Поток оказался быстрым и холодным. Вода доходила до колен. Когда я достиг другого берега, ступни мои совсем онемели от холода, но скоро я об этом забыл — мы быстро вскарабкались по склону и подошли ко входу в шахту.
А что, если там ее нет? Сердце мое билось слишком быстро, и я не мог придумать, что же нам следует делать дальше. А что, если она там? Она, конечно, должна выдержать одну ночь, повторял я себе. Там не дует ветер, а без еды день потерпеть можно. Но в каком состоянии они ее оставили, и вдруг она боится темноты? Вдруг она отправилась погулять и упала в бездну? С каждым шагом мне становилось все тревожней, и вскоре я не мог сказать, что доставляло мне большие мучения — физическая усталость или тревога. Я упал на колени и хотел, чтобы убежавший вперед Метон нашел ее, а я просто подождал бы, но пересилил себя и встал. Я ковылял вперед, ругая Катилину, ненавидя богов и моля Фортуну.
Наконец-то показался вход. Метона не было видно. Он уже перелез через стену, которую построили, чтобы помешать козам и через которую маленькой девочке не перебраться. Я побежал, хотя и чувствовал, что грудь моя вот-вот разорвется. «Ты старик и дурак, — повторял я себе. — Ты повернулся спиной к миру, и вот мир напомнил о себе, отплатил за твое презрение к нему! Ты отбросил свой разум, как гладиатор отбрасывает меч; но у гладиатора нет выбора — сражаться или умереть. Так и у тебя только один выбор — либо прокладывать свою дорогу сквозь путаницу событий, либо умереть. Как глупо покидать Рим, когда тебе самой судьбой предназначено находиться там. Диана!»
Подойдя к стене, я хотел позвать Метона и ее, но боялся ответа. Я кое-как вскарабкался на стену и упал по другую сторону. Неподалеку оказался Метон, в руках он что-то нес. Он обернулся, и я увидал слезы в его глазах.
— Ох, нет, Метон! — простонал я.
— Папа, папа, ты пришел! Я так и знала!
Диана спрыгнула с рук Метона и подбежала ко мне. Я прислонился к стене, обнимая ее.
— Я всем им говорила, что ты придешь! — кричала она.
Я отстранил ее и осмотрел. Одежда ее порвалась, лицо запачкано грязью, но ничего страшного не заметно. Я снова прижал ее и закрыл глаза от нахлынувших слез.
— Я говорила им, говорила им, — повторяла она, пока я не спросил, про кого она говорит.
— Про тех, остальных!
— Каких остальных?
— Других мальчиков и девочек.
В полумраке шахты она указала на линию черепов, выстроенных вдоль одной из стен — останки рабов.
— Не помню, чтобы они там были в прошлый раз, не правда ли, Метон? — сказал я озадаченно.
— Нет, — прошептал он.
— Это я сделала, — сказала Диана. — Это я их собрала вместе.
— Но зачем?
— Потому что они были одни, сами по себе, и я была одна, мне было очень холодно этой ночью, папа, а представь, как им холодно без кожи.
Я заботливо посмотрел на нее.
— И как ты думаешь, кто они, Диана?
— Другие мальчики и девочки, конечно. Те, кого привел сюда злой царь, чтобы их съел Минотавр. Посмотри, он всех съел, только кости остались! Бедняжки! Когда рабы Клавдии меня привели сюда, я сразу догадалась, что это Лабиринт. Они опустили меня по эту сторону стены и не подымали обратно, хотя я кричала и говорила, что они еще пожалеют. Как ты думаешь, они надеялись, что Минотавр съест меня?
— Ох, Диана, — сказал я, обнимая ее, — ты, должно быть, так напугалась!
— Не так уж и напугалась.
— Нет?
— Нет. Вот Метон бы испугался, потому что он боится Минотавра, но я не боюсь.
— Почему?
— Потому что Минотавр давно погиб.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что ты сам мне рассказывал, папа. Разве не помнишь?
— Да. Помню. — Я вспомнил тот летний день, когда она прибежала сказать мне, что в доме ожидает гость из Рима, и заодно спросила про Минотавра, потому что им ее напугал Метон. — Да, я сказал тебе, что герой по имени Тезей его убил.
— Вот-вот. Потому я и не испугалась, только немного замерзла, и не с кем было поговорить, ведь они не могут разговаривать. И проголодалась. Папа, я так проголодалась! Нельзя ли чего-нибудь поесть? Но только пусть готовит не Конгрион — он хочет отравить нас…
Метон предложил порезать Конгриона на кусочки и поджарить их. Я сказал, что еда будет слишком жирной, а кроме того, он мог бы и сам проглотить яд и, следовательно, отравить нас. Вифания предложила бросить его в колодец и смотреть, как он медленно умирает с голода. Но зачем снова загрязнять колодец? Практичный Экон сказал, что можно продать его нашим недругам, зная, что он в любой момент может их отравить или предать. Разумное предложение, подумал я, только кого же мы так не любим?
