— Айзек, привет, это Энди. Уже смотрел утренний выпуск?
— Только что. Не лучший из твоих ходов, Энди.
— Айзек, клянусь тебе. Не знаю, как это попало в газету. Всю ерунду насчет пар я придумала только вчера вечером. И не говорила никому, кроме Кесслера. Я бы никогда не проболталась без предварительного одобрения начальника.
— Верю. Проблема в том, что выглядит это так, будто ты хочешь обставить криминального психолога ОПР. Виктория Сантос будет не в восторге. Вчера перед ней находилась чистая доска. Теперь ты ограничила ее теорией, которую она может счесть глупой.
— Что мне делать?
— Во-первых, не дрейфь. Во-вторых, немедленно посмотрись в зеркало. Если обнаружишь, что лицо посинело, напомни себе, как надо дышать.
— Я серьезно. У меня меньше часа до встречи.
— Хочешь, чтобы я поговорил с ней?
— Нет. Это мой прокол. Я все улажу.
— Другого ответа я и не ждал. И вот что. Я знаю, что у тебя мало времени, но было бы неплохо понять, как это просочилось.
— Я позвоню Кесслеру.
— Хорошо. Будь осторожна.
— Что ты имеешь в виду?
— Я с ним хорошо лажу, однако это не всем удается. Когда я работал в управлении, люди говорили, что он всегда в боевой готовности. Кидается в драку по поводу и без.
— Я уже в курсе.
— Знаешь, если кто-то может сбить с него спесь, так это ты.
— Спасибо, босс.
Энди дала отбой. Утреннее движение с каждой минутой становилось все напряженнее. Поглядывая одним глазом на дорогу, она вытащила из сумочки визитку Кесслера и позвонила по домашнему телефону. Ответила жена и сказала, что супруг в душе.
— Пожалуйста, позовите его. Это чрезвычайно важно. Сворачивая к аэропорту, Энди подрезала фургон. Наконец Кесслер подошел к телефону.
— Привет, — сказал он. Как-то хамовато.
— Дик, не хочу никого обвинять, но как содержание и итог нашего вчерашнего разговора в кабинете для вскрытия попали в утреннюю газету?
— Я им позвонил.
— Не сказав мне?
— Я убежденный сторонник сотрудничества с прессой в ходе расследования преступлений. Виктория Сантос тоже. Я слушал ее лекции.
— Я не спорю с концепцией, — сказала Энди. — Но тиражирование непроверенной теории может подсказать какому-нибудь психу идею претворить ее в реальность. Черт, вы даже не приняли эту теорию, когда я ее впервые высказала.
— Чем больше я думал, тем больше видел в ней смысла.
— Нам следовало бы по крайней мере подождать агента Сантос.
— Теперь уже поздно. Внутренние отношения в ФБР — ваша проблема, а не моя.
— Верно, — сказала Энди. — Я просто надеялась, что мы могли бы начать получше.
— Об этом надо было думать раньше — прежде, чем вы начали отпускать нахальные замечания по поводу того, кто в моей семье покупает бакалею.
— Да ладно, Дик. Давайте не мелочиться.
— Я не мелочусь. На самом деле я оказываю вам услугу. Эта утечка информации предоставляет прекрасную возможность узнать с самого начала, верны ли слухи.
— Какие слухи?
— Как я слышал, у Сантос есть черта, которая омрачает ее блеск.
— Настойчивость? — спросила Энди с надеждой.
— Самомнение. В добрый час, детка. Позвони мне, когда ее королевское величество будет готово к встрече.
Энди швырнула телефон на пассажирское сиденье и посмотрела в зеркало заднего обзора.
— Дыши, — напомнила она себе, подъезжая к аэропорту.
Морган, одетая для школы в клетчатый джемпер и наколенники, спала на кушетке в кабинете Гаса. Отец разбудил ее раньше обычного, одел в школьную форму и взял с собой на работу. Девочка уснула, как только они приехали в деловой район — это было уже больше двух часов назад, еще до рассвета. Гас ухитрился, не разбудив дочь, подняться на лифте и уложить ее на кушетку. Занятия в школе начинались в девять, но ему надо было находиться в конторе до семи. Он приехал вовремя, притащив с собой сонного ребенка.
В восемь пятнадцать глаза девочки моргнули, она зашевелилась. Гас поднял взгляд от заваленного бумагами стола. Он никогда раньше не видел, как Морган просыпается, — по крайней мере не весь очаровательный процесс. Какой контраст со взрослым вскакиванием по будильнику. Это напоминало замедленную съемку распускающихся цветов. Девочка зевнула, как медвежонок, стряхивающий зимнюю спячку, отмахиваясь от солнечных лучей, льющихся через восточное окно большого углового кабинета.
Морган соскользнула с кушетки и пошла прямо к окну, притянутая видом с сорок девятого этажа.
— Ух ты! Как с телебашни «Космическая игла».
Она прижалась носом к стеклу, уставившись на заснеженную гору Рейнир. Гас грустно улыбнулся и внутренне поежился. За шесть лет Морган ни разу не была в кабинете отца.
