Стапчук. В бочку, гражданин следователь. Положил его туда, цементом присыпал и водой залил, а когда цемент схватило, бочку в реку скатил.
Следователь. Место показать сможете?
Стапчук. Еще как смогу! Это недалеко, возле моста, там еще ива над омутом свисает… В этот омуток я и скатил его. Так что место найду хоть днем, хоть ночью, смотря какое будет на то ваше указание.
Следователь. Значит, вы его убили сразу же, как он только вошел?
Стапчук. Так точно.
Следователь. И даже водки вместе с ним не выпили?
Стапчук. Чтоб я стал с этой нечистью пить? Нет, гражданин следователь, видно, вы не знаете Стапчука…
Следователь. На бутылках отпечатки его пальцев.
Стапчук. Правильно. Он принес, его пальцы и остались. Видно, думал меня за водку купить, катюга! Только я…
Следователь. Но бутылки пустые. Он что, после смерти их выпил?
Стапчук. Зачем так? Я и выпил. Не пропадать же добру!
Следователь. Почему же ваших следов на стекле не осталось?
Стапчук. Так я, гражданин следователь, те бутылки полотенцем брал, рушничком, чтоб руки не испачкать после него. Брезговал притронуться даже, раз его руки касались.
Следователь. А пить не брезговали?
Стапчук. Так ведь внутрь он не лазил! Водка-то, она чистая…
Следователь. Понятно, Сидор Федорович, теперь все понятно… Но объясните мне тогда, почему и на квартире престарелой гражданки Чарской вы проявили ту же щепетильность? Я допускаю, что вы брезговали браться за бутылку, но почему отпечатки ваших пальцев не остались, например на рюмке, из которой вы пили? Как это понять? Или рюмку вы тоже брали полотенцем?
Стапчук. Зачем полотенцем? Я медицинские перчатки надел, такие резиновые…
Следователь. С какой целью, интересно?
Стапчук. А все для того, чтоб бутылки этой поганой не касаться. Вам странно, я понимаю. Но это уж мания у меня такая. У нас в роду все брезгливые: и отец и дедушка… Но в гостях-то не будешь полотенцем орудовать, вот я и надумал перчатки в аптеке купить, чтоб старуха не заметила чего. А то ведь пойдут расспросы: отчего да почему?
Следователь. Ну, теперь все совершенно ясно, Сидор Федорович. Вы действительно проделали большую и тонкую работу, чтобы не осквернить себя прикосновением к этим нечистым бутылкам. Индийским брахманам ваш опыт был бы чрезвычайно полезен.
Стапчук. Кому-кому?
Следователь. Брахманам, Сидор Федорович, брахманам. Это, знаете ли, высшая каста жрецов, но разговор, конечно, не о них. Расскажите мне лучше, в чем смысл всей этой комедии с питоном и старым сундуком? В чем тут дело?
Стапчук. Какая ж тут комедия? Никакой комедии нет. Вера Фабиановна – человек верующий, и я тоже, должен сказать вам, не отрицаю существование высших потусторонних сил. На этой почве мы с ней и сошлись, подружились.
Следователь. При чем же здесь питон?
Стапчук. Просто захотелось развлечь старушку. Много ли у нее в жизни радостей? Вот и показал ей живого питона… А старушка-то, гражданин следователь, жива?
Следователь. А вы как думаете, Сидор Федорович? Разве вы не оставили ее в состоянии глубокого шока, вызванного испугом?
Стапчук. Ах так?.. Ну, царство ей небесное…
Следователь. Радуетесь, что одним свидетелем меньше? Не спешите радоваться: Вера Фабиановна дала показания. И, между прочим, опознала вас по фотографии.
Стапчук. А я и не отрицаю! Был у нее и фокус с питоном показывал. Но пужать ее не хотел, просто развлечь немного, думал удивить.
Следователь. И сундук заодно похитить.
Стапчук. Сундук? На кой мне эта рухлядь? Она сама его отдала.
Следователь. Зачем?
Стапчук. Как – зачем? Питона возить. В мешке-то, чай, тяжело. Он пудов шесть тянет…
Следователь. Ах вот как! А питон – раз уж разговор опять о нем зашел – как к вам попал?
Стапчук. Обыкновенно попал – приполз, и все.
Следователь. Откуда? Из леса?
Стапчук. Чего не знаю, того не знаю. Приполз, и все.