Для Клавдии же никакое наказание не казалось слишком суровым. Все наши фантазии начинались ее похищением среди ночи и заканчивались такими ужасными сценами, которые далеко превосходили зверства времен Суллы. Особенно старалась Вифания, к моему удивлению, ведь, согласно распространенному мнению, египтяне более покладистые и цивилизованные люди, чем римляне. Теперь она стала настоящей римской матроной, готовившей козни против другой матроны, как и Метон доказал на поле боя, что он настоящий римский солдат. Все мы теперь римляне, подумал я, а если так, то почему бы не обратиться к римским законам.
Это предложение не вызвало решительно никакого энтузиазма. Мы уже однажды победили Клавдиев в суде, признал Экон, но только благодаря помощи Цицерона. Следующая наша победа не так уж несомненна, стоит только посмотреть, с какой медлительностью решается спор по поводу реки. Суды превратились в орудия для вытягивания взяток и потворствования более сильным и знатным, а вовсе не в учреждение для поиска истины. Как и до Республики, людям теперь нужно решать споры своими силами, так что и нам следует по-своему поступить с Клавдией.
Я напомнил, что нас окружают и другие Клавдии, словно мы находимся в стане врага. И если мы чем-нибудь обидим представительницу их рода, то возмездие с их стороны не замедлит прийти. Они и так нас ненавидят, а что будет, когда прольется их кровь? Мы тогда многие годы будем охотиться друг за другом, и что ж это будет за жизнь?
Вдоволь накричавшись, помахав руками и посоперничав друг с другом в жестокости, мы решили немного отдохнуть. Хорошо, что мы устали, а то после того, как Диана нашлась, все хотели немедленных действий. Я предложил подождать эту ночь и следующие сутки, прежде чем на что-то решиться. Мы успокоились и могли отдохнуть с ясными головами, а Клавдия пусть не спит и решает, что мы задумали.
На второе утро я как отец семейства заявил, что беру все дело на себя и пусть мне никто не мешает. Мое решение будет окончательным и бесспорным. Потом я удалился в библиотеку, написал записку, запечатал и приказал рабу отнести ее Клавдии, подняв руки при подходе к ее дому и крича, что при нем только письмо:
«Клавдии.
Есть кое-какие вопросы, которые нам следует обсудить с глазу на глаз и на нейтральной территории. Давай встретимся в полдень на обычном месте, на вершине холма. Я приду один и без оружия и, клянусь памятью моего отца, я не причиню тебе никакого вреда. Твое присутствие будет означать, что ты взяла на себя те же обязательства. Взаимной злобой ничего не добьешься, я верю, что мы достигнем взаимопонимания. Надеюсь на успешное разрешение наших разногласий.
Твой сосед Гордиан».
День выдался безоблачным, на вершине не было ни малейшего ветерка. Хороший день, особенно для конца января, месяца, который принес достаточно неприятностей, чтобы их хватило на целый год.
Я сел на пенек и посмотрел на поместье, такое спокойное и мирное, что невозможно было поверить, что посреди этой идиллии могут происходить такие чудовищные события. Солнце стояло в зените и висело так низко, что напоминало лампу. Я долго ждал и подумал было, что мое предложение отклонено. Но вот неподалеку зашелестели ветки, и из кустов вышла Клавдия.
Она выглядела как обычно: толстые пальцы, пухлые щеки, приплюснутый нос, беспорядочно растрепанные волосы, собранные в узел на макушке. На ней была толстая шерстяная туника с плащом. Не сказав ни слова, она подошла ко мне, села рядом и тоже принялась изучать пейзаж. На ее горле я заметил несколько горизонтальных полос — следы моего кинжала. Время от времени она невольно дотрагивалась до них.
После непродолжительного молчания она сказала:
— С чего начнем?
— С самого начала. Перед тем, как что-то обсуждать, скажи честно: ты совсем не причастна к смерти своего кузена Луция?
Она посмотрела мне в глаза, но тут же отвернулась.
— Как ты мог подумать…
Я поднял руку.
— Никаких протестов, Клавдия. Только «да» или «нет».
— Я — убила Луция? Что за вопрос! Нет, конечно, нет! Он умер на Форуме, среди множества людей, схватившись за грудь. Люди каждый день умирают, это так естественно…
