удивлюсь, если на улицах их уже десятки и сотни, ибо солнце так и не взошло, а им, как известно, только этого и надо.
– Когда мы ехали сюда, то видели, как горят дома в предместьях, - сказал Патс. - Бог весть, что там происходит. Я страшусь даже подумать об этом: женщины, дети… А ведь это только начало! Странно, что я не вижу армии, гардов…
– Я подозреваю, что этот ваш Бофранк что-то предпринимает, - добавил нюклиет. - И если, как я и думаю, он раздобыл Деревянный Колокол, еще не известно, чем все это кончится. Хотя и мертвецы, и другие напасти назад не завернешь ни при каком исходе…
– Разве, уничтожив Клааке или Фруде, они не остановят проклятия? - ужаснулся Патс.
– Нет - и я надеялся, что ваша благоразумная супруга разъяснила вам это, - сварливо сказал Бальдунг. - Но нам нужно думать о другом… Жаль, что мы опоздали. Застань мы их всех здесь, было бы куда проще.
– Может быть, они еще вернутся? - предположил Патс.
– Постойте! - сказал Кнерц. - Милая хириэль хозяйка сказала, что хире Бофранк навещал своего друга… как бишь его? Жеаль? Не навестить ли и нам его?
– Дайте только мне доесть, ибо никогда не ведаешь, когда еще придется сесть за стол, - буркнул нюклиет, зачавкал пуще прежнего и налил себе вина.
Верно, именно его описал в свое время поэт:
Портрет его есть истина, не ложь.
Таким его содеяла природа.
А кушанья ему не напасешь.
Кто видывал подобного урода?
По крайней мере, именно эти строки повторял про себя принципиал-ритор в отставке Базилиус Кнерц, созерцая гадкого старца.