— Неудивительно, что ты живешь здесь. — Окно затуманилось от дыхания девочки.
— Это просто кабинет, родная. Папа не живет здесь.
— Мама говорит, что живешь.
Эти слова резанули Гаса. Нет смысла спорить.
Морган отошла от окна. Ее внимание привлекла разноцветная коллекция резных деревянных лошадок на столе. Она взяла одну. Гас вскочил раньше, чем дочь успела схватить остальных.
— Это не игрушки, голубушка.
— А похожи на игрушки.
— Потому что когда-то они были игрушками. Теперь это антиквариат. Очень дорогие вещи. — Гас взял резного чистокровку и поставил обратно на стол.
— Ты сегодня отвезешь меня в школу?
— Вроде того.
В дверях появился молодой человек:
— Готовы, мистер Уитли?
Морган подняла голову, словно спрашивая: «Кто это?» Гас опустился на одно колено, чтобы посмотреть дочери в глаза.
— Морган, это Джереми. Он очень хороший. Работает с почтой. Он возьмет папину машину и отвезет тебя в школу.
— А почему не ты сам?
— Не могу. Не сегодня.
— А почему мама не может?
— Я уже говорил вчера вечером. Мама на время уехала. Морган нахмурилась.
— Она заберет меня?
— Не знаю. Увидим.
Морган молча опустила голову. Гас не знал, надо ли что-то говорить еще или, может быть, просто обнять ее. Он встал и подал Джереми ключи от машины.
— Ей надо в «Бертши».
— Куда?
Джереми был не из тех, кто знал дорогу в начальную школу, где плата за обучение обозначается пятизначной цифрой. Гас быстро развернул на столе карту.
— Это на Десятой авеню. Легко найти. Веди осторожно. И она должна ехать на заднем сиденье.
— Нет проблем.
Морган по-прежнему была заметно расстроена. Гас одним пальцем поднял ее подбородок.
— Ну, не надо кукситься, ладно? Обещаю: если мама не заберет тебя сегодня днем, я заберу сам. Договорились?
Девочка стиснула нейлоновый ранец, ничего не говоря. Гас поцеловал ее в щеку.
— Можешь обнять папу?
Ее руки не двинулись. Гас все-таки обнял дочь, но она не шевельнулась в ответ. Уитли встал, ему было неудобно перед Джереми.
— Вам лучше двигаться. Ей надо к девяти часам. Джереми повел Морган к двери. Гас смотрел, как они прошли мимо стола секретарши перед кабинетом и вышли в коридор. Инстинкт подсказывал ему вести себя с Морган нормально, пока полиция не сообщит что-то новое, не говорить ничего, что могло бы напугать дочь. Проблема заключалась в том, что Гас плохо представлял, что такое «нормально» в отношениях между ним и Морган.
Уитли закрыл дверь и пошел обратно к столу. И замер на полушаге. Его внимание привлекла коллекция лошадок. Одной не хватало. Той, с которой играла Морган.
Сначала он заглянул под стол. Ничего. Проверил кушетку, где дочь сидела, проведя рукой между подушками. Нашлась пара ручек, потерянная монетка. Но никаких резных лошадок.
Он посмотрел в окно, сосредоточившись на оставшихся на стекле отпечатках ладошек Морган. Его медленно охватывала тревога, однако заключение было неизбежным.
Родная дочь только что обокрала его.
Энди вошла в главный терминал через вход «Америкен эйрлайнс». Солнце еще не взошло, но в аэропорту жизнь била ключом. В предрассветный час аэропорт походил на инь и ян. Половина людей торопилась на рейсы, означавшие для них начало дня, и была полна энергии. Другая половина прибывала откуда-то издалека после долгого ночного путешествия и напоминала зомби. Энди оказалась где-то посередине противоположностей: вся в возбуждении из-за нового задания, однако раздосадованная из-за сомнительного начала. Она еще не решила, что сказать Виктории Сантос об утечке информации в прессу, но придумать что-то надо было быстро. По всему терминалу, чуть ли не через каждые пятьдесят футов, стояли газетные киоски с заголовками, кричавшими о серийном убийце. Энди сунула экземпляр «Сиэтл пост ин-теллидженсер» под мышку, вместе с толпой двинувшись к выдаче багажа.
И замерла у турникета. Перед ней стояла Виктория Сантос.
Знаменитость была одета в удобные для долгого полета слаксы и свитер, и все-таки Энди сразу же узнала ее. Сантос была в некотором роде легендой ФБР, особенно среди женщин-агентов. Много лет назад она сделала себе имя в отделе по розыску педофилов и серийных убийц. Благодаря составленным ею портретам — и тяжелому труду — было раскрыто знаменитое дело «собирателя языков» — череда жутких убийств по всей стране, связанных между собой чудовищным пристрастием убийцы: он вырезал языки жертв. Это был первый из многих успехов. К тому времени как Энди встретила ее в первый и единственный раз — на спецкурсе, который Сантос вела в академии, та считалась одним из самых известных контролирующих специальных агентов.