Следователь. Видите ли, Сидор Федорович, факты свидетельствуют о том, что вы украли питона после представления, которое артисты цирка дали в доме отдыха. Подпоив здешнего культурника, вы взяли у него ключ от зала, а клетку и ящик раскрыли с помощью подручных средств. Ломик, кстати, найден в той самой комнате в доме номер семь во Втором Зачатьевском переулке, в которой вы скрывались последнее время. Все говорит, таким образом, что питон попал к вам совсем не случайно. Вы хотели с помощью этого питона выманить у гражданки Чарской ее сундук, что, собственно, и сделали. Она это подтверждает.
Стапчук. Оговор! Оговор, гражданин следователь, оговор! Теперь все будут валить на Стапчука. Но пусть говорят что хотят – я остаюсь при своем. Ломик тут ни при чем. Это не мой. Стапчук в жизни еще ничего не украл. Спросите по месту работы. Вам там скажут, что честнее Стапчука человека нет. Вы же были у меня в хате. Видели. Жизнь-то прожил, а гроша ломаного не нажил. Могу только сожалеть, что моя глупая шутка с питоном привела к таким последствиям. Я вижу, что на меня брошена тень, но я невиновен.
Следователь. Зачем вы покрасили питона светящимся составом?
Стапчук. Для большего эффекта…
Следователь. Где взяли краску?
Стапчук. Купил случайно у одного маляра.
Следователь. Фамилия этого маляра?
Стапчук. Не знаю. Он у нас прошлое лето в кооперативе подрабатывал. С тех пор я его не видел.
Следователь. Зачем ужей окрасили?
Стапчук. Для опыта. Вроде научного эксперимента. Хотел посмотреть, что из этого получится.
Следователь. Откуда у вас эта синяя фаянсовая фигура, изображающая древнеегипетского бога?
Стапчук. Эта?
Следователь. Да, да.
Стапчук. Ах, эта! Ее, понимаете ли, тот гад, ну, тот самый эсэсовец, которого я порешил, выронил. Я ее потом на полу нашел.
Следователь. Выходит, что их было две? Одна лежала в гостинице, в которой ваш, так сказать, старый недруг остановился, а другую он носил с собой?
Стапчук. Может, и так. Я лично ничего об этом не знаю. Просто увидел красивую штучку и подобрал, а что она собой представляет, понятия не имею.
Следователь. Вера Фабиановна Чарская утверждает, что вы предъявили ей фигурку в качестве своего рода пароля?
Стапчук. Пароля? Ничего не знаю. Может, старушка на этого гада работала? Вы бы выяснили, гражданин следователь. Я-то ведь просто так ей штучку-то эту показал. Вижу: у нее все вещи старинные, ну и решил похвастаться – показал. Случайно совершенно…
Следователь. Случайно? Понимаю.
Стапчук. Ну вот, вы опять мне не верите! Я же все по доброй воле рассказываю. Разве не я вам про шпиона этого чистосердечное признание сделал? Что было, то было, а чего не было, того, уж извините, на себя взять не могу. Ничего я про старуху не знаю. Могу только сказать, что это очень подозрительная особа… Позвольте рассказать лучше, как дальше было дело.
Следователь. Что значит «дальше»?
Стапчук. Ну, после того, как я, поддавшись справедливому гневу, покарал гестаповского агента.
Следователь. Слушаю вас, Сидор Федорович.
Стапчук. Одним словом, схоронил я его и стал ждать…
Следователь. Чего?
Стапчук. Второго визита. Я-то их методу знаю, изучил, слава Богу. Они если возьмут на прицел человека, то уж не отцепятся. Вот и стал я поджидать нового гостя. Для этого – откроюсь вам, что уж теперь скрывать! – и отлил я пулю. Думаю, порешу и второго на месте, ежели он ко мне, конечно, пожалует. И стал я с тех пор дежурить с заряженным ружьем, ожидать, значит. Вот тут-то со мной эта беда и приключилась. Не за того я следователя вашего принял, не за того! Сердце-вещун обмануло. Гляжу это я однажды – как раз в тот день кирпич привезли, – бродит один, на участок глазом косит. Я подождал, подождал, а он не уходит. Даже с другого бока зашел. «Так и есть, думаю, второй пожаловал». Ну, я и вжарил ему жаканом… Эх, да разве мог я думать, что это наш, советский человек! Вот какая беда со мной, гражданин следователь, приключилась. Обманулся я, жестоко обманулся…
Следователь. И решили скрыться?
Стапчук. Конечно. Убийство есть убийство. Найдут тело, пойдут клубок разматывать, до прошлого моего проклятого обязательно докопаются. Ну, теперь, слава Богу, я чист перед вами. Все как есть выложил, и даже легче на душе стало. Теперь за мной ничего нет. Вот он я – весь перед вами, судите меня по всей строгости наших законов.
